Кристальный пик

Гор Анастасия

— Позвольте мне полететь с вами, драгоценная госпожа. Обещаю, я буду полезен.

Ллеу не был воином. Несмотря на то, что отец его служил при Ониксе хускарлом, он пал слишком рано, чтобы передать своему сыну хоть что-то помимо имени. Ллеу был таким же худым и обделенным физически, как я. Невысокий, изящный, почти женственный по фигуре и лицу. Вся внешность Ллеу располагала исключительно к тому, чтобы, даже враждуя с ним, плести интриги, а не драться. Однажды Мидир и вовсе сказал, что «давно бы преподал этому мальчишке урок, не будь он толщиной с кедровую ветку», и что хватка у того слабая, как у его младшей дочери — и вряд ли он соврал.

— Вы знаете, что ждет нас в Керидвене, госпожа, — сказал Ллеу, и серо-зеленые глаза его потемнели. — Вы знаете, что я вам нужен.

Полторы тысячи женщин — ровно столько призвала ярлксона

Омела со всех краев своего туата и обратила в сейд. Полторы тысячи вёльв, количество которых позволяло сейду пересекать любые расстояния и сражать моих солдат в любом уголке Круга. То, что именно Керидвен помогает Немайну и Фергусу в войне, было ясно уже давно, но то, что каждая пятая крестьянка освоила сейд ради возмездия и независимости, выяснилось лишь позавчера. Раньше таким количеством вёльв мог похвастаться только Дейрдре, но даже они не были способны заставить врагов плеваться кусочками легких и кишок, ибо не собирались вместе, не были одним целым и не служили мне беспрекословно. Это потребовало бы от них, — и от меня, — непомерной платы. Вёльвы Керидвена же действовали синхронно, как считал Ллеу, и каждая вплетала свой узел в общую пряжу, где застревал любой враг, которого им удавалось сквозь нее разглядеть. Если бы Ллеу не придумал поить армию медовухой с лошадиной кровью для дальней защиты, — на вкус она была мерзкой, горько-соленая, зато «даровала толстую шкуру, через которую не ужалить», — мы бы давно растеряли ее всю.

По той же причине мы разделили тысячу примкнувших к нам драконов на две половины — одна еще прошлой ночью с наступлением темноты выдвинулась на Фергус, а вторая все еще ждала под сводами замка, когда хирдманы взберутся на них, чтобы полететь на север. Так часть моих воинов стала всадниками, а еще часть уже перебралась через Меловые горы и уничтожила прибрежные города, отвлекая, пока мы не ударим в центр. Мидир сказал, что сделать так, застигнув врасплох и сразу нанеся основной удар по Морфрану, — главному город Керидвена, — наш единственный шанс. Пока Дану и Ши разбираются с Немайном, а другие драконы — с Фергусом, у нас наконец-то появилась возможность вырвать сорняк, схватившись за самый его корень. Вот только...

«Потерь будет много», — предупредил Мидир также, — «Половина умрет если не от мечей Керидвена, то от их сейда». Однако прямо сейчас Ллеу, кажется, предлагал иной выход.

— Что ты можешь сделать? — спросила я прямо. — Один сейдман против такого количества вёльв... Сам сказал на последнем Совете, что они все выйдут к нам сражаться лицом к лицу. Никакие жертвенные лошади больше не помогут.

— Я смогу дать вам ответ, только когда мы прибудем на место, госпожа, но ответ будет. Стал бы я так опрометчиво рисковать жизнью, если бы не был в себе уверен? Вы ведь знаете, я не благодетель и не мученик, — Он улыбнулся, и по тронному залу побежал перезвон колокольчика на его плетеном браслете — всего одного, матового и черного. Остальные четыре больше не звенели. — Я помню ваш и Мидира план. Даже если вы не собираетесь принимать участие в сражении, а будете лишь смотреть с неба и направлять, это все равно опасно. Рядом с вами должен быть хотя бы один человек, владеющий сейдом, ибо там, где им пропитана сама земля, никакая броня не защитит.

Я поджала губы и бегло осмотрела себя еще раз. Меч с кованым навершием в повязанных ножнах, напоясная сумка, заговоренный компас в ее кармане (на всякий случай), наручи, надетые поверх чешуи, и даже костяная рука — все это и впрямь бесполезно против тайных практик. А именно выманить Омелу, взять ее в плен и заставить сдаться было ключом к победе в войне и восстановлении Круга. Прихлопывать пчел по одной всегда проще, чем справиться с целым роем. А если же сразу убить матку...

— Маттиола знает? — спросила я, и Ллеу кивнул.

— Конечно.

— Тогда решено. Ты летишь со мной.

