Избранные сочинения в шести томах. Том 5-й
Шрифт:
лодку, и, достигнув набережной Пьяццы, Якопо убедился, что его отплытие и приезд не привлекли ничьего внима¬ ния. Смело сняв маску, он вышел из гондолы. Прибли¬ жался час свидания, которое он назначил дону Камилло, и Якопо не спеша направился к условленному месту. Выше мы рассказывали, что Якопо имел обыкновение разгуливать поздно вечером около гранитных колонн близ Дворца Дожей. Венецианцы полагали, что он бродит там в ожидании кровавых поручений, как люди, занимаю¬ щиеся более невинным ремеслом, которые имеют свои определенные места на площади. Завидев браво на обыч¬ ном месте, осторожные горожане, а также те, кто хотел остаться внешне безупречным, обходили его. Всеми презираемый и тем не менее почему-то терпи¬ мый, браво медленно шагал по вымощенному плитами тротуару, не желая прийти на свидание раньше времени, когда неизвестный ему человек, по виду лакей, сунул в руку Якопо записку и умчался со всей быстротой, на* ка¬ кую только были способны его ноги. Читатель уже знает, что Якопо был неграмотен, ибо в тот век людей его сословия усердно держали в невежестве. Браво обратился к первому встречному, который, по его мнению, мог прочесть записку. Прохожий оказался почтенным торговцем из дальнего квартала города. Он охотно взял листок и стал добродушно читать вслух: — «Якоцо, я не смогу встретиться с тобой, потому что меня вызвали в другое место». Сообразив, кому адресована записка, торговец бросил ее и кинулся бежать. Браво медленно пошел назад к набережной, раздумы¬ вая о столь неудачном стечении обстоятельств, как вдруг кто-то тронул его за локоть. Обернувшись, Якопо увидал человека в маске. — Ты Якопо Фронтони? — спросил незнакомец.; — Он самый. — Можешь ты честно мне послужить? — Я держу свое слово. — Хорошо. В этом
— Вы сами достаточно сказали о нем. Такую сумму он дал бы своему цирюльнику, чтоб тот пустил, ему кровь! — Исполни поручение как следует, и сумма будет удвоена. — Мне нужно знать, с кем я имею дело. Я вас не знаю, синьор. Незнакомец осторожно огляделся по сторонам и при¬ поднял маску, под которой браво увидел лицо Джакомо Градениго. — Ну как, это тебя устраивает? — Да, синьор. Когда я должен исполнить ваше при¬ казание? — Сегодня ночью... Нет, пожалуй, сейчас же! — Я должен убить такого благородного синьора в его же дворце... во время его развлечений? — Подойди ближе, Якопо, я скажу тебе еще кое-что. У тебя есть маска? Браво кивнул. — Тогда скрой свое лицо — ты ведь знаешь сам, его тут не всем приятно видеть — и ступай в свою лодку. Я присоединюсь к тебе. Молодой патриций, чья фигура была скрыта плащом, оставил Якопо, намереваясь встретиться с ним в таком месте, где никто не смог бы его узнать. Якопо разыскал сваю гондолу среди множества лодок, сгрудившихся у на¬ бережной, и, выведя ее на открытое место, остановился, зная, что за ним следят и скоро догонят. Его предполо¬ жения оправдались: через несколько минут какая-то гон¬ дола стремительно приблизилась к его лодке и двое в масках молча пересели к нему. — На Лидо! — сказал один из них, и Якопо по голосу узнал молодого Градениго. Гондола тронулась, и за ней в некотором отдалении последовала лодка Градениго. Когда они были на значи¬ тельном расстоянии от судов и уже никто не мог подслу¬ шать их разговор, оба пассажира вышли из кабины и же¬ стом приказали Якопо перестать грести. — Ты берешься исполнить поручение, Якопо Фрон- тони? — спросил распутный наследник старого сенатора. — Я должен убить герцога в его собственном дворце? — Не обязательно. Мы нашли способ вызвать его от¬ туда. Теперь он в твоей власти и может надеяться только на свою храбрость и свое оружие. Ты согласен? 320
