Майский цветок
Шрифт:
Долоресъ, привлеченная весельемъ пирующихъ, влзла по лстниц, распекая на каждой ступеньк юнгъ, которые толпились тутъ съ дурнымъ намреніемъ взглянуть на красные чулки великолпной судовладлицы. Жена Ректора чувствовала себя въ своей тарелк среди этихъ мужчинъ, окружавшихъ ее съ жаднымъ восхищеніемъ; она твердою ногою ступила на эти доски, принадлежавшія ей, сопровождаемая взглядами стоявшихъ внизу женщинъ, особенно снохи своей, Росаріи, которая должна была умереть отъ зависти.
Ректоръ не отходилъ отъ матери. Въ этотъ торжественный и такъ страстно желанный день, онъ испытывалъ какъ бы возрожденіе сыновней любви и забывалъ о свсей жен и даже о сынишк, который,
Судовладлецъ!.. Судовладлецъ!..
Онъ обнималъ свою старую мать, чмокая ее въ отекшее лицо и въ глаза, полные слезъ.
Въ памяти Тоны пробудились воспоминанія. Праздникъ въ честь лодки напомнилъ ей прошлое: пропуская досадное приключеніе съ таможеннымъ солдатомъ и долгіе годы старости, когда она стала такъ сильно презирать мужчинъ, она видла покойнаго Паскуало, молодого и сильнаго, какимъ она его знала, когда вышла за него замужъ; и плакала безутшно, какъ будто овдовла только вчера.
– Сынъ мой! Сынъ мой! – стонала она, обнимая Ректора, который казался ей воскресшимъ мужемъ.
Ректоръ былъ гордостью семьи, такъ какъ онъ своимъ трудомъ вернулъ ей прежнее значеніе. Мать плакала, мучимая раскаяніемъ: она обвиняла себя, что не любила этого сына такъ, какъ онъ заслуживалъ. Теперь ея сердце переполнялось нжностью; она точно спшила любить его побольше и боялась. – О, Боже! – такъ боялась, чтобы ея сына не постигла судьба отца. Выражая свои опасенія прерывающимся отъ рыданій голосомъ, она смотрла на бдный кабачокъ, виднвшійся вдали, обломокъ лодки, бывшій свидтелемъ ужасной драмы: гибели мученика труда.
Противоположность между новой лодкой, гордой и блестящей, и этой мрачной скорлупкой, которая, за отсутствіемъ постителей, день ото дня становилась темне и печальне, переворачивала Тон душу; она представляла себ «Цвтъ Мая» уже разбитымъ, кверху килемъ, какъ она видла нкогда лодку, принесшую въ своемъ трюм трупъ ея несчастнаго мужа. Нтъ, она не радовалась. Веселый шумъ собравшихся причинялъ ей боль. Это значило – издваться надъ моремъ, этимъ скрытнымъ существомъ, которое сейчасъ журчитъ съ коварною ласкою, точно льстивая и лукавая кошка, но которое отомститъ, какъ только «Цвтъ Мая» доврится ему. Тона боялась за этого сына, къ которому она вдругъ почувствовала пылкую любовь, какъ будто свидясь съ нимъ посл долгаго отсутствія. Что изъ того, что онъ былъ отважный морякъ: отецъ былъ такимъ же и смялся надъ бурями! «Увы! сердце подсказывало ей, бдной, что море поклялось погубить всю семью, и оно потопитъ новую лодку, какъ и ту!»
Но Ректоръ съ негодованіемъ крикнулъ на мать:
– Нтъ, убей меня Богъ! Довольно стоновъ! Вотъ ужъ подходящія рчи для такого радостнаго дня!..
«Все это – старушечьи капризы, угрызенія совсти, которая мучаетъ ее за то, что она давно позабыла мужа… Единственное, что ей надо сдлать, это – поставить толстую свчу за упокой умершаго, на случай, если душа его терпитъ муки. Прочь вс печали! Что касается до него, то онъ не хочетъ, чтобы дурно отзывались о мор. Оно – врный другъ, который иногда сердится, но позволяетъ пользоваться собою честнымъ людямъ и приходитъ на помощь бднякамъ…»
– Ну, Антоніо, еще стаканчикъ? Рано кончать! Надо хорошенько отпраздновать крестины «Цвта Мая».
И онъ снова сталъ пить, а мать продолжала хныкать, устремивъ глаза на разбитое судно, служившее колыбелью ея дтямъ.