Он снова поклонился в благодарность, прижав ладонь к груди в традиционном жесте, и один его рукав пополз вверх, обнажая свежую повязку вокруг запястья. Очевидно, Ллеу специально порезал себя накануне, чтобы на поле боя было достаточно всего лишь надавить на рану, чтобы пошла кровь. В отличие от вёльв, он не использовал веретено, да и плел сейд вовсе не из пряжи. Он вытягивал силу из собственных и чужих костей.

— Пора отправляться, драгоценная госпожа.

Мидир, успокоивший плач дочерей и строго приказавший им разойтись по комнатам, уже ждал нас с Ллеу у распахнутых дверей зала. Он не стал спрашивать, почему тот идет со мной бок о бок на крышу башни-донжона, а я не стала рассказывать. Только оглянулась через плечо на отцовский трон и мысленно попрощалась с ним, ибо больше мне не было суждено его увидеть — либо я одержу победу, и вместо него наконец-то установят трон из драгоценностей и стекла, либо попросту не вернусь домой.

В замке поселилась неестественная тишина: все молились, прятались или поспешили уйти к своим семьям, чтобы быть рядом, если что-то пойдет не так. Зато на улице стоял гомон, какого Столица не слышала даже в Эсбаты: драконы и люди впервые за двадцать лет воевали бок о бок, а не друг с другом, и неистовый рев, звучащий с тальхарпой в унисон, ласкал слух, как песня. Вид, открывшийся мне с края башни, был не менее прекрасным: хирды один за другим бесстрашно седлали драконов, а те подставляли им крылья, помогая забраться. Пятьсот драконов и в пять раз больше людей. Половина уже парила вместе в небесах, дожидаясь остальных. Кого-то, судя по звукам, стало тошнить, а кто-то потерял сознание, но большинство гудело в предвкушении битвы, кричало и смеялось. Оторванная от простого люда, я едва не забыла, каковы дейрдреанцы, когда дело доходит до битвы — сплошь берсерки, безрассудные, а потому непобедимые. Когда-то давно война была таким же их уделом, как и сейд... И, кажется, они вспомнили об этом.

«Не снижайтесь. Не садитесь на землю и не рискуйте собой ради людей. Ваша задача — доставить хирды в целостности, а не сражаться. Помните, что вы семья. Прикрывайте спины друг друга».

«Да, отец».

На крыше донжона было слишком тесно, чтобы здесь поместилось больше двух драконов, поэтому третий, самый огромный и будто выкованный из железа, висел над ними прямо в воздухе. Размах его крыльев достигал такой ширины, что они могли накрыть собою всю башню, и каждое их движение поднимало такой ветер, что мне пришлось приставить ладонь ко лбу козырьком, дабы разглядеть в драконе Борея. В последний раз я видела его в Медовом зале, злого и растерянного, когда ему не удалось отговорить Старших от присоединения к войне. Мне думалось. что после такого Борей отправится к жене в Сердце или по крайней мере полетит на Фергус, а не на Керидвен бок о бок с той, что почти лишила его достоинства. Однако Борей оказался менее упрям, чем я считала, и больше привязан к семье, чем могло показаться окружающим: он сопровождал своих детей, Мелихор и Сильтана, толкающихся на крыше в первородном обличье в ожидании его и моих указаний.

«Солярис... Тебя это тоже касается».

Солярис держался поодаль, все еще будучи человеком, и угрюмо смотрел на город, погруженный в свои мысли, пока не появилась я. В то время как Гектор одевал меня в кузнице, он собирал драконов от моего имени, а потому видел меня в броне впервые. Однако все равно повел себя так, будто я надевала ее уже не раз: молча похлопал рукой по спине и боку, проверяя, так же ли плотно она прилегает к моему телу, как его броня прилегает к нему. Затем Сол удовлетворенно кивнул и, проронив нечто вроде «Годится», снова отвернулся к городу, словно он был ему куда интереснее. Лишь по тому, как дрожали его пальцы при этом, и как он дотронулся ими до пальцев моих, лежащих на остром краю мерлона, я поняла, что он чувствует на самом деле. Облегчение. Радость. Спокойствие. Я сделала так, как он просил — приняла его дар. Драконья суть всегда познавалась в жертвенности: нет для дракона большего признания в любви, чем отдать всего себя, даже собственную кожу.

«Солярис, ты меня слышишь? Я к тебе обращаюсь».

Мы оба вздрогнули, осознав это — Борей действительно говорил с ним, да еще и тем самым назидательным тоном, каким говорят лишь отцы со своими детьми. Солярис тут же встрепенулся и задрал голову к металлическому дракону, пышущему жаром, который был в два, а то и в три раза больше половины драконов под моим замком.

«Что я сейчас сказал?»

— Чтобы мы не рисковали, — ответил Сол растерянно, на что Борей нервно повел крылом, да с такой силой, что меня пошатнуло в сторону от поднятого им ветра. — Я все понял, отец.