Майский цветок
Шрифт:
Ректоръ былъ какъ бы отуманенъ своей удачей. Эти двнадцать тысячъ реаловъ вмст съ сбереженіями, которыя собирались по копейк и хранились въ мст, извстномъ лишь ему и Долоресъ, составляли кругленькую сумму, съ которой порядочный человкъ могъ предпринять кое-что.
И это кое-что, какъ всмъ хорошо было извстно, могло имть отношеніе лишь къ морю: вдь Ректоръ былъ характеромъ не въ дядю, чтобы сидть на суш и, ничего не длая, наживаться отъ чужой нужды. Что касается контрабанды, о ней нечего было и думать: оно хорошо одинъ разъ, какъ игра, всегда благопріятствующая новичкамъ; но не слдуетъ искушать дьявола. Для такого человка, какъ онъ, самымъ лучшимъ занятіемъ было рыболовство, но при условіи обладанія собственнымъ инвентаремъ, чтобы не дать обирать себя судохозяевамъ, которые сидятъ
Ворочаясь подъ одяломъ и безпокоя Долоресъ безпрестанными обращеніями къ ней, онъ даже ночью то и дло возвращался къ этимъ разсужденіямъ и, въ конц концовъ, ршилъ удотребить свой капиталъ на постройку лодки, но не какой-нибудь, а, по возможности, самой лучшей изо всхъ, плавающихъ передъ Бычьимъ Дворомъ. «Давно пора, Господь свидтель! Его больше не увидятъ матросомъ или шкиперомъ на жаловань; онъ будетъ судохозяиномъ и, въ знакъ своего достоинства, поставитъ у дверей своего дома самую высокую мачту, какую только можно отыскать, чтобы сушить на ея верхушк свои сти.
Пусть знаетъ весь честной народъ, что Ректоръ строитъ лодку! Если красавица Долоресъ, разбогатвши, придетъ еще на рыбный рынокъ, то будетъ продавать тамъ собственную рыбу»… И женщины квартала обсуждали эту новость: а, когда шли къ каналу у Газа, то заходили къ навсамъ конопатчиковъ и съ завистью смотрли на Ректора. Послдній, покусывая сигаретку, находился тамъ съ утра до вечера, наблюдая за плотниками, которые пилили и строгали для новаго судна желтые свжіе брусья, полные смолы, одни прямые и крупные, другіе – гнутые и тонкіе. Работа шла спокойно. Ни торопливости, ни промаховъ: дло было не къ спху. Единственно, чего желалъ Паскуало, это, – чтобы его лодка была лучшею въ Кабаньял.
Въ то время, какъ онъ тломъ и душой ушелъ въ постройку этой барки, Антоніо жилъ припваючи, благодаря деньгамъ, которыя получилъ отъ Ректора за путешествіе въ Алжиръ.
Впрочемъ, въ старую лачугу, гд онъ жилъ съ Росаріей и гд постоянно происходили ссоры и раздавались грубости и удары, счастливый исходъ этого путешествія не внесъ ни малйшаго достатка. Бдная женщина по-прежнему носила каждое утро свою ношу рыбы въ Валенсію, часто даже въ Торренто или въ Бетеро, всегда пшкомъ, ради экономіи; а когда время было неблагопріятно для продажи, она проводила дни въ своей дыр, наедин со своимъ горемъ и бдностью. Зато ея милый Антоніо ходилъ гоголемъ больше прежняго: щеголялъ въ новомъ плать, всегда съ пригоршнею дуро въ карман, и все время торчалъ въ кофейн, если только не уходилъ съ товарищами въ городъ, чтобы рискнуть нсколькими песетами въ игорномъ притон или затять ссору въ рыбацкомъ квартал. Тмъ не мене, при встрчахъ съ дядей, чтобы не утратить своего права быть назойливымъ, онъ напоминалъ ему о той маленькой должности на работахъ въ порт, которой домогался, когда былъ бденъ.
Онъ съ наслажденіемъ купался въ этомъ временномъ изобиліи, напоминавшемъ ему счастливое время посл свадьбы; и по своей вчной непр6дусмотрительности, по циничномуилегкомыслію, привлекавшему къ нему женщинъ, онъ не раздумывалъ о томъ, что скоро наступитъ конецъ деньгамъ, даннымъ ему братомъ, этой маленькой сумм, которая давно бы уже изсякла, если бы товарищи въ свою очередь не угощали его и если бы ему не везло въ игр. Онъ возвращался въ свою лачугу поздно ночью и ложился въ дурномъ настроеніи, ругаясь сквозь зубы и готовый отвтить пощечинами на малйшее замчаніе Росаріи.
Иногда послдняя не видала его по два и по три дня; зато его видли каждую минуту у Ректора; и, если не было Паскуало, то онъ усаживался въ кухн, около Долоресъ, выслушивая съ опущенной головой и съ покорнымъ видомъ упреки, которые обращала къ нему невстка за дурное поведеніе. Когда Ректоръ заставалъ эти выговоры, онъ принимался восхвалять здравый смыслъ своей жены. «Ну да, Боже мой! Долоресъ говоритъ ему все это потому, что очень его любитъ, и потому, что она женщина разумная, которая не можетъ терпть, чтобы ея деверь длалъ такія глупости и давалъ столько поводовъ къ злословію». И добродушный мужъ, наконецъ, умилялся, слушая проповди своей Долоресъ, «умной женщины, настоящей матери для этого немного тронутаго парня».
