Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700), Пеликан Ярослав

Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700)

на обложку

Пеликан Ярослав

Шрифт:

Однако, по крайней мере, одно исключение из всех образов и символов иконоборцы, по-видимому, все-таки делали. Речь идет о святом кресте [1102] . Цитируя слова апостола Павла о том, что он готов прославлять один лишь крест [1103] , иконоборцы спрашивали: "Разве что-нибудь написано об образе, что можно было бы сравнить с написанным здесь о кресте?" [1104] . Когда их упрекали в непоследовательности, порицая за то, что они готовы поклоняться символу креста, но не хотят почитать Христовы изображения, они отвечали, что "мы поклоняемся изображению (tupos) креста ради того, кто был к нему пригвожден" [1105] . Несмотря на то что их обвиняли не только в непоследовательности, но и в якобы притворном почитании креста [1106] , совершенно ясно, что это почитание было искренним как в их учении, так и в жизни. В одном иконоборческом песнопении, написанном в форме акростиха, крест восхваляется как "опора верных и поклонение Божие <которым Слово> наделило нас нашего ради спасения, образ животворящий" Христовых страданий в противоположность "нечестиво начертанному изображению и прельщению", вступившему в Церковь [1107] . По крайней мере, отчасти обвинение в непоследовательности можно, наверное, объяснить широко распространившимся обычаем поклоняться символу Христова креста (например, среди несториан) [1108] , а также повсеместным совершением крестного знамения, бытовавшим на всем протяжении истории Церкви. Как признавали сторонники иконопочитания, обычай поклонения кресту представлял собой неписаное, но тем не менее апостольское предание [1109] . В отличие от других неписаных преданий об этом можно было сказать, что оно находит единодушную поддержку у святых отцов.

1102

Leo III.Ep. (Jeffery 322)

1103

Гал.6:14; 1Кор.1:18

1104

ap.Thdr.Stud.Antirr.1.8; 1.15 (PG 99:337; 345)

1105

ap.Niceph.Antirr.3.34 (PG 100:425)

1106

Niceph.Imag.61 (PG 100:748)

1107

ap.Thdr.Stud.Ref. (PG 99:437)

1108

Bab.Un.5.18 (CSCO 80:146[79:180])

1109

Joh.D.Imag.2.16 (PG 94:1301)

Однако

несмотря на свою приверженность святоотеческому единомыслию, иконоборцы — или, по крайней мере, некоторые из них — расходились с православными в своем отношении к святым, что естественным образом сказывалось и на их отношении к образам этих святых. В своих обвинениях защитники иконописания заходили так далеко, что начинали обвинять иконоборческое движение просто в непочтительном к ним отношении: без колебаний посягнув на историю Евангелий, изложенную в образах Христа, иконоборцы умалили и историю святых, рассказанную в других священных книгах и запечатленную в других образах [1110] . Однако по отношению ко многим сторонникам движения столь безоговорочное обвинение, по-видимому, несправедливым. По крайней мере, есть некоторые указания на то, что среди иконоборцев были люди, не признававшие изображений святых, но готовые признать образы Христа и Марии. Следовательно, такая позиция была направлена не против изображений, а против святых, и именно в этой связи православные на нее и отвечали [1111] .

1110

Niceph.Imag.38 (PG 100:645)

1111

Joh.D.Imag.1.19 (PG 94:1249)

Более того, складывается впечатление, что некоторые сторонники этого движения, и особенно император Константин 5-й, в своем неприятии образов святых в какой-то мере основывались на неправославном восприятии этих святых и самой Девы Марии. Согласно Никофору Константин "дерзает покончить со словом "Богородица" и совсем убрать его из христианского речения". Его обвиняли в том, что он убрал упоминания о Марии из литаний и песнопений, использовавшихся в богослужении [1112] . Он даже говорил, что Мария не может вступиться за Церковь и тем более не имеют силы заступнические молитвы других святых [1113] . По сути дела, запрету подлежало не только именование Богородицы, но даже наименование "святой". Несмотря на то что в какой-то мере все это было частным мнением Константина, находились люди, присоединявшиеся к нему в своем противостоянии тем благочестивым крайностям, которые были связаны с поклонением Богородице и святым. Как и для православных, для большинства иконоборцев Мария была "пренепорочной, преславной, истинной Богородицей", однако в то же время она была всего лишь человеком, как пророки, апостолы и мученики. Во всех своих славословиях, обращенных к ней и святым, иконоборцы давали понять, что из этого не следует, будто их надо "изображать греческим (языческим) художеством" [1114] . Одно дело — должным образом чествовать (time) святых, другое — поклоняться им (proskynesis) и третье — делать их изображения для поклонения [1115] .