— Охотно, синьор. Я люблю иметь дело с храбрыми людьми. — Тебя отблагодарят. Неаполитанец перешел мне до¬ рогу — как это называется, Осия? — в любви, что ли... или у тебя есть лучшее словечко для этого? — Праведный Даниил! У вас нет никакого почтения, синьор Градениго, к званию и роду! Синьор Якопо, мне кажется, не стоит его убивать. Так только, немножко ра¬ нить, чтобы хоть на время выбить из его головы мысли о браке и заменить их раскаянием... — Нет, меть прямо в сердце! — прервал его Джакомо. — Я знаю, у тебя твердая рука, потому я и обратился к тебе. — Это излишняя жестокость, синьор Джакомо, — ска¬ зал менее решительный Осия. — Нам будет вполне доста¬ точно продержать неаполитанца месяц в его дворце. — В могилу его, Якопо! Слушай, я дам тебе сто це¬ хинов за удар, вторые сто — если удар будет верным, и еще сто — если труп ты бросишь в Орфаио, чтобы воды канала скрыли его навеки. — Если два первых условия будут выполнены, третье явится необходимой предосторожностью, — пробормотал хитрый Осия, который всегда оставлял подобные лазейки, чтобы облегчить бремя своей совести. — Вы не согласны ограничиться раной, синьор Градениго? — За такой удар —ни одного цехина! Это только раз¬ жалобит девицу. Ну как, ты согласен на мои условия, Якопо? — Да. — Тогда гребикЛидо. Там, не позднее чем через час, ты встретишь дона Камилло на еврейском кладбище. Его обманули, послав ему записку от имени девушки, чьей руки мы оба добиваемся. Он будет там один в наде¬ жда покинуть Венецию вместе со своей возлюбленной. Я думаю, что с твоей помощью он ее покинет. Ты меня понял? — Как не понять, синьор! — Вот и все. Ты меня знаешь. Когда исполнишь дело найдешь меня и получишь награду. Осия, едем! Джакомо Градениго знаком подозвал свою гондолу и, бросив браво кошель с задатком за кровавую услугу, прыгнул в лодку с равнодушным видом человека, кото¬ рый считает подобный способ достижения цели вполне естественным. 321
Осин же чувствовал себя иначе — он был скорее плут, чем негодяй. Желание вернуть свои деньги и соблазн по¬ лучить большую сумму, обещанную ему сыном и отцом Градениго в случае, если молодой повеса добьется успеха у донны Виолетты, не давали покоя старому ювелиру, жившему в вечном презрении окружающих; но кровь за¬ стывала у него в жилах при одной мысли об убийстве, и он решил перед уходом сказать браво несколько слов. — Говорят, у тебя верная рука, почтенный Якопо, — прошептал Осия. — С твоей ловкостью ты так же искусно ранишь, как и убиваешь. Ударь неаполитанца кинжалом, но не насмерть. С такими людьми, как ты, ничего не случится, даже если иной раз ударишь не в полную силу. — Ты забыл про золото, Осия! — Ах, отец Авраам! Память у меня с годами слабеет! Ты прав, памятливый Якопо. Золото в любом случае не пропадет, если ты все уладишь так, чтобы дать моему другу надежду на успех у наследницы. Якопо сделал нетерпеливый жест, ибо в эту минуту увидел лодку, быстро шедшую к уединенной части Лидо. Осия присоединился к своему сообщнику, а лодка браво понеслась к берегу, и вскоре она уже лежала на прибреж¬ ном песке. Быстрыми шагами шел Якопо меж тех могил, где недавно он излил душу тому, которого теперь ему было поручено убить. — Не ко мне ли ты послан? — раздался голос, и из-за песчаного холмика появился человек с обнаженной рапи¬ рой в руке. — К вам, синьор герцог, — ответил Якопо, снимая маску. — Якопо! Это даже лучше, чем я ожидал! Есть ли у тебя какие-нибудь известия о моей супруге? — Идите за мной, дон Камилло, и вы увидите ее сами! После такого обещания слов более не потребовалось. Они были уже в гондоле, направлявшейся к одному из проливов Лидо, ведущих к заливу, когда браво начал свой рассказ. Он быстро описал дону Камилло все про¬ исшедшее, не забыв и о планах Джакомо Градениго от¬ носительно убийства герцога. Фелукка Стефано, которую агенты полиции сами за¬ благовременно обеспечили необходимым пропуском, с на¬ дутыми парусами вышла из порта тем же проливом, по 322
