Майский цветок
Шрифт:
Марьяно, по прозванію «Кальяо», хотя это прозвище никогда не говорилось ему въ глаза, доживалъ уже седьмой десятокъ, что не мшало ему быть еще крпкимъ, имть твердую походку, мдно-красное лицо, глаза табачнаго цвта, сдые усы дыбомъ, какъ у стараго кота, и во всей своей особ что-то задорное, напоминавшее о дурак, который выигралъ четыре копейки.
Его прозвали «Кальяо» [9] за то, что онъ не мене десяти разъ въ день толковалъ о битв при Кальяо, знаменитомъ сраженіи, въ которомъ онъ участвовалъ юношей, какъ простой матросъ, на корабл «Нуманція». На каждомъ слов онъ поминалъ Мендеса Нуньеса, котораго постоянно иазывалъ дономъ Касто, точно былъ закадычнымъ другомъ великаго
– Бумъ! Бумъ! Брумъ!
Вообще, онъ былъ человкъ замчательный. Онъ промышлялъ контрабандой въ ту пору, когда вс смотрли на нее сквозь пальцы, начиная съ начальника порта до послдняго стражника. Еще и теперь, когда представлялся случай, онъ охотно принимзлъ участіе въ подобныхъ предпріятіяхъ; но главнымъ его дломъ была благотворительность, состоявшая въ раздаваніи ссудъ рыбацкимъ женамъ, причемъ процентовъ онъ бралъ не боле пятидесяти въ мсяцъ и, сверхъ того, имлъ въ распоряженіи цлое стадо несчастныхъ бдняковъ, которые, будучи имъ ограблены, слпо ему повиновались въ вопросахъ мстной политики. Племянники видли съ почтеніемъ, что онъ бываетъ на «ты» съ алькадами, а иногда, одтый въ лучшее платье, отправляется въ Валенсію и, какъ депутатъ отъ судовладльцевъ, бесдуетъ съ губернаторомъ.
Жестокій и жадный, онъ умлъ кстати дать песету, былъ за панибрата съ рыбаками, a племянники, не обязанные ему ничмъ, кром надежды получить посл него наслдство, считали его за самаго услужливаго и почтеннаго человка во всей окрестности, хотя имъ случалось, – правда, рдко, – бывать на Королевской улиц, въ красивомъ дом, гд жилъ ихъ дядя въ обществ единственной дебелой и зрлой служанки, говорившей съ нимъ на «ты» и находившейся съ нимъ, по словамъ сосдей, въ близости, весьма опасной для его родственниковъ, такъ какъ она знала, гд у хозяина спрятана кубышка.
Марьяно выслушалъ Ректора, полузакрывъ глаза и нахмуривъ брови. «Чортъ! чортъ!.. Придуманото недурно… Ему нравятся такіе люди, какъ Паскуало, работящіе и смлые…»
Тутъ, воспользовавшись случаемъ удовлетворить свое тщеславіе разбогатвшаго невжды, онъ пустился въ разсказы о своей молодости, когда онъ вернулся со службы безъ гроша и, не желая рыбачить подобно предкамъ, ппавалъ въ Гибралтаръ и въ Алжиръ, чтобы оживить торговлю и избавить людей отъ непріятности курить поганый табакъ изъ лавченокъ. Благодаря своей смлости и помощи Божьей, онъ скопилъ себ на прожитокъ въ старости. Но времена теперь не т: въ старину можно было плыть прямо, a теперь береговая стража подъ командою у офицериковъ, только что вышедшихъ изъ школы, много о себ воображающихъ и развшивающихъ уши на всякіе доносы; теперь ужъ не найдешь такого, который протянулъ бы руку за фунтикомъ-другимъ съ условіемъ ослпнуть на часокъ. Мсяцъ назадъ, около мыса Оротезы, конфискованы три лодки изъ Марселя съ грузомъ полотна. Значитъ, осторожность нужна большая. На свт стало хуже. Развелось много доносчиковъ, которые дуютъ въ уши полиціи… Однако, если Ректоръ твердо ршился… то слдуетъ браться за дло, и уже никакъ не дядя будетъ его отговаривать: напротивъ того, ему пріятно, что племянникамъ надоло быть оборванцами и хочется устроить свою жизнь. Бдному отцу Ректора, храброму Паскуало, тоже было бы лучше не возвращаться къ рыбной ловл, а продолжать торговлю…
Чмъ онъ можетъ помочь племяннику? Пусть тотъ говоритъ смло, потому что въ дяд своемъ иметъ отца, который съ радостью его поддержитъ. Если бы дло шло о рыб – ни копейки, такъ какъ Марьяно ненавидитъ это проклятое ремесло, гд люди изводятъ себя ради жизни впроголодь! Но такъ какъ рчь совсмъ о другомъ, то все, что угодно! Тутъ онъ въ себ не воленъ; изъ любви къ контрабанд онъ готовъ на все! Когда Ректоръ сталъ робко излагать свои желанія, запинаясь и боясь запросить слишкомъ много, дядя остановилъ его ршительнымъ тономъ.
