Герои, почитание героев и героическое в истории

Карлейль Томас

Если уж чего он никоим образом не мог не восстановить, то это – главный Алтарь, на коем, высоко воздвигнутая, помещалась сама Рака. Главный Алтарь, который был поврежден огнем по вине двух беспечных дрянных сонных монахов, беспечно обращавшихся однажды ночью со Свечой, причем Рака уцелела, почти как бы чудом. Аббат Самсон прочитал своим монахам строгое нравоучение: «Одному из нас приснился Сон, что он видит св. Эдмунда нагим и в печальном состоянии. Знаете ли вы объяснение этого Сна? Св. Эдмунд являет себя нагим, потому что вы лишаете нагих Бедняков ваших старых одежд и лишь против воли даете им ту пищу и питье, которые вы обязаны им давать. Сверх того, лень и небрежность Ризничего и помощников слишком очевидны по последнему несчастью с огнем. И конечно, наш святой Мученик мог явиться извергнутым из своей Раки и говорящим со стоном, что он лишен своих одеяний и истомлен голодом и жаждой!»

Таково

объяснение Сна Аббатом Самсоном – диаметрально противоположное данному самими Монахами, которые не стеснялись говорить между собою: «Это мы – нагие и голодные члены Мученика. Мы, которых Аббат лишает всех наших прав, ставя своего собственного служащего, чтобы проверять даже нашего Келаря!» Аббат Самсон прибавляет, что этот суд огнем ниспал на них за их ропот по поводу пищи и питья.

Между тем совершенно ясно, что Алтарь, что бы ни означал и ни предзнаменовал его пожар, должен быть вновь воздвигнут. Аббат Самсон вновь воздвигает его целиком из полированного мрамора; с величайшим искусством и роскошью вновь украшает Раку, для которой он должен служить подножием. И затем, как он всегда о том молил, он имеет радость, он, грешник, узреет само преславное Тело Мученика во время этой работы, – ибо он торжественно открыл с этой целью Loculus, Домовину или Священный Гроб. Это – высочайший момент в жизни Аббата Самсона. Сам Боззи-Джоселин поднимается по этому поводу до торжественности как бы Псалмопевца; самый нерадивый монах плачет горючими слезами, когда поют «Te Deum».

Чрезвычайно странно; и как далеко все это скрылось от нас, в наши времена, лишенные почитания! Патриот Хэмпден, человек, который признан за наиболее святого, какого мы только имеем, лежал таким же образом около двух веков в своем маленьком доме, когда наконец некоторые наши сановники «и двенадцать могильщиков с блоками» также подняли его кверху под мраком ночи⁴⁸. Они отрезали ему руку перочинными ножами, сняли скальп с его головы – и выразили почитание нашему святому Герою еще иными удивительными способами! Пусть современный взор взглянет серьезно на этот давний полуночный час в Сент-Эдмундсберийской Церкви, который светит на нас ярким светом сквозь глубины семи веков. И потом осмыслим печально, чем было некогда наше Почитание Героев и чем оно теперь стало. Мы переводим со всею доступною нам точностью.

«С приближением Праздника св. Эдмунда мраморные глыбы были отполированы и все было приготовлено для того, чтобы поднять Раку на ее новое место. На всех был наложен трехдневный пост, причина и значение коего были изъяснены для всеобщего сведения. Аббат возвещает братии Монастыря, что все должны приготовиться к перенесению Раки, и указывает время и порядок исполнения этого. Когда затем в эту ночь мы собрались к заутрене, то увидели, что большая Рака воздвигнута на Алтаре, но пуста. Поверху она была покрыта белой оленьей шкурой, прикрепленной к дереву серебряными гвоздями. Но одна доска Раки была оставлена отдельно внизу, а Loculus со Священным Телом еще стоял на ней, на обычном своем месте, возле старой Церковной Колонны. Воспев хвалу Святому, каждый из нас приступил к исполнению своего послушания. По совершении этого Аббат и некоторые с ним облачились в стихари и, благоговейно приблизившись, приступили к открытию Loculus’а. Весь Loculus был обвит наружной полотняной пеленой. Она оказалась завязанной в верхней своей части особыми тесьмами; под ней была другая пелена, шелковая, затем еще другая полотняная пелена, а затем – еще третья. И таким образом, наконец Loculus был открыт, и мы увидели, что он утвержден на небольшой деревянной подставке, для того, чтобы дно его не испортилось от камня. Над грудью Мученика находился, прикрепленный к поверхности Loculus’а, золотой Ангел, длиною приблизительно с человеческую ногу. В одной руке он держал золотой меч, а в другой – хоругвь; под ним в крышке Loculus’а было отверстие, куда древние служители Мученика обыкновенно клали руку, дабы коснуться Священного Тела.

В головах и в ногах Loculus’а были железные кольца, с помощью которых его можно было поднимать.

Подняв затем Loculus и Тело, они понесли его к Алтарю, и я тоже протянул мою грешную руку, чтобы помочь нести. Однако Аббат приказал, чтобы никто не смел приближаться, кроме вызванных им. И Loculus был помещен в Раку, и доска, на которой он стоял, была помещена на свое место, и Рака, таким образом, была в то время закрыта. Мы все думали, что Аббат покажет Loculus народу и будет снова выносить Священное Тело в известные минуты Праздника. Но в этом мы горестно ошиблись, как показывает нижеследующее.

