Калейдоскоп
Шрифт:
Перевел Вл. Бурич.
СНЫ ПРИ ФУМАРОЛЕ
На углу цветочный магазин.
— Из цветочного магазина на углу принесли цветы.
— Очень приятно.
— Пожалуйста, поздравьте тетку генерала.
— Сейчас надену брюки.
Повторяю во время бритья «Краткий туристический разговорник», так как даже вне дома плохо переношу так называемое общение при помощи жестов. Я живу в пансионате «Рай Упании». Путешествие на теплоходе, хотя и более продолжительное, стоило дешевле, таким образом, на «Упанском Орле» я завернул в большой порт. Потом в глубь страны какой-то «Стрелой», кажется «Серебряной», разумеется, «Упанской», так как в Упании все упанское и все очень большое и даже великое.
Поезд прибыл утром. На перроне ждал полицейский. Он сразу же заключил меня в объятия и ласковой рукой прошелся по карманам.
«У нас с иностранцами случались неприятности, — шепнул он, — отсюда эти меры предосторожности и определенные предписания». В ответ я улыбнулся, потому что форма этой предосторожности была безупречной. Тем временем собралось много интересующихся. Разогнав зевак, он сунул дубинку за пояс, поправил фуражку с гиппопотамом под тульей (здесь носят кокарду в виде головы гиппопотама в венце желтых роз) и вызвал такси. Напрасно я высматривал машину. Оказалось, упанские такси отличаются от наших. По свистку четыре босоногих балбеса принесли к вокзалу лодку на двух жердях.
— Садитесь, пожалуйста. Оплата по счетчику. Таксометр у переднего над ухом.
— Но… — мне не хватило слов, легкое удивление я выразил… жестом.
Полицейский бешено завертел дубинкой.
— Понять простую вещь, — сказал он, — труднее всего. Вид транспорта нам диктует традиция. Давным-давно, много лет тому назад, когда строили город, главную улицу для симметрии провели точно по руслу реки. Так уж вышло, как привыкли говорить старые люди. Трудности были, но они кончились. Река уж несколько десятков лет течет рядом. И ей хорошо, и нам удобно.
— Интересно.
Полицейский придвинулся ближе. Сощурил глаза и кончиком языка облизал верхнюю губу.
— Вас интересуют мосты?
В кучку зевак, стоявших на изрядном расстоянии и напрягавших слух, словно бы попал снаряд. Они мгновенно исчезли. Полицейский гнул свое, а я свое. Неприятный вопрос повис в воздухе.
— Я хотел бы знать, почему колеса здесь заменяют людьми? Разве это практично?
— Надо признаться, у нас проблема с покрышками. Мотор? А зачем? Еще мотор гонять. От выхлопных газов и шума одни болезни! А так и воздух чистый, и тихо. Ну, счетчик стучит. Я бы на вашем месте давно уже сел и уехал.
Он свистнул — я сел. Свистнул второй раз — босоногие помчались галопом. Они прекрасно подражали автомобильному сигналу и на бешеном ходу делали повороты. Не успел я выкурить сигарету, как они домчали маня к пансионату. Тарифную плату я бросил в запломбированную банку. Чаевые дал в руки.
— На углу есть цветочный магазин…
Я получил номер, выходящий на улицу. Из окна был виден цветочный магазин. По всему его фасаду золотыми буквами шла надпись: «ГРОБЫ НАПРОКАТ», но золото облупилось, стало крошиться, и старая надпись: «ГРОБЫ. СКЛАД И ПРОДАЖА» была видна лучше, чем новая. Перед «прокатом», несмотря на раннее время, уже стояла очередь. Многие клиенты, как я слышал, опаздывают с возвратом и вследствие их беспечности другие вынуждены тратить много времени и нервничать. Вначале я думал, что в городе трудно с пиломатериалами. Но оказалось, что дело не в этом. Кто-то неуловимый упорно плюет на золотую краску упанцев. И поэтому «склад» и «продажа» пугают клиентов своей адской чернотой, хотя золотые буквы и подновляются регулярно в первый понедельник каждого месяца. Черное отпугивает, растут задолженности по возврату, намеченный порядок превращается в балаган.
