Майский цветок
Шрифт:
Солнце стояло въ зенит. Воды горли пламенемъ пожара; знойно было, словно лтомъ: старыя доски палубы обугливались и потрескивали, какъ дрова въ печи.
Когда завтракъ былъ готовъ, хозяинъ и матросы услись у мачты, въ тни паруса и стали сть изъ общаго котла. Они были разстегнуты, мокры отъ пота, разслаблены безвтренною духотою. Бутылка безостановочно ходила по рукамъ для увлажненія сухихъ глотокъ; порою люди съ завистью взглядывали на птицъ, которыя порхали надъ самою водою, какъ бы боясь подняться въ слишкомъ тяжелый воздухъ.
Посл ды матросы сначала оцпенли, тупо блуждая глазами, точно
Вечеръ и ночь прошли безъ приключеній. На утро третьяго дня подулъ свжій втеръ, и «Красотка», словно старая породистая лошадь, почуявшая шпоры, начала дыбиться и скакать по неровнымъ волнамъ.
Къ полудню, на крайнихъ предлахъ моря появилось нсколько дымковъ; и вскор передъ экипажемъ «Красотки», на зеленоватомъ фон горизонта, величественно поднялись мачты, подобныя колокольнямъ, крпостныя башни, пловучіе замки свтло-сраго цвта, – цлый городъ съ тысячами жителей двигался въ облак сажи, производя капризныя эволюціи, то составляя сплошную массу, то разсыпаясь по всему морю, точно стадо левіаановъ бурлило и поднимало воду невидимыми плавниками. Это маневрировала французская средиземноморская эскадра. Берегъ Алжира былъ близко.
Ректоръ и остальные разсматривали корабли съ изумленіемъ и страхомъ. «Силы небесныя! Какихъ чудесъ ухитрились надлать люди! Самому маленькому изъ этихъ судовъ, – вонъ блой канонерк, что, вся во флагахъ и черныхъ шарахъ, плаваетъ промежду прочихъ, подавая сигналы, точно начальникъ, командующій отрядомъ, – стоило лишь прикоснуться къ ихъ лодк, чтобы превратить ее въ щепы. А вонъ длинныя черныя бревна высунули носы изъ отверстій въ башняхъ! Что станетъ съ «Красоткой», если такое чудовище примется чихать?» И контрабандисты поглядывали на эскадру съ тревогою и почтеніемъ юнаго карманника, передъ глазами котораго проходитъ рота солдатъ.
Броненосцы удалились и исчезли на горизонт, оставивъ по себ лишь клочки дыма, которые не замедлили пропасть среди безпредльной лазури.
Въ четыре часа пополудни смутно вырисовалась тнь какъ будто горбатой спины кита. Въ виду была суша. Антоніо хорошо помнилъ эту тнь: то былъ мысъ Mala Dona, передовой постъ берега.
Алжиръ находился налво.
Втеръ все крпчалъ. Парусъ округлялся на гнувшейся мачт; носъ опускался и поднимался, точно вжливо кланяясь разскаемымъ валамъ, брызгавшимъ на него пною; и «Красотка», скрипя и разсдаясь, плыла очень быстро, какъ измученная лошадь, которая длаетъ послднія усилія, зачуявъ близость конюшни и отдыха.
Уже спускались сумерки, и теперь на склонахъ мыса, неясныхъ вслдствіе отдаленія, вырисовывались новыя части суши, низкіе холмы съ блыми пятнами, обозначавшими группы домовъ. Лодка шла все скоре, какъ бы притягиваемая берегомъ; но берегъ будто все отодвигался, подобно тмъ сказочнымъ волшебнымъ царствамъ, которыя убгаютъ по мр того, какъ путешественникъ ускоряетъ свой шагъ.
Съ наступленіемъ ночи «Красотка» уклонилась къ юго-востоку, оставивши мысъ влв, и пошла вдоль берега, весело подпрыгивая по мелкой зыби.
На прелестномъ
Съ «Красотки» видны были скалы, о которыя билось море, огоньки прибрежныхъ селеній, слышны были крики мавровъ на поляхъ; a coвсмъ далеко, въ самомъ конц горнаго хребта, въ томъ мст, гд причудливымъ изворотомъ море какъ бы врзается въ середину суши, яркимъ блескомъ сверкало нсколько красныхъ точекъ.
Это былъ Алжиръ, позади небольшого мыса. Чтобы доплыть туда, понадобилось еще три часа. Огоньки умножались, какъ будто со всхъ сторонъ изъ земли ползло множество свтляковъ. Огоньки эти были разные, какъ по цвту, такъ и по яркости; цлыя сотни ихъ змистою линіей, вроятно, окаймляли дорогу вдоль берега.
Накбнецъ, повернувъ на другой галсъ, чтобы обойти мысъ, увидли городъ:
За исключеніемъ Антоніо, весь экипажъ остолбенлъ при этомъ зрлищ. «Силы небесныя! Стоило създить хотя бы только взглянуть на это! Грао и его гавань противъ этого – просто дрянь».
По темнымъ к неподвижнымъ водамъ они входили въ обширный рейдъ; въ глубин его открывался портъ съ зелеными и красными огнями при вход. За портомъ, уступами по холму расположенъ былъ городъ, блый, не взирая на тни ночи, украшенный безчисленными гирляндами огней, какъ бы роскошно иллюминованный ради какого-нибудь праздника. «Вотъ ужъ не жалютъ газа!..» Пурпуровые огблески бгали по вод порта, какъ будто рыбы подъ водою развлекались пусканіемъ ракетъ; красные фонари сверкали среди лса мачтъ, изъ которыхъ одн были голыя, съ простотою купеческаго флота, а другія – украшены перекладинами и картечницами; вдалек же, на набережныхъ, въ нижнемъ город, вполн европейскомъ, въ яркомъ зарев огня отъ кафешантанныхъ фасадовъ, видны были великолпные магазины и бульвары, кишвшіе черными фигурками прохожихъ и маленькими экипажами съ балдахинчиками изъ свтлаго полотна.
Хаосомъ звуковъ, слитыхъ и перепутанныхъ ночнымъ втромъ, долетали до лодки музыка шантановъ, вечерняя зоря военныхъ трубачей, гамъ толпы, запружавшей улицы, крики арабовъ-водоносовъ, метавшихся въ гавани, – все тяжкое дыханіе заморскаго торговаго города, который, надлавши за день наихудшихъ злодйствъ ради денегъ, кидается на наслажденія съ разнузданной жадностью, лишь только наступитъ ночь.
Паскуало, оправившись отъ изумленія, думалъ о своемъ дл. Онъ помнилъ наставленія дядюшки; пока матросы спускали парусъ и лодка ложилась въ дрейфъ, онъ зажегъ конецъ просмоленнаго каната и двигалъ этимъ красноватымъ факеломъ надъ своею головою, три раза пряча его за кусокъ холста, который держалъ передъ нимъ юнга. Онъ много разъ повторилъ этотъ сигналъ, устремивши взглядъ на самую темную часть берега. Антоніо и прочіе наблюдали съ любопытствомъ. Наконецъ, на суш блеснулъ красный огонь: изъ «склада» отвчали: грузъ вскор будетъ доставленъ.