Горы моря и гиганты
Шрифт:
Кассанги с гостями ожидал жениха, чтобы выпить с ним вместе. Но молодой лев — сильный, великолепный — вошел в дверь прихрамывая. Он припадал на правую ногу, припадал на левую. А когда остановился перед Мутиямбой, из глаз его потекли слезы:
— Я подвернул себе лапы, обе задние, — вчера, когда прыгал, чтобы оказать тебе честь. — И он жалобно посмотрел на нее.
Она сняла с плеч платок, накинула на лицо, пристыженно шепнула что-то отцу и выбежала из залы, а следом за ней — обе ее служанки. Рассердившиеся гости наморщили носы, скорчили насмешливые рожи, стали нарочито
— Пей, лев. Моя дочь Мутиямба, прекраснейшая из всех девушек, досталась тебе. Мы желаем тебе счастья. Тебе не придется платить брачный выкуп. Но подарки ты ей принесешь. Таков наш обычай.
Лев, стоя на циновке, принял напиток, молча поклонился вождю, выпил и покинул дворец. Он прошел всю деревню, углубился в саванну, Кри же тащился за ним:
— Лев, зачем ты ушел так далеко? Не забывай: ты должен хромать, иначе невеста над тобой не сжалится. Возвращайся, прихрамывая, следом за мной в деревню, прямо сейчас, чтобы вождь убедился, какой ты покорный, хотя и обладаешь силой горы, как пел бедный Лионго.
— Ладно, но что же мне ей подарить, ей и ее отцу?
— Да тут и думать не о чем. Главное, не показывай, как ты богат, — иначе и сам вождь, и вся деревня устыдятся. И не вздумай принести им антилоп, а то, неровен час, люди испугаются. Зачем ты вообще зашел так далеко в саванну? Давай, сделай прямо здесь на земле… по-большому. Да-да, мне нужен твой кал. Я сейчас сплету из травы две корзинки, туда мы этот кал и положим. Корзиночки я отнесу Мутиямбе и Кассанги. Они видели, какой ты красивый и сильный; теперь пусть убедятся в твоем смирении: в том, что ты совсем не хочешь их устыдить.
Лев присел на меже посреди ямсового поля и, потужившись, выдавил из себя кал. Пес откопал в земле клубни ямса, напоминающие человеческую стопу с пальцами, нарвал листьев, намазал теплый кал на листья и клубни, разгладил его, прикрыл, чтобы защитить от мух. Потом он сплел из травы две корзинки, сложил туда разукрашенный кал и отправился в деревню. Лев, опустив могучую желтую голову, ковылял следом, время от времени издавая жалобный рык. С самодовольным урчанием вошел дикий пес в залу Кассанги. По его знаку лев остался за дверью, осторожно заглядывал внутрь. Кри передал корзинки; на морде его застыла сурово-непроницаемая гримаса. Мутиямба разразилась рыданиями. От льва, который с умильным видом приблизился к ней, она убежала. Вождь отшвырнул от себя корзинки. Лев, улыбаясь, смиренно приблизился и склонился в поклоне. Он неуверенно сел на свое обычное место, теперь испачканное. Но сидеть ему пришлось одному, ибо Кассанги и гости залу покинули.
Они совещались снаружи: что бы такое предпринять против льва, который очень силен и которому уже пообещали невесту. Вооружались копьями, хотели ему сказать: он-де по обычаю этой деревни должен еще раз подвергнуться испытанию, и потом, на третий день, — снова; так он докажет, что ему не помогает колдун. Гости думали: лев со своими больными лапами в этой игре проиграет. Пса Кри, вертевшегося возле них, они осыпали ругательствами — из-за его друга. Кри отвечал искусно; он намекнул, что все закончится к их полному
— Мудрость, где она сидит? В глазах? Нет, в голове. Господин Кассанги теперь в этом убедился. А раньше он о таких вещах не думал. Я, Кри, — может, и не великая птица. Однако не вам меня учить, где искать червей.
Гости удивлялись его уму.
— Почему вы так опечалены, любезные господа? Надежда — опорный столп мироздания. На фундаменте терпения воздвигнуты небеса.
Сейчас, сказал пес, им не надо ничего делать. Пусть, мол, доверятся ему, Кри: он победит льва.
Мужчины с сомнением качали головами:
— Как же как же, когда у птиц вырастут зубы…
Но Кассанги протянул руку державшемуся с большим достоинством Кри.
И когда на следующий день Кри и лев вышли из отведенной им круглой хижины, лев удивлялся, что все кланяются псу, уступают ему дорогу, на него же самого не обращают внимания или даже воротят от него нос.
— Теперь ты видишь, лев, как велика моя власть и, вообще, кто я.
— Кри, как ты этого добился? Я твой друг, ты ведь не оставишь меня в беде.
Пес потянул его за собой в проход между двумя хижинами. Там он остановился и начал дергаться, трястись всем телом.
Лев, удивленно:
— Что с тобой?
— Ты ничего не заметил? Слушай, вот теперь, слушай же!
Лев придвинулся ближе:
— Я, Кри, ничего не слышу; ничего.
— Ты должен прислушаться к моему животу. Все слышат. Потому-то они мне и кланяются. Я за одну ночь добился того, что теперь все приветствуют меня, как царя.
— Что же ты сделал?
— Ты, значит, еще не слышишь… — Пес опять затрясся, высоко подпрыгнул. — Но скоро ты привыкнешь различать эти звуки, просто ты оглох от собственного ужасного рева. Дело в том, что внутри меня спрятан колокольчик.
— Колокольчик?
— Звенящий колокольчик. При каждом моем шаге он звенит. Потому-то все и склоняются передо мной в поклоне.
— Откуда у тебя этот колокольчик, Кри?
— От Кассанги; ты только не смейся: я украл его у Кассанги. Тот еще не заметил пропажи. — И Кри захихикал, а лев радостным рыком поддержал друга. — Теперь его колокольчик в моем нутре, а он этого не знает. Три, даже четыре колокольчика я у него вчера украл. Колокольчики вождя племени. Три штуки у меня осталось. Я тебе доверяю.
— Я ведь тебе доверился, ты тоже можешь доверять мне.
— Что ж, пойдем дальше.
Но лев удержал Кри:
— Скажи-ка, Кри, а ты не мог бы и мне вставить колокольчик?
Кри передернул плечами, помрачнел, с сомнением покачал головой: лев, дескать, не выдержит боли, которая сопряжена с такой операцией. Лев умолял: «Ну, пожалуйста», сулил Кри всякие почести, обещал никому не рассказывать, как звенел колокольчик в проходе между хижинами. Кри в конце концов поддался на уговоры — после того, как они поклялись не предавать друг друга. Пес обещал еще нынешней ночью — с помощью нескольких доверенных ассистентов — вставить колокольчики в брюхо льва. И они, оба очень довольные, вышли на деревенскую улицу.