которому шла теперь в Адриатику гондола Якопо. Море было спокойно, с берега дул легкий бриз; словом, все бла¬ гоприятствовало беглянкам. Облокотившись о мачту, дон¬ на Виолетта и гувернантка нетерпеливым взглядом про¬ вожали удалявшиеся дворцы и полночную красоту Вене¬ ции. Время от времени с каналов доносилась музыка, на¬ вевая на донну Виолетту грусть; с беспокойством думала она, как бы эти звуки не оказались последними звуками, которые ей пришлось услышать в ее родном городе. Но счастье переполнило сердце донны Виолетты, изгнав из него все тревоги и волнения, когда на палубу с подошед¬ шей гондолы поднялся сам дон Камилло и заключил в объятия свою молодую супругу. Стефано Милано оказалось нетрудно уговорить на¬ всегда оставить службу сенату и перейти к своему синь¬ ору. Выслушав обещания и приказ герцога, хозяин фе- лукки быстро согласился, и все решили, что терять время нельзя. Поставив паруса по ветру, фелукка стала стреми¬ тельно удаляться от берега. Гондола Якопо шла некото¬ рое время на буксире в ожидании своего хозяина. — Вам надо отправиться в Анкону, синьор герцог, — говорил Якопо, прислонившись к борту фелукки и все еще не решаясь отплыть. — Там вы немедля обратитесь за по¬ кровительством к кардиналу-секретарю. Если Стефано пойдет открытым морем, вы можете повстречать галеры республики. — Не тревожься за нас, милый мой Якопо. Но вот что будет с тобой, если ты останешься в руках сената? — Не думайте обо мне, синьор. У всякого своя судьба. Я говорил вам, что не могу сейчас покинуть Венецию. Если счастье мне улыбнется, может быть, я еще увижу ваш неприступный замок святой Агаты. — И никто не будет встречен там с большим раду¬ шием, чем ты. Я так беспокоюсь за тебя, Якопо! — Не думайте об этом, синьор. Я привык к опасности, к горю... и к отчаянию... Сегодня я был так счастлив, видя радость двух юных сердец, как давно не бывал. Да хра¬ нит вас бог, синьора, и оградит от всех несчастий! Якопо поцеловал руку донны Виолетты, которая, не зная еще всех оказанных им услуг, слушала его с боль¬ шим удивлением. — Дон Камилло Монфорте, — продолжал Якопо, « не верьте Венеции до конца своих дней! Пусть все посулы 323
сената увеличить ваше богатство, окружить славой ваше имя никогда не соблазнят вас. Бойтесь снова очутиться во власти этих людей. Никто лучше меня не знает лжи¬ вость и вероломство венецианских правителей, и поэтому последнее мое слово к вам — будьте осторожны! — Ты говоришь так, достойный Якопо, будто нам не суждено более увидеться. Браво отвернулся, и луна осветила его грустную улыбку, в которой радость за влюбленных смешалась со страхом перед будущим. — Можно быть уверенным только в своем про¬ шлом, — сказал он негромко. Коснувшись руки дона Камилло, Якопо в знак глубо¬ кого к нему почтения поцеловал свою и поспешно скольз¬ нул в гондолу. Канат был отвязан, и фелукка двинулась вперед, оставив этого необыкновенного человека одного среди моря. Дон Камилло бросился на корму, чтобы в по¬ следний раз взглянуть на Якопо, медленно плывшего к городу, где процветало насилие и обман и