Чмъ ближе подходили къ концу деньги у Антоніо, тмъ чаще посщалъ онъ своего брата. Однако, онъ сумлъ воспользоваться этими материнскими совтами; и, чтобы не дать людямъ болтать, онъ довольно часто ходилъ вмст съ Паскуало въ сараи конопатчиковъ и притворялся заинтересованнымъ постройкой этого гигантскаго кузова, бока котораго мало по малу прикрывались и стройныя очертанія котораго уже обозначались подъ молотками, вилами и топорами, безпрерывно работавшими надъ его отдлкой.
Наступило лто. Часть взморья между каналомъ газоваго завода и гаванью, заброшенная весь остальной годъ, кипла оживленіемъ временнаго лагеря. Тропическая жара гнала весь городъ на этотъ берегъ, гд воздвигался настоящій импровизированный городокъ. У волнующагося моря выстроились правильными рядами украшенныя разноцвтными флагами купальныя будки изъ крашеннаго холста сь тростниковыми крышами и съ самыми причудливыми названіями. Во избжаніе ошибокъ при нахожденіи будокъ, он были увнчаны, какъ бы живописными вывсками, паяцами, маріонетками и маленькими лодочками. Предвидя аппетитъ, который долженъ былъ возбудиться морскимъ воздухомъ, позади разбросались харчевни; одн съ большими претензіями, съ лстницами и терассами, – все непрочное, какъ театральныя декораціи; но недостатки постройки и тайны кухни были прикрыты громкими названіями: Ресторанъ Парижъ, гостиница Хорошаго Вкуса; а рядомъ съ этоми чопорными лабораторіями лтней гастрономіи, – другія, мстные старые кабачки съ рогожными навсами, хромыми столами, стеклянными графинами на нихъ и сь печами наружи, вывшивали съ гордостью свои объявленія, забавныя по орографіи; и съ Иванова дня до половины сентября каждый день подавали улитокъ подъ соусомъ.
Посреди этого эфемернаго города, который долженъ былъ, какъ дымъ, исчезнуть при первомъ дуновеніи осени, неслись «трамы» и позда, свистя, прежде, чмъ раздавить; спшили тартаны, разввая свои красныя занавски, точно знамена шаловливаго веселья; всю ночь кипла толпа, жужжа, какъ осы въ гнзд, причемъ сливались въ общій гулъ выкрики пирожницъ, завываніе шарманокъ, визгъ гитаръ, щелканье кастаньетами и рзкіе гнусливые звуки гармоникъ: подъ эту музыку плясали господа съ усами колечкомъ и въ блыхъ блузахъ, почтениыя личности, которыя, взявъ ванну не снаружи, а внутрь, возвращались въ Валенсію въ самомъ подходящемъ настроеніи, чтобы побиться на ножахъ или дать пару пощечинъ первому встрчному чиновнику.
По ту сторону канала, постоянные жители взморья смотрли на это веселое нашествіе, но не смшивались съ нимъ. «Надо же людямъ повеселиться!» Это время года являлось какъ бы тучной дойною коровой, которую судьба посылала кабаньяльцамъ, чтобы надоеннаго хватило имъ на цлый годъ.
Въ начал августа, насталъ нетерпливо жданный день, когда лодку Ректора можно было считать готовой.
Какая радость! Ея владлецъ говорилъ о ней, какъ ддушка – о прекрасномъ сложвніи внука. Дерево – самое лучшее, какое только могли достать; мачта – прямая, гладкая, безъ единой трещины; подводная часть – нсколько широкая, чтобы лучше выдерживать волны, но зато съ носомъ острымъ, какъ лезвіе бритвы; борта, выкрашенные въ черный цвтъ, блестли подъ лакомъ, точно сапогъ горожанина; бока ослпительной близны, не боле, не мене, какъ животъ угря: – вотъ какова она была!
Недоставало только канатовъ, стей и нкоторыхъ снастей; но надъ ними работали самые искусные канатчики и оснастчики взморья; и ожидалось, что еще до пятнадцатаго августа лодка, уже готовая, покажется передъ публикой, какъ прекрасная невста, одтая въ день свадьбы во все новое съ ногъ до головы.
Такъ говорилъ Ректоръ, сидя разъ вечеромъ передъ своимъ домомъ, въ кругу семьи. Онъ пригласилъ къ обду свою мать и сестру Росету. Долоресъ сидла около него; а немного поодаль, на плетеномъ табурет, прислонившись къ стволу маслины и, сквозь пыльную листву ея, устремивши взглядъ на луну, сидлъ Антоніо въ поз и съ выраженіемъ лица, напоминавшими трубадура съ хромолитографіи, и игралъ на гитар. Въ нсколькихъ шагахъ, на тротуар, на маленькой глиняной печк шипла цлая сковородка рыбы. Сосдскіе ребятишки бгали по грязному ручью и гонялись за собаками. У каждаго домика на улиц сидли люди, вышедшіе подышать слабымъ втеркомъ, дувшимъ съ моря.