Наконецъ, Ректоръ разсердился: «Скоро-ли она замолчитъ? Вспоминать въ такой день, что морю случается быть и злобнымъ? Ну, если она не хотла подвергать своего сына опасностямъ, что-жъ не сдлала изъ него епископа?.. Самое главное: быть честнымъ человкомъ, усердно работать, а тамъ будь, что будетъ! Люди, подобные ему, родятся моряками; у нихъ нтъ другого кормильца, кром моря; они навсегда присосались къ нему и должны принимать отъ него, какъ радость удачъ, такъ и ужасъ бурь… Вдь надо же кому нибудь рисковать собою, чтобы добыть рыбы для людей; ну, его доля именно такая, и онъ будетъ плавать, какъ плавалъ съ дтства…»
– Убей меня Богъ! Да перестань же, мать! Да здравствуетъ «Цвтъ Мая»!.. Еще стаканчикъ, господа! Праздникъ долженъ быть праздникомъ.
«Онъ несетъ расходы; и присутствующіе очень огорчатъ его, если къ полуночи ихъ не подберутъ храпящими на песк, какъ свиньи!»
VIII
Ректоръ провелъ по дламъ цлый день въ Валенсіи и возвращался домой. Дойдя до Глоріеты [16] , онъ остановился противъ фабрики. Было шесть часовъ. Солнце кидало оранжевый оттнокъ на кровли этого огромнаго строенія и смягчало черновато-зеленые тона лужъ, которыя оставилъ дождь въ углубленіяхъ мансардъ. Статуя Карла III купалась въ прозрачно-голубомъ воздух, полномъ теплаго свта; изъ ршетчатыхъ балконовъ вырывался наружу гамъ рабочаго улья, крики, псни и металлическій звонъ хватаемыхъ и бросаемыхъ ножницъ.
Изъ широкихъ воротъ начали выходить, подобно бунтующему стаду, работницы первыхъ мастерскихъ: потокъ ситцевыхъ платьевъ, засученныхъ рукавовъ, крпкихъ рукъ, ногъ, сменящихъ безъ устали мелкимъ воробьинымъ шагомъ. Неясный гулъ переклички и неприличныхъ фразъ слышенъ былъ у воротъ, на обширномъ пространств, гд ходили взадъ и впередъ сторожевые солдаты и гд стояло нсколько будочекъ, торговавшихъ лимонадомъ.
Ректоръ стоялъ на тротуар Глоріеты посреди разносчиковъ газетъ, находя удовольствіе въ созерцаніи веселой суетни сигарочницъ, неугомонная толпа которыхъ, въ блыхъ фуляровыхъ платкахъ на головахъ, смутно напоминала бунтующую общину, безстыжихъ монахинь, черные глаза которыхъ оглядывали мужчинъ и какъ бы проникали подъ одежду своими пренебрежительными взглядами.
Онъ замтилъ Росету, которая, отдлившись отъ одной изъ группъ, шла ему навстрчу. Спутницы молодой двушки остались ждать другихъ работницъ, которыя работали въ различныхъ мастерскихъ и должны были выйти немного погодя.
«Паскуало возвращается домой? Отлично. Такъ они могутъ идти вмст».
И они отправились по дорог въ Грао. Онъ, неповоротдивый морякъ съ кривыми ногами, долженъ былъ ускорить шаги, чтобы не отстать отъ этой двушки чертовки, умішей ходить лишь очень быстро, съ граціознымъ развальцемъ, и размахивая юбкой, точно шхуна – флагомъ. Братъ хотлъ взять у нея корзину, чтобы помочь ей. «Да нтъ, спасибо! Она такъ привыкла чувствовать эту корзину на своей рук, что безъ нея не суметъ идти».
Еще не дойдя до Морского Моста, Ректоръ уже заговорилъ о своей лодк, о «Цвт Мая», ради котораго онъ забывалъ даже свою Долоресъ и маленькаго Паскуало.
«Завтра начинается ловля «быками», и вс лодки выйдутъ въ море. Вс увидятъ, какова его новинка! Такая чудная лодка! Наканун волы стащили ее въ воду, и теперь она стоитъ въ гавани вмст съ другими. Но какая разница! «Цвтъ Мая» поневол обращаетъ на себя вниманіе, какъ барышня изъ Валенсіи среди береговыхъ растрепъ. Онъ побывалъ въ город, чтобы докупить кое-что, не хватающее въ ея снаряженіи, и держитъ пари на дуро, что вс богачи Кабаньяля – судохозяева, забирающіе себ чистый барышъ съ ловли безъ риска собственными шкурами, – не могутъ выставить боле нарядной лодки».