Разъ у племянника есть лодка, все остальное беретъ на себя дядя. Марьяно напишетъ въ алжирскій складъ своимъ пріятелямъ, чтобы дали хорошій грузъ и записали на его счетъ. Если же Паскуало ухитрится благополучно выгрузить товаръ, то дядя поможетъ распродать его.
– Спасибо, дядюшка, – бормоталъ Ректоръ, на глазахъ котораго выступили слезы. – Какъ вы добры!
– Довольно, лишнихъ словъ не нужно. Дядя исполняетъ свой родственный долгъ. Сверхъ того, онъ сохранилъ наилучшія воспоминанія о покойномъ Паскуало. Какая жалость! Такой прекрасный человкъ! Бравый морякъ!.. Ахъ, а кстати… изъ барыша отъ продажи племянникъ получитъ тридцать процентовъ, остальное же дядя беретъ себ. Какъ говоритъ пословица: «родство родствомъ, а деньги счетъ любятъ».
Ректоръ, тмъ немене растроганный, одобрялъ это удивительное краснорчіе цлымъ рядомъ кивковъ; затмъ они замолчали. Антоніо продолжалъ сидть къ нимъ спиною и смотрлъ на игроковъ, безучастный къ этому разговору, веденному тихо, съ пристальными взглядами и почти безъ движенія губъ.
Дядя Марьяно заговорилъ опять. Когда же состоится поздка? Скоро?.. Онъ спрашиваетъ потому, что надо, вдь, написать тамошнимъ пріятелямъ…
Ректору нельзя было хать раньше страстной субботы. Хотлось бы пораньше, но обязанности – прежде всего. А въ страстную пятницу ему какъ разъ предстояло вмст съ братомъ участвовать въ процессіи «Встрчи» [10] , во глав отряда іудеевъ. Нельзя же бросить обязанность, присвоенную семь съ незапамятныхъ временъ къ великой зависти многихъ! Свой нарядъ палача онъ унаслдовалъ отъ отца.
А дядя, слывшій въ околотк за неврующаго, потому что отъ него попы ни разу не поживилисъ ни одной песетой, покачивалъ головою съ важнымъ видомъ. Онъ одобрялъ племянника: «На все – свое время!»
Когда Ректоръ и Антоніо увидли, что идутъ пріятели дяди, они встали. Тотъ повторилъ, что они могутъ разсчитывать на его помощь и что онъ еще повидается съ племянникомъ, чтобы покончить дло. He хотятъ ли они чего-нибудь? Вдь они еще не ли?
– Нтъ? Ну, такъ на здоровье и до свиданія, ребятки.
Братья тихо пошли по пустому тротуару и вернулись въ кварталъ мазанокъ.
– Что сказалъ теб дядя? – равнодушно освдомился Антоніо.
Однако, увидвъ, что братъ ему киваетъ въ знакъ удачи, онъ обрадовался. Значитъ, поздка ршена? Тмъ лучше. Посмотримъ, добудетъ ли Ректоръ богатство, а самъ онъ зашибетъ ли денегъ, чтобы пріятно прожить лто!
Наивный Ректоръ былъ тронутъ благородными чувствами Антоніо и, счастливый его словами, радъ былъ его поцловать. Положительно, у этого бсноватаго парня сердце доброе. Приходилось признать, что онъ сильно привязанъ къ брату, а также къ Долоресъ и къ ихъ ребеночку, маленькому Паскуало. Право, было жалко, что жены ихъ въ ссор.
IV
Хотя заря встала ясная, однако по улицамъ Кабаньяля слышались раскаты, подобные громовымъ. Люди вставали съ постелей, обезпокоенные глухимъ и протяжнымъ гуломъ, похожимъ на грохотъ далекой грозы. Женщины, растрепанныя, полуодтыя, не протеревъ глазъ, пріотворяли двери, чтобы взглянуть, при синеватомъ свт утра, на странныхъ прохожихъ, которые, безъ устали колотя въ свои звонкіе и разноголосые бубны, производили этотъ ужасный шумъ.