Майский цветок
Шрифт:
Долоресъ обмнялась быстрымъ взглядомъ съ деверемъ, а затмъ попрощалась съ мужемъ. Она хотла увести маленькаго Паскуало. Но мальчикъ предпочелъ остаться съ отцомъ на лодк; такимъ образомъ, судохозяйка отправилась домой одна, и мужчины проводили взглядомъ ея роскошную фигуру, которая, удаляясь съ граціознымъ развальцемъ, все уменьшалась и, наконецъ, исчезла.
Антоніо пробылъ у лодки до ночи, растабарывая съ дядей Батистомъ и другими рыбаками о рдкомъ изобиліи рыбы. Когда же юнга началъ готовить ужинъ, онъ ушелъ.
Ректоръ,
Ректоръ смотрлъ на блдную полосу малиноваго свта, тянувшуюся на горизонт, за рядомъ крышъ, позади которыхъ скрылось солнце. Этотъ цвтъ ему не нравился: морская опытность ему подсказывала, что погода ненадежна. Но это его не встревожило; онъ думалъ только о своихъ длахъ, о своемъ счасть.
Нтъ, ему нечего было жаловаться на свою судьбу. Теплое гнзцо, хорошая жена, барыши, которые, до истеченія года, позволятъ ему построить вторую лодку, чтобы составить пару съ «Цвтомъ Мая», и ребенокъ, вполн достойный его, выказывающій даже теперь великую страсть къ морю и со временемъ могущій стать главнымъ судохозяиномъ въ Кабаньял.
«Слава Богу, онъ можетъ считать себя самымъ счастливымъ изъ смертныхъ, хотя совсмъ не похожъ на того сказочнаго счастливца, у котораго не было даже рубашки; у него ихъ много, больше дюжины, и есть врный кусокъ хлба на старость».
Повеселвши отъ размышленія о своемъ счасть, онъ ускорилъ свои тяжелые шаги и радостно потирапъ руки, когда замтилъ въ недалекомъ разстояніи медленно приближающуюся тнь. Это была женщина, по всей вроятности нищая, ходившая отъ лодки къ лодк, Христовымъ именемъ прося рыбьяго брака. «Великій Боже! Сколько на свт несчастныхъ!» Ощущеніе личнаго счастья возбуждало въ немъ желаніе раздлить его со всми: онъ поймалъ конецъ своего пояса, куда аккуратно было завязано нсколько песетъ и мелочь.
– Паскуало! – прошептала женщина голосомъ нжнымъ и робкимъ. – Паскуало, ты?
Іисусе Христе! Какъ же онъ обознался! Вдь эта женщина была Росарія, его невстка. Онъ сказалъ, что, если она пришла за мужемъ, то напрасно, такъ какъ Антоніо уже давно ушелъ и, должно быть, дома ждетъ ее ужинать.
Но когда радостно настроенный Ректоръ узналъ, что она пришла не за Антоніо, то смутился. «Что же ей здсь нужно? Хочетъ ему что-то сказать?» Онъ удивился этому ея желанію, потому что не имлъ ршительно никакихъ сношеній съ женою своего брата и не понималъ, зачмъ онъ ей понадобился.
Скрестивъ руки и глядя на свою лодку, гд маленькій Паскуало съ другимъ «кошкою» прыгали вокругъ котла, поставленнаго на огонь, онъ ждалъ словъ отъ этой тни, стоявшей съ опущенной головой, какъ бы во власти непобдимой робости.
«Ну, что же? Пусть говоритъ: онъ слушаетъ.»
Росарія, какъ бываетъ, когда хочешь скоре кончить и высказать все сразу, энергично подняла голову; она смотрла въ глаза Ректора глазами, сверкавшими таинственнымъ блескомъ.
«Она хочетъ ему сказать, что принимаетъ къ сердцу честь семьи. Она не въ силахъ доле сносить того, что длается. Ректоръ и она стали посмшищемъ всего Кабаньяля».
«Какъ? Посмшищемъ? Онъ? По какому же поводу смются надъ нимъ? Онъ – не обезьяна и не видитъ причины для насмшекъ».
– Паскуало, – сказала Росарія совсмъ тихо, съ удареніемъ, ршившись высказать все, – Паскуало, Долоресъ тебя обманываетъ.
«Что? Его жена его обманываетъ?..» Онъ склонилъ на минуту свою толстую голову, какъ быкъ при удар дубиною. Но вдругъ наступила реакція: въ немъ нашлось достаточно вры, чтобы дать отпоръ самымъ сильнымъ ударамъ.
– Вранье! вранье! Ступай прочь, зминый языкъ!
He будь настолько темно, лицо Ректора, пожалуй, привело бы Росарію въ ужасъ. Онъ топоталъ ногами, какъ будто клевета исходила изъ земли и онъ хотлъ ее растоптать; грозно размахивалъ руками и произносилъ слова неясно, будто приступъ ярости защемилъ ихъ у него въ горл.
«Ахъ! злая шкура! Неужели она думаетъ, что онъ ее не знаетъ?.. Зависть все, только зависть! Она ненавидитъ Долоресъ и лжетъ, чтобы ее погубить… He довольно ли того, что она не въ состояніи прибрать къ рукамъ бднаго Антоніо? Ей нужно еще стараться обезчестить Долоресъ, которая, буквально, святая! Да, Господи, святая!.. И Росарія не стоитъ даже ея подметки!»
– Убирайся, – ревлъ онъ. – Убирайся, а то убью!..
Ho, несмотря на угрозы, которыми сопровождался приказъ убираться, Росарія не двигалась, какъ будто ршившись на все; она даже не слыхала криковъ Ректора.
– Да, Долоресъ тебя обманываетъ, – повторяла она съ отчаяннымъ упорствомъ. – Она обманываетъ тебя, и обманываетъ съ Антоніо.
– Ахъ, такъто тебя и растакъ! Ты еще смешь путать сюда и моего бднаго брата?
Негодованіе душило его; подобная клевета была невыносима, и въ своемъ гнв онъ только и могъ, что повторять:
– Ступай, Росарія! Ступай прочь, не то убью!..
Но онъ повторялъ это такъ грозно и, схвативъ за руки невстку, трясъ ее съ такимъ бшенствомъ и дергалъ такъ грубо, что несчастная женщина, объятая страхомъ, кое-какъ высвободила руки и собралась бжать. «Она пришла, чтобы оказать