1112

Niceph.Antirr.2.4 (PG 100:341)

1113

Niceph.Antirr.1.9 (PG 100:216)

1114

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:272; 277)

1115

ap.Thdr.Stud.Antirr.2.26 (PG 99:369)

Если, основываясь на всем этом, надо отвергнуть изображения Христа, Марии и святых, то изображения ангелов тем более подозрительны. Ведь первые, по крайней мере, были людьми и когда-то жили на земле, имели определенные черты, которые современный художник может приблизительно описать. "Ангела же никто никогда не видел. Как же можно его изображать?" И, в конце концов, по какому праву "они ваяют и описывают ангелов, как если бы те имели человеческий облик и два крыла?" [1116] . Ведь ангелы — это неосязаемые духи и, следовательно, их нельзя описать, ибо они бестелесны [1117] . Монофизит Филоксен (Ксенайя) возражал против антропоморфного изображения ангелов [1118] , и даже православные считали, что некоторые художники заходят слишком далеко, изображая их распятыми. Ведь даже если некогда словом "ангел" именовалось Божество Христа (и для православного употребления это было приемлемо) [1119] , писать ангельские образы значило опасно нарушать различие между духом и материей, и, следовательно, такой обычай осуждался [1120] . Похоже, что это различие для иконоборцев значило даже больше, чем для православных, которые бросали им обвинение в том, что они "хулили вещество и бесчестили его" [1121] . "Описывать Христа вещественными образами есть уничижение и умаление", — говорили иконоборцы. — Ибо надобно довольствоваться (Его) умозрением… чрез освящение и праведность" [1122] . Образы сделаны из "бесславного и безжизненного вещества" [1123] . Согласно таким, например, высказывания, как "Бог есть дух" поклоняться Богу надо "в духе и истине" [1124] , то есть "лишь умозрением" (noeros monon)" [1125] . Если языческие капища притязали на святость в силу находившихся в них деревянных, металлических или каменных изображений, то христианские церкви святы в силу той молитвы, благодарения и жертвы, которые в них возносятся [1126] . Духовность такого богослужения нарушается, когда в них начинают вкрадываться языческие материальные изображения.

1116

ap.Joh.H.Const.11.12 (PG 95:328)

1117

ap.Thdr.Stud.Antirr.3.1.47 (PG 99:412)

1118

ap.CNic.(787) (Mansi 13:180-81)

1119

См.т.1-й, стр.182–184 оригинала.

1120

Thdr.Stud.Ep.1.15 (PG 99:957)

1121

Joh.D.Imag.2.13 (PG 94:1297)

1122

ap.Thdr.Stud.Antirr.1.7 (PG 99:336)

1123

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:277; 261)

1124

Ин.4:24

1125

ap.Joh.D.Imag.1 (PG 94:1264)

1126

ap.Niceph.Antirr.3.54 (PG 100:477)

Именно в этом иконоборцы и обвиняли церкви. Они обвиняли в том, что "род сей" обожествил образы [1127] . Под это обвинение они подводили и себя, признавая, что и они преклонились перед лжебогами и совершили идолопоклонство [1128] . Их исповедание и обвинение гласило, что "мы, христиане, поклонялись идолам и делали это до времени царствования Константина (5-го)" [1129] . Исходя из этого иконопочитателей они называли "идолопоклонниками" [1130] . Это идолопоклонство распространилось столь широко, что "если бы Константин не спас нас от нашего безумия идольского, Христос ничего бы не смог для нас сделать" [1131] . Это обвинение основывалось на объяснении того, каким образом почитание образов утвердилось в церкви. Цитируя стих из Евангелия от Иоанна (Ин.4:23), они говорили, что Христос освободил людей от "тлетворного демонского учения и идольского прельщения", заменив его "поклонением в духе и истине" [1132] . Однако дьявол, решивший содействовать поклонению не Творца, но твари [1133] , не захотел признать, что Христос его одолел и "под внешним обликом христианства тайно вновь ввел идолопоклонство" [1134] . Все это считалось выражением христианского благочестия и совершалось при попустительстве христианских богословов, монахов и архиереев.

