Лионель Линкольн, или Осада Бостона
Шрифт:
Агнеса хотла что-то сказать, но въ эту минуту сзади нее что-то упало. Она обернулась и увидала, что мистриссъ Лечмеръ выронила изъ рукъ чудную фарфоровую чашку, которая разблась въ мелкіе куски.
— Бабушк дурно! — воскликнула Сесиль, кидаясь къ ней на помощь. — Катонъ, скоре… Майоръ Линкольнь, пожалуйста, дайте сюда стаканъ воды… Агнеса, одолжите мн вашихъ солей.
Старой леди было, однако, не такъ ужъ дурно. Отъ солей она отказалась, но стаканъ воды приняла отъ Ліонеля.
— Я боюсь. что вы меня сочтете за несносную, болзненную старуху, — сказала она, слегка оправившись. — Это со мной, должно быть, отъ чая, котораго я, правда, пью очень много отъ избытка лойяльности. Но, должно бытъ, мн тоже прядется отъ него отказаться, какъ отказались мои барышни, только по другой причин. Мы привыкли рано ложиться, майоръ Линкольнъ, но сами вы будьте, какъ дома, и располагайте собой, какъ вамъ угодно. Я прошу снисхожденія къ моимъ семидесяти годамъ и желаю вамъ спокойной ночи, желаю вамъ выспаться хорошенько и стряхнуть съ себя все утомленіе, причиненное вамъ дальнимъ путешествіемъ. Катонъ приготовитъ для васъ все, что нужно.
Старая лэди ушла, поддерживаемая подъ руки своими двумя воспитаницами. Ліонель остался въ гостиной одинъ. Такъ какъ было уже поздно, и такъ какъ нельзя было ожидать, чтобы молодыя миссъ возвратились въ гостиную, Ліонель спросилъ свчку и веллъ себя проводить въ отведенную для него комнату, Катонъ помогъ ему раздтъся, и онъ съ удовольствіемъ улегся въ мягкую постель.
Заснулъ онъ, однако не сразу. Ему долго припоминалось все то, что онъ пережилъ за этотъ день. Мистриссъ Лечмеръ и ея внучки играли каждая свою роль. Былъ или нтъ между ними уговоръ? Это нужно было проврить. Но Агнеса Дэнфортъ была такая простая, непосредственная, даже рзковатая — частью отъ природы, частью отъ воспитанія. Какъ всякій молодой человкъ на его мст, познакомившійся съ двумя молодыми. двушками замчательной красоты, Ліонель заснулъ, мечтая о нихъ обихъ, а во сн ему мерещилось, будто онъ на «Эвон» пьетъ пуншъ, приготовленный хорошенькими ручками миссъ Дэнфортъ, а къ аромату этого пунша примшивается тонкій ароматъ чая, сзади же стоитъ Сесиль Дайнворъ, съ милой граціей Гебы смотритъ на него и такъ весело, такъ молодо хохочетъ.
Глава IV
Честное слово, вотъ хорошо упитанный человкъ.
Солнце начинало бросать свои лучи на густой туманъ, разостлавшійся за ночь надъ поверхностью воды, когда Ліонель взошелъ на Биконъ-Гилльскія высоты, чтобы посмотрть на свой родной городъ при первомъ проблеск дня. Сквозь туманъ видны были зеленыя верхушки острововъ. Виднлся также еще обширный амфитеатръ утесовъ, окружавшихъ бухту. Впрочемъ, туманъ уже поднимался все выше и выше, то закрывая входъ въ прелестную долину, то обвиваясь легкими клубами вокругъ колокольни, которая обозначала, что на этомъ мст стоитъ село.
Хотя горожане вс уже проснулись, но везд въ город соблюдалась строгая тишина по случаю воскресенья.
Стоя на холм, Ліонель любовался панорамой родного города.
По мр того, какъ расходился туманъ, выступали дома, утесы, башни, корабли. Многаго онъ не могъ припомнить, но многое узнавалъ. Изъ задумчивости его вывелъ чей-то непріятный, гнусавый голосъ, пвшій псню, изъ которой Ліонель уловилъ нкоторыя слова:
Кто свободу любитъ — тотъ
За нее идетъ въ походъ,
Обнажаетъ острый мечъ,
Не боится жаркихъ счь.
A привыкшій къ рабству — знай
Пьетъ свой вредный, мерзкій чай.
Ліонель пошелъ на голосъ и увидалъ Джоба Прэя, сидвліаго на деревянныхъ ступенькахъ, крторыя вели на вершину холма. Джобъ кололъ орхи на краю доски и клалъ себ въ ротъ зерна, а въ промежуткахъ плъ вышеприведенную псню.
— Какъ же это вы, мистеръ Прэй, не соблюдаете воскресенья и съ утра принялись за свтское пніе? — сказалъ Ліонель.