Эти сведения я получил от консьержки, то есть из первых рук. Она плотная, упитанная девушка, заглядывает ко мне каждую минуту и спрашивает, не нужно ли мне еще чего-нибудь для счастья. Я обращаюсь к ней на «вы», хотя она при этом каждый раз краснеет. Дело в том, что на ее пикейной блузке знаки отличия младшего сержанта, а к сержантам надлежит обращаться на «вы».
Хозяйка пансионата имеет звание майора. Телефон не работает, оборванный кабель болтается за окном. В ванной сохнут мундиры. Большая стирка замаскирована табличкой «Ремонт». В туалете стоит кастрюля с настойкой на упанской вишне. На каменном сиденье кто-то нацарапал сердце и сентенцию: «Эх, жизнь жестянка…» Ну что ж, карнавал так карнавал. Я приехал в Упанию в разгар карнавала. В городе повсюду гирлянды, хороводы, букеты, фестивали, игры, танцы и скачки. Жители забыли об обычных одеждах. Карнавальный костюм стал повседневным одеянием. Карнавал в Упании длится без перерыва сто лет. А может быть, даже дольше.
— Из цветочного магазина принесли цветы.
— Очень приятно. Поздравьте, пожалуйста, тетку генерала, — отвечаю я, намыливая лицо. — Сейчас надену брюки.
Я понял, что брякнул глупость, потому что это консьержка просто сказала фразу из «Краткого разговорника». Я уже собрался было извиниться, как девушка сделала страшные глаза и большим пальцем показала на дверь.
В дверях стоял посыльный с огромным свертком.
— Цветы? Для меня?
— Для вас, для вас! — Младший сержант смеялась, стреляла глазами. Слово «брюки» привело ее в прекрасное настроение.
— Простите, но по какому случаю?
— Потому что сегодня ваши именины. Ага, мы все знаем, все!
— Но от кого?
— Вы находитесь среди друзей, и это от друзей или, может быть, от приятельниц. Куда поставить? Здесь поставить? Там? Где вы хотите?
Я нерешительно двигал кисточкой. Возле дивана стоял прелестный столик.
— Может быть, там? Там было бы неплохо. Как вы думаете, сержант?
Но у младшего сержанта на уме был только диван.
— Конечно, там было бы не плохо, но сначала надо покончить с одним. Эй, дорогой наш ветеран, поставьте на окно, пусть видят с улицы.
Посыльный, человек в годах, с бородой до половины груди, поставил корзину на подоконник. Потом неторопливо расчесал бороду и принялся распаковывать цветы. Сначала снял конскую попону, потом серую бумагу, потом толстый слой газет, затем три куска картона и решетку из палок. Наконец снял с себя шапку и протянул руку. Консьержка ударила его по руке ключами. Он ушел сердитый. За дверью он злобно пробормотал, что еще вернется.
— Ах, как запахло сиренью!
Младший сержант вздохнула так глубоко, что под пикейной блузкой сделалось все как-то удивительно симпатично и совсем не казарменно, как-то пахнуло уик-эндом.
— Ах, — говорила она милым шепотом, — эти знаки отличия у меня пришиты. А со знаками отличия ничего нельзя. Нельзя под страхом строгого наказания. Меня уже один раз понижали в звании за неношение бюстгальтера! Нитки такие слабые, обычная наметка. Нитка рвется, сердцу помогает. Вот они надпороты, вот они отпороты… Ах, эти цветы вызывают такие чувства!
Цветы, цветы, а здесь морда в мыле и небрита. И не хватает самых нужных слов. А ответить что-то надо.
— А сирень действует все сильнее. От сирени горячий дух идет, такой, что на ляжках чувствую змия.