1127

ap.Joh.H.Const.13 (PG 95:329)

1128

ap.Niceph.Imag.65 (PG 100:756)

1129

ap.Niceph.Imag.17 (PG 100:577)

1130

ap.Joh.H.Const.3 (PG 95:313)

1131

ap.Niceph.Imag.27 (PG 100:601)

1132

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:216)

1133

Рим.1:25

1134

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:212; 221)

Ныне поклонение в духе, достигнутое благодаря пришествию Христа, уступило обожествлению вещества, и поклонение в истине вытеснено ложью и идольским прельщением, так как Христовы изображения, которым поклоняются в церквах, не истинны. Подлинное изображение "единосущно" изображаемому [1135] , и только евхаристия полностью соответствует такому определению. Все прочие образы Христа "лжеименны", так как они — слабое и неверное подражание [1136] . Формулируя свое обвинение в идолопоклонстве, иконоборцы оживляли старые доводы против иконописания как определенной формы соблазна, критикуя "прельщение подобием, творимое живописцами, низводящими сие подобие от поклонения, возвышенного и угодного Богу, до приниженного поклонения тварям, совершаемого ныне" [1137] . Поклонение Богу в духе и истине чтило Его в Его подлинном естестве, тогда как образы были рукотворными и посему лживыми.

1135

ap.Niceph.Antirr.1.15 (PG 100:225)

1136

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:257)

1137

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:229)

Одним словом, "они созерцали образы, влекущие дух человеческий от возвышенного поклонения Богу к низкому и вещественному поклонению твари" [1138] , в чем и состояло идолопоклонство, осужденное второй заповедью [1139] .

С точки зрения иконоборцев каждому ясно, что "описание Христа в образе есть измышление идольского умонастроения" [1140] . Если греки-язычники посредством своих изображений прославляли и поклонялись тому, что было их верой, то христианам такое не дозволительно [1141] . Когда православные начинали говорить, что между почитанием изображений, характерным для греков-язычников, и почитанием образов греками-христианами существует принципиальная разница, их довод отметался как софистика [1142] , ибо считалось, что, по сути дела, никакой разницы между этими поклонениями нет. Святые отцы отстаивали учение о Троице, утверждая, что речь идет не о каких-то трех видах поклонения, но о едином поклонении триединому Богу [1143] . Однако после того как в церквах стали появляться образы, апология троичности, претерпевавшая нападки и по другим направлениям [1144] , подверглась определенному риску, так как наличие изображений показало, что православные как будто бы поклоняются множеству различных предметов [1145] . Распространение икон и поклонение им означало, что теперь можно говорить не об одном Господе, но о многих, равно как о "многих Христах" [1146] , что вело к многобожию [1147] . Ведь если долг людей и ангелов состоит в том, чтобы поклоняться единому Богу, то как же в таком случае какое-то отдельное поклонение образу можно обратить в поклонение Христу? Или, быть может, надо говорить о двух видах поклонения: Христу и образу? Если так, то это богохульство и идолопоклонство [1148] . Отождествляя образ с идолом, иконоборцы черпали свои доводы из трудов весьма почтенной плеяды православных богословов, стремившихся доказать, что благовестие превосходит язычество, так как теперь поклонение воздается не твари, но Творцу.

1138

Martin (1930) 115

1139

Исх.20:4

1140

ap.Thdr.Stud.Antirr.3.1.55 (PG 99:413)

1141

ap.Niceph.Antirr.3.28 (PG 100:420)

1142

ap.Thdr.Stud.Antirr.1.16 (PG 99:345)

1143

См.т.1-й, стр. 223, 239 оригинала.

1144

См. ниже.

1145

ap.Thdr.Stud.Antirr.1.2 (PG 99:329)

1146

1Кор.8:5

1147

ap.Thdr.Stud.Antirr.1.9 (PG 99:337)

1148

ap.Thdr.Stud.Antirr.3.39 (i 99:424)

В этой группе, однако, хотя и не столь явно, просматривалась и другая линия неприятия Христовых изображений, основывавшаяся на христологическом тезисе, сформулированном в 4-м веке Евсевием и Епифанием [1149] . После того как на Седьмом Вселенском Никейском Соборе 787-го года иконоборцы потерпели свое первое поражение, этот тезис становится все более значимым как в их полемике, так и в тех ответах, которые давали православные. В конце концов, последних он наделил самым сильным вероучительным (отличным от политического) оружием. Когда богословы обращались к соотношению человеческого и божественного во Христе как к явленной диалектике конечного и бесконечного, которая, например, просматривается в евхаристийном связи земного и небесного [1150] , внешне это выглядело как вывод, сделанный на основе христологии. Соотнесение этой христологической аналогии с другими аспектами вероучения для восточных христиан стало еще более близким после того, как Дионисий [1151] истолковал связь между временем и вечностью, земной и небесной иерархиями как звено одной великой онтологической "цепи" [1152] . Для нас принципиально важное историческое значение имеет тот факт, что, говоря об этой цепи, связывающей различные уровни реальности, Дионисий и его последователи с охотой говорили об "образе" [1153] . Следовательно, в споре об иконописании вполне естественно было обращаться к учению о Христе.