— Пть никогда не грхъ что бы то ни было, псалмы ли, псни ли, — отвчалъ Джобъ, не поднимая головы и не отрываясъ отъ своего занятія. — Но для пнія нужно подняться повыше, потому что у насъ пть нельзя: всю долину заняли солдаты.
— A что вы имете противъ солдатъ въ долин?
— Изъ-за нихъ коровамъ сть нечего и коровы не дають поэтому молока. Теперь весна, коровамъ пастбище пужно.
— Бдный мой Джобъ, солдаты травы не дятъ, ваши рогатые и безрогіе друзья могутъ пастись сколько угодно.
— Но солдаты траву мнутъ, а бостонскія коровы не дять травы, примятой англійскими солдатами, — сказалъ съ сумрачнымъ видомъ Джобъ.
— Вотъ даже какъ! Боже, какая утонченная любовь къ свобод! — засмялся Ліонель.
Джобъ съ предостереженіемъ покачалъ головой и сказалъ: — Не говорите ничего противъ свободы; а то будетъ нехорошо, если васъ услышить Ралъфъ.
— Кто это Ральфъ? Гд же онъ тутъ прячется?
— Онъ тамъ, въ туман,- сказалъ Джобъ, указывая пальцемъ на маячный столбъ, весь окутанный туманомъ.
Ліонель посмотрлъ туда, но въ первое время ничего не увидалъ. Потомъ, продолжая всматриваться, онъ разглядлъ сквозь туманъ того самаго старика, съ которымъ халъ на корабл. Старикъ былъ все въ томъ же сромъ костюм, который очень подходилъ съ туману и придавалъ наружности старика что-то воздушное и сверхъестественное. По мр того, какъ туманъ рдлъ, Ліонель замчалъ, что старикъ кидаетъ по сторонамъ быстрые и тревожные взгляды. При этомъ онъ длалъ рукой нетерпливые жесты, какъ будто пытаясь разсять мглу, мшавшую ему видть то, что онъ желалъ. Вдругъ свтлые солнечные лучи прорзали туманъ, раздвинули его и освтили разомъ всю фигуру старика. Въ тотъ же мигъ съ его лица исчезло суровое, тревожное выраженіе; кроткая и грустная улыбка озарила черты, и онъ громко окликнулъ молодого офицера.
— Приходите сюда, Ліонель Ликольнъ. Вы здсь услышите свднія, которыя избавятъ васъ отъ многихъ опасностей, если вы сумете ими воспользоваться.
— Очень радъ, что слышу вашъ голосъ, — сказалъ Ліонель, направляясь въ ту сторону. — Окутанный туманом, вы были гпохожи на какого-то выходца съ того свта, — мн хотлось стать передъ вами на колни и попросить вашего благословенія.
— Это врно, что я выходецъ съ того свта. Почти все то, что могло бы меня интересовать въ жизни, лежитъ въ могил, и свое земное странствованіе я продолжаю только потому. что я долженъ совершить одно большое дло, котораго безъ меня никто не сдлаетъ. Тотъ свтъ, молодой человкъ, я вижк передъ собой гораздо ясне, чмъ вы вотъ эту панораму, разстилающуюся у вашихъ ногъ. Тамъ нтъ тумановъ, мшающихъ смотрть, нтъ иллюзіи красокъ, нтъ никакого обмана чувствъ.
— Какъ вы счастливы, сэръ, что имете такую увренность, достигнувъ послдняго предла жизни, но я боюсъ, что за свою рвшмость провести вчерашнюю ночь въ жилищ юродиваго вы плплатились неудобствами и безпокойствомъ.
— Этотъ юродивый очень хорошій юноша, — отвчалъ старикъ, ласково кладя руку на голову Джобу. — Мы съ нимъ понимаемъ другъ друга, маіоръ Линкольну, а это всего дороже для взаимныхъ отношеній.
— Я замтилъ уже, что есть одинъ вопросъ, на который вы смотрите съ нимъ совершенно одинаково. Но помимо этого между вами, по моему, нтъ ровно ничего общаго.
— Его умственныя способности остановились въ развитіи еще въ період дтства, это врно, — отвчалъ старикъ. — Но каковъ конечный результатъ человческихъ познаній? Въ чемъ онъ заключается? Онъ заключается въ томъ, что мы узнаемъ, а сколько именно мы находимся во власти нашихъ страстей? Тотъ, кто на опыт научился тушить этотъ вулканъ, и тотъ, кого это пламя вы разу не обжигало — одинаково достойны другъ друга и вполн могутъ считаться товарищами.
Ліонель наклонилъ голову, выслушавъ такое смиренное мнніе, и посл небольшой паузы перемнилъ разговоръ.