Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Я видел ее, но это был не образ моей Шарлотты, моей подруги, с которой я провел тридцать лет. По-видимому, те же формы, но в них нет уже прежней гибкости и прелести, передо мною желтая, безжизненная маска, которая скорее смеется над жизнью, чем напоминает ее. И неужели это то самое лицо, которое некогда было так выразительно, так оживленно?

Нет, я не стану более смотреть на нее. Анна говорит, что она мало переменилась, но это происходит оттого, что она видела свою мать во время страданий, я же припоминаю ее в более счастливый период ее жизни. Я думал, что, записывая все это, я наберусь мужества и силы, – но мои заметки, по-видимому, приобретают еще более грустный характер.

18

мая. Покров из свинца и дерева уже лежит на ней, и скоро предадут ее холодной земле. Нет, не моя Шарлотта, не моя некогда юная невеста, не мать моих детей ляжет в дрейбургских развалинах, которые мы так часто посещали, веселые и беззаботные.

22 мая. Я исполню свой долг, не откажусь от него, как он ни мучителен, но желал бы, чтоб эти похороны миновали скорее. Я как будто отупел; все, что говорится и делается вокруг меня, кажется мне каким-то сном.

26 мая. Если б враг ворвался в мой дом, разве не стал бы я драться с ним, когда бы даже был убит горем? Да разве подобное горе лишит меня духовных сил? Нет, клянусь небом, нет!

Эдинбург. 30 мая. Вчера вечером я приехал сюда с Чарльзом. Сегодня снова примусь за обычные занятия, буду рано вставать, утром работать… Сейчас прочел последнюю корректуру для «Quarterly», статья вышла слабая, но и обстоятельства были неблагоприятны. Сегодня мне грустно, тяжело, – боюсь, что бедный Чарльз заметит мои слезы. Не знаю, что чувствуют другие люди, но когда мне случается плакать, то слезы меня душат, одуряют, и во время этого припадка я спрашиваю: неужели моя бедная Шарлотта действительно умерла».

Картина трагическая, но вместе с тем и прекрасная. Так как в седьмой том, по всему вероятию, войдут одни трагические сцены, то лучше окончить здесь.

Таким образом, занавес падает, и Вальтера Скотта нет более с нами. Но после него осталось наследство, хотя широко разбросанное, но доступное нам и довольно значительное. О нем можно сказать, что, умирая, он унес с собою мужество и здоровье, потому что XVIII столетие не произвело ни одного человека здоровее его. На его шотландском прекрасном лице, выражавшем суровую честность, ум и доброту, были заметны явные следы горя и забот; радость уже покинула его, когда мы в последний раз встретились с ним на эдинбургских улицах. Мы никогда не забудем и никогда не увидим его! Прощай, сэр Вальтер, гордость шотландцев, – прими наше горестное «прости».

Примечания

¹ Так назывались в Испании знатные ленники или бароны, имевшие право говорить с королем не снимая шляпы. – Примеч. пер.

² Это последнее имя не вымышлено. Дед Беппо – литейщик в Мессине – действительно назывался Джузеппе Калиостро.

³ И. В. Гете. Итальянские путешествия.

⁴ И. В. Гете. Итальянские путешествия.

⁵ См. «Робинзон Крузо».

⁶Джигмен (Gigman) – владелец кабриолета, респектабельный человек.

⁷ Несмотря на то что г-жа Кампан во 2-м томе своих «Записок» говорит, что «ожерелье было назначено для Дюбарри», время изготовления его трудно определить. Дюбарри уже 10 мая 1744 года, в день смерти ее короля, было назначено половинное содержание.

⁸ Фронтиспис к «Affaire de Collier», Paris, 1785, с которого издатель «Записок» Жоржеля снял копию. «Affaire de Collier» собственно не книга, а собрание судебных документов («Memoires pour etc.»), напечатанных и изданных противными сторонами знаменитого процесса об ожерелье. Эти документы, переплетенные в два тома in quarto, содержащие в себе всевозможные заметки, пасквили и т. п., составляют «Affaire de Collier»,

издание, которое и теперь еще можно достать у парижских антикварных книгопродавцев. Это величайшее собрание лжи, существующее в печати, составленное из всевозможных рассказов, к несчастью, служит единственным руководством, с помощью которого можно добиться истины. В первом томе содержатся «Memoires pour» (числом 21), чуждые всякой исторической правды, наполненные показаниями подсудимых и адвокатов, желавших, чтоб свет во что бы то ни стало поверил этим показаниям, вследствие чего каждая сторона лгала настолько, насколько хватало сил. Чтоб доискаться истины или даже малейшей тени истины, необходимо всю эту громадную массу мусора разобрать и просеять, чтоб удержать хоть какие-нибудь крупицы исторического доказательства. Так как все это происшествие с ожерельем может быть названо «величайшей ложью XVIII века», то оно с намерением представлено нам в неизмеримом хаосе лжи.

Второй том, носящий название «Suite de l’Affaire de Collier», – еще примечательнее. Он касается интриги и процесса некоего Бетта д’Этьенвиля, выдающего себя за бедного юношу, которого похитили и с завязанными глазами привели к прекрасным дамам, поручив ему достать им мужей. Поручение это он постарался исполнить, но затем его одурачили, и он, в свою очередь, одурачил и заморочил других, и все вследствие процесса об ожерелье и шума, произведенного им! Весьма странно! Адвокаты действительно ухватились за Бетта. Тут приложены портреты каких-то чучел, и ни один человек не может сказать, существовали ли когда-нибудь их оригиналы. Все это походит на какой-то сон. Человеческий ум становится в тупик и наконец желает, чтоб подобная бездна лжи закрылась, пока не наступил всеобщий бред и человеческая речь не обратилась в бессмысленную болтовню галок и сорок. Но и у самого Бетта, посредством тщательного просеивания, можно собрать несколько крупинок правды.

⁹ Жан Поль Марат до Великой Французской революции был ветеринаром у графа д’Артуа. – Примеч. пер.

¹⁰ Вот эпиграмма, написанная на него, по случаю росбахской битвы, в стране «деспотизма, умиряемого эпиграммами», как тогда называли Францию:

Soubise dit, la lanterne a la main,

J’ai beau chercher, ou diable est mon armee?

Elle etait la pourtant hier matin:

Me l’a-t-on prise, on l’aurais-je egaree?

Que vois-je, о ciel! que mon ame est ravie!

Prodige heureux! la voila, la voila! —

Ah, ventrebleu! qu’est ce done que cela?

Je me trompais, c’est l’armee ennemie!

Lacretelle.

¹¹ «Vie de Jeanne comtesse de-Lamotte, ecrite par elle meme».

¹² Он был еврейского происхождения, внук знаменитого еврея Бернара, с которым Людовик XV и даже Людовик XVI имели обыкновение гулять в королевском саду, когда им нужно было занять у него денег. См. «Souvenirs du duc de Levis»; «Memoires de Duclos» и др.

¹³ Четыре ее «Memoires pour» в этом «деле ожерелья» походят на «вывороченные языки адвокатов». Затем в 1788 году появился один том «Memoires justificatifs de la comtesse», с приложением так называемых документов. Эта книга была даже переведена на английский язык. Впоследствии изданы были в Лондоне еще два тома, упомянутые выше: «Vie de Jeanne» и пр., с целью, по-видимому, «выжать деньги из Парижа». Эта последняя лживая автобиография Ламотт была скуплена французским правительством и сожжена на севрском фарфоровом заводе 30 мая 1792 года. После 10 августа она была снова напечатана и, за исключением истории ожерелья, не так запутана, как первая.