1149

См. выше.

1150

См.т.1-й, стр.157–160

1151

См.т.1-й, стр.344–347

1152

Dion.Ar.D.n.3.1 (PG 3:680)

1153

Dion.Ar.C.h.3.2 (PG 3:165); Max.Myst.24 (PG 91:705)

Систематизация христологических ересей, начавшаяся с 4-го века, а также широкое распространение догматической терминологии о Богочеловеке наделило иконоборцев множеством доводов, согласно которым сторонники иконопочитания в своем учении о Христе были и оставались еретиками. Все эти доводы можно было кратко сформулировать в одном альтернативном суждении: или образ Христа отражает Его божественную и человеческую природы, или ограничивается изображением одного лишь Его человечества [1154] . Предполагая, что происходит первое, мы утверждаем, что божественная природа поддается описанию (perigraptos). Всякий, говорящий нечто подобное, безрассудно полагает, что "описав тварную плоть, он описал и Божество, которое неописуемо" [1155] . Это идет вразрез с православным учением о божественной природе Христа, которая (с точки зрения иконоборцев) "неописуема, непостижима, не подлежит страданию и неуловляема" [1156] . Будучи цельной личностью, пребывающей в двух естествах, Христос является единственным образом Бога, и этот образ разделяет со своим первообразом свойство непостижимости [1157] . По-видимому, были иконоборцы, учившие, что можно изображать Христа до Его страдания, смерти и воскресения, и что после воскресения даже Его тело наследовало нетленность и посему неописуемо [1158] . Однако обычно утверждалось, что нельзя изображать даже те "спасительные чудеса и страдания Христовы", которые совершились до воскресения [1159] , так как и в этом был весь Богочеловек. Православные, конечно, не могли не согласиться, что "как образ Отца (Христос) Христос неописуем" [1160] , однако они настаивали, что благодаря воплощению это все-таки стало возможным. Иконоборцы, однако, считали, что в таком случае неверная мысль о том, будто Божество описуемо, сменяется неоправданным разделением двух природ во Христе [1161] .

1154

ap.Niceph.Antirr.1.42 (PG 100:308)

1155

CCP(754)ap.CNic.(787) (Mansi 13:252)

1156

ap.Joh.H.Const.4 (PG 95:317)

1157

ap.Thdr.Stud.Antirr.3.1.39 (PG 99:408)

1158

ap.Niceph.Antirr.3.38 (PG 100:437)

1159

ap.Joh.D.Imag.2.4; 3.2 (PG 94:1285; 1320)

1160

Thdr.Stud.Antirr.3.1.40 (PG 99:408)

1161

ap.Niceph.Antirr.1.42 (PG 100:308)

Ведь если Слово восприняло человеческую природу в Свою незримую и не имеющую внешнего образа ипостась, художник, притязающий на изображение этой природы, отъединяет ее от Христова лица [1162] . Согласно Константину 5-му "если кто-то изображает Христа… он не проникает всех глубин догмата о нераздельном единении двух Христовых естеств" [1163] . Всякий, кто, отстаивая образы, заявляет, что "мы изображаем… только плоть" [1164] Христову, впадает в несторианство. В учении о Христе, принятом на Халкидонском Соборе 451-го года, было определено, что Христос "познаваем в двух естествах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо" [1165] . Прибегая к этому же языку, иконоборцы могли обвинить иконопочитателей в христологической ереси. Соединение двух природ "неслитно… то есть двояко в одном лице, даже если известно, что каждый образ берет начало в некоем первообразе"; поэтому в том, что касается Христа, единственно правильное употребление термина "образ" заключается в том, чтобы описывать Его отношение к Отцу [1166] . Невозможно изобразить это единое лицо, не смешав две природы, если, конечно, не дойти до другой крайности, нарушающей вторую часть халкидонского определения [1167] . Если божественная природа "остается неразлучимой (с человеческой) даже в страдании" Христовом, отсюда следует, что невозможно изображать ни страдания Христа, ни что-либо другое из Его жизни, если, конечно, не изобразить при этом и Его божественную природу, что, однако, невозможно по определению [1168] . Изображать Христа вне Его божественной природы значит превращать Его в простую тварь, как будто человечество — единственное, что в Нем есть [1169] . Так как две природы неразлучимы, то утверждая возможность созерцать Иисуса вне Слова, такое изображение, по сути дела, превращает Его в четвертое лицо Троицы [1170] . Согласно же православной христологии нет никакого отъединенного лица Иисуса-человека, и если Его человеческая природа — это природа "всечеловека", то можно ли Его представить в осязаемом и многоцветном образе? [1171]