Ибо на четвертый день Праздника, когда весь Монастырь пел Completorium⁴⁹, Владыка

Аббат переговорил наедине с Ризничим и Вальтером Врачом. Они постановили назначить к полуночи двенадцать человек из Братии, достаточно сильных, чтобы нести боковые доски Раки, и достаточно искусных, чтобы разобрать и снова собрать их. Тогда Аббат сказал, что его всегдашняя молитва была о том, чтобы взглянуть когда-нибудь на Тело своего Покровителя, и что он желает, чтобы Ризничий и Вальтер Врач были с ним. Двенадцать назначенных Братии были следующие: два Аббатовых Капеллана, два Хранителя Раки, два Брата при Облачении и, кроме того, еще шестеро, именно: Гуго Ризничий, Вальтер Врач, Августин, Уильям из Дайса, Роберт и Ричард. Я же, увы, не был в том числе.

Когда затем все в Монастыре уснули, эти Двенадцать, облаченные в стихари, вместе с Аббатом собрались у Алтаря, и, отняв одну доску у Раки, они вынули Loculus. Они поставили его на стол, близ которого Рака обыкновенно находилась, и приготовились отнять крышку, которая была прикреплена к Loculus’у шестнадцатью очень длинными гвоздями. Когда они с великим трудом исполнили это, все, кроме двух вышеназванных избранников, получили приказание отступить назад. Только Аббат и эти двое удостоились взглянуть. Святое Тело так наполняло собою Loculus, что с трудом можно было бы пропустить даже иглу между главою и деревом или между стопами и деревом. Глава была присоединена к телу и немного приподнята на небольшой подушке. Но Аббат, близко всмотревшись, увидал сперва шелковую пелену, покрывавшую все тело, и затем – полотняную пелену чудной белизны, – а над главой был распростерт небольшой полотняный плат и затем другой – небольшой и тончайший шелковый плат, как если бы то было покрывало инокини. Сняв эти покровы, они увидали, что Святое Тело все обвито полотном, и таким образом наконец обозначились его очертания. Но здесь Аббат остановился, говоря, что не дерзает продолжать дальше и узреть святую плоть нагою. Взяв главу обеими руками, он, со многими вздохами, сказал так: «Преславный Мученик, святой Эдмунд, да будет благословен час, когда ты был рожден! Преславный Мученик, не обрати мне на погибель, что я дерзнул прикоснуться к тебе, я, несчастный грешник. Ты знаешь благоговейную любовь мою и намерения ума моего». И, продолжая, он прикоснулся к очам и к носу, который был весьма крупен и выдавался вперед; и затем он прикоснулся к груди и к рукам. Подняв левую руку, он прикоснулся к перстам и поместил свои пальцы между священными перстами. И, продолжая, он увидел, что стопы держатся так твердо, подобно ногам человека, умершего вчера. И он прикоснулся к пальцам ног и сосчитал их.

И затем было решено, что и другие Братия должны быть позваны вперед, дабы увидеть сие чудо. Вследствие чего эти десять приблизились, а вместе с ними – шесть других, которые проникли тайно, без согласия Аббата, именно: Вальтер от св. Альбана, Хью Больничник, Джильберт, брат Приора, Ричард из Хенхэма, Джоселлус, наш Келарь, и Терстан Малый. И все они видели Святое Тело, но один только Терстан протянул руку и коснулся колен Святого и стоп его. И дабы было обилие свидетелей, один из наших Братий, Джон из Дайса, сидел на кровле Храма со служителями Ризницы и, наблюдая сверху, ясно видел все это».

Какое зрелище! Оно светит, ярко блестя, как лампады св. Эдмунда, сквозь темную Ночь; Джон из Дайса, со служителями Ризницы, взбирается на кровлю, чтобы наблюдать сверху, – и весь Монастырь спит, и вся Земля спит, и с тех пор еще Семь Веков Времени по большей части отошли ко сну! Да, вполне, несомненно, это – пострадавшее в мучениях Тело Эдмунда, лендлорда Восточных Графств, который, поступая со всем ему принадлежащим благородно и так, как он считал лучшим, был убит три века тому назад. Благородный трепет окружает память его, символ и начало многого другого, истинно благородного.

Но не дошли ли мы теперь до очень странных новых степеней Почитания Героев здесь, в маленькой Церкви Хемпдена, с вынутыми перочинными ножами и двенадцатью могильщиками с блоками? Приемы людей в Почитании Героев – это подлинно самый внутренний факт их существования, и он определяет все остальное – в общественных избирательных собраниях, частных гостиных, церкви, на рынке – вообще где бы то ни было. Если вы имеете истинное почитание и, что, в сущности, нераздельно, почитаете настоящего человека, то все хорошо. Имеете лжепочитание и, что также отсюда следует, поклоняетесь не настоящему человеку, и тогда все дурно и ни в чем нет ничего хорошего. Увы, когда Почитание Героев обращается в Дилетантизм и все, кроме Маммонизма, делается пустой гримасой, то сколь много в таком случае на этой в высшей степени суровой Земле приходит в разрушение и неудержимо идет к роковой гибели! И ни один человек уже не бросает взгляда на эти запустелые, праздно лежащие развалины!