который герцог святой Агаты покидал с такой радостью. Глава XXVI Я сгорблен, лоб наморщен мой; Но не труды, не хлад, не зной — Тюрьма разрушила меня. Лишенный сладостного дня, Дыша без воздуха, в цепях, Я медленно дряхлел и чах. Байрон, «Шильонскии узник» На рассвете следующего дня площадь Святого Марка была еще пустынна. Священники по-прежнему пели псал¬ мы над телом старого Антонио; но несколько рыбаков все еще медлили у собора и внутри него, не до конца поверив версии властей о том, при каких обстоятельствах погиб нх товарищ. Впрочем, в городе в этот час, как обычно, было тихо; кратковременные волнения, поднявшиеся было на каналах во время мятежа рыбаков, сменились тем осо¬ бым подозрительным спокойствием, что является неиз¬ 324
бежным порождением системы, не основанной на под* дефжке и одобрении народа. В тот день Якопо снова был во Дворце Дожей. Когда в сопровождении Джельсомины он пробирался по бесчи¬ сленным переходам здания, браво со всеми подробностя¬ ми рассказал своей внимательной спутнице о бегстве влюбленных, благоразумно умолчав лишь о замысле Джа¬ комо Градениго убить дона Камилло. Преданная Джель- сомина слушала его затаив дыхание, и только порозовев¬ шие щеки и выразительные глаза девушки говорили о том, как близко к сердцу принимала она все их пережи¬ вания. — И ты думаешь, что им удастся скрыться от вла¬ стей? — проговорила Джельсомина чуть слышно, ибо вряд ли кто-нибудь в Венеции решился бы задать этот вопрос вслух. — Ты же знаешь, сторожевые галеры по¬ стоянно в море! — Мы об этом подумали и решили, что «Прекрасная соррентинка» возьмет курс на Анкону. Как только они окажутся во владениях римской церкви, связи дона Ка¬ милло и права его благородной супруги оградят их от преследований... Скажи, можно ли отсюда взглянуть на море? Джельсомина провела Якопо в пустую комнату под самой крышей, откуда открывался вид на порт, наЛидо и на безбрежные просторы Адриатики. Сильный бриз, проносясь над крышами города, раскачивал в порту мач¬ ты и затихал в лагунах, где уже не было судов. Потому, как надувались паруса и с каким усилием гондольеры гребли к набережной, было видно, что дует крепкий ве¬ тер. За Лидо он был порывист, а вдали, на беспокойном море, поднимал пенные гребни волн. — Ну вот, все хорошо! — воскликнул Якопо, окинув даль внимательным взглядом. — Они успели уйти дале¬ ко от берега и при таком ветре скоро достигнут своей гаванй. А теперь, Джельсомина, пойдем к моему отцу. Джельсомина улыбалась, когда Якопо уверял ее, что влюбленные теперь в безопасности, но, услыхав его просьбу, девушка помрачнела. Она молча пошла вперед, и через короткое время оба стояли у ложа старика. За¬ ключенный, казалось, не заметил их появления, п Якопо вынужден был окликнуть его. 325
— Отец, — сказал он с той особенной грустью в го¬ лосе, которая всегда появлялась у него в разговоре со стариком, — я пришел. Заключенный обернулся и, хотя он, очевидно, страш¬ но ослабел со времени последней встречи с сыном, на его изможденном лице появилась едва заметная улыбка. — Ну что, сынок, как мать? — спросил он с такой тревогой, что Джельсомина поспешно отвернулась, — Она счастлива, отец, счастлива.., — Счастлива без меня? — В мыслях она всегда с тобой, отец« — А как твоя сестра? — Тоже счастлива. Не беспокойся, отец! Они обе смиренно и терпеливо ждут тебя« — А сенат? — По-прежнему бездушен, лжив и жесток, — сурово ответил Якопо и отвернулся, обрушивая в душе прокля¬ тия на головы власть имущих. — Благородных синьоров обманули, донеся им, что я покушался на их доходы, — смиренно сказал старик.
– * Придет время, и они поймут и признают это. Якопо ничего не ответил; неграмотный и лишенный необходимых знаний, которые даются людям правитель¬ ствами, отечески заботящимися о своих подданных, но обладая от природы ясным умом, он понимал, что си¬ стема правления, провозглашающая основой своей некие особые качества привилегированного меньшинства, низа что не допустит сомнения в законности своих поступ¬ ков, признав, что и она способна ошибаться. — Ты несправедлив к сенаторам, сынок. Это блапь родные патриции, и у них нет оснований зря наказывать таких людей, как я. — Никаких оснований, отец, кроме необходимости поддерживать жестокость законов, по которым они ста¬ новятся сенаторами, а ты — заключенным! — Ты неправ, сынок, я знал среди них и достойных людей! Например, последний синьор Тьеполо: он сделал мне много добра, когда я был молод. Если бы не это лож¬ ное обвинение, я был бы сейчас первым среди рыбаков Венеции. — Отец, помолимся вместе о душе синьора Тьеполо, — Разве он умер? 326
— Так гласит роскошный памятник в церкви Реден- торе. — Все мы когда-нибудь умрем, — перекрестившись, прошептал старик, — и дож, и патриций, и гондольер, Яко... — Отец! — поспешно воскликнул браво, чтобы не дать старику договорить это слово, и, наклонившись к нему, шепнул: — Ты ведь знаешь, есть причины, по ко¬ торым мое имя не следует произносить вслух. Я тебе не раз говорил: если ты станешь меня называть так, мне не позволят приходить к тебе. Старик казался озадаченным: разум его так ослабел, что он многое перестал понимать. Он долго смотрел на сына, затем перевел взгляд на стену и вдруг улыбнулся, как ребенок: — Посмотри, сынок, не приполз ли паук? Из груди Якопо вырвался стон, но он поднялся, что¬ бы исполнить просьбу отца. — Я не вижу его, отец. Вот подожди, скоро будет тепло... — Какого еще тепла?! Мои вены вот-вот лопнут от жары! Ты забываешь, что здесь чердак, что крыша тут свинцовая, а солнце... Ох, это солнце! Благородные сена¬ торы и не знают, какое мучение сидеть зимой в подзе¬ мелье, а жарким летом — под раскаленной крышей. — Они думают только о своей власти, — пробормо¬ тал Якопо. — Власть, которую обрели нечестным путем, может держаться лишь на безжалостной несправедли¬ вости! Но к чему нам говорить с тобой об этом, отец! Скажи лучше: чего тебе недостает? — Воздуха... сынок, воздуха! Дай мне подышать воз¬ духом, ведь бог создал его для всех, даже самых не¬ счастных. Якопо бросился к стене этого древнего, оскверненного столькими жестокостями здания, в которой виднелись трещины — он уже не раз пытался их расширить, — и, напрягая все силы, старался хоть немного увеличить их. Но, несмотря на отчаянные усилия браво, стена не под¬ давалась, и лишь на пальцах его выступила кровь. Дверь, Джельсомина! Распахни дверь! «крикнул он, изнемогая от бессмысленной борьбы. — Нет, сынок, сейчас я не страдаю. Вот когда тебя нет рядом и я остаюсь один со своими мыслями, когда 327
вижу твою плачущую мать и брошенную сестренку, то¬ гда мне нечем дышать!.. Скажи, ведь теперь уже август? — Еще июнь не наступил, отец. — Значит, будет еще жарче? Святая мадонна, дай мне силы вынести ^се это! Безумный взгляд Якопо был еще более страшен, чем затуманенный взор старика. Грудь его вздымалась, ку¬ лаки были сжаты. — Нет, отец, — сказал он тихо, но с непоколебимой решительностью, — ты не будешь больше так страдать. Вставай и идем со мной. Двери открыты, все ходы ивы- ходы во дворце я знаю как свои пять пальцев, да и клю¬ чи в наших руках. Я сумею спрятать тебя до наступле¬ ния темноты, и мы навеки покинем эту проклятую рес¬ публику! Луч надежды блеснул в глазах старого узника, когда оп слушал эти безумные слова сына, но сомнение и не¬ уверенность тут же погасили его. — Ты, сын мой, забыл о тех, кто стоит над нами. И потом, эта девушка... Как ты сможешь обмануть ее? — Она займет твое место... Она сочувствует нам и охотно позволит себя связать, чтобы обмануть стражей. Я ведь не зря надеюсь на тебя, милая Джельсомина? Испуганная девушка, которая никогда прежде не ви¬ дела проявления такого отчаяния со стороны Якопо, опу¬ стилась на скамью, не в силах выговорить ни слова. Старик смотрел то на нее, то на сына; он попытался при¬ подняться с постели, но от слабости тут же упал назад, н только тогда Якопо понял, что мысль о бегстве, осе¬ нившая его в момент отчаяния, по многим причинам не¬ выполнима. Воцарилось долгое молчание. Понемногу Якопо овладел собой, и лицо его снова обрело столь ха¬ рактерное для него выражение сосредоточенности и спо¬ койствия. — Отец, — сказал он, — я должен идти. Скоро конец нашим мучениям. — Но ты скоро опять придешь? — Если судьбе будет угодно. Благослови меня, отец! Старик простер руки над головой сына и зашептал молитву. Когда он кончил, браво и Джельсомина еще не¬ которое время оставались в камере, приводя в порядок ложе узника, и затем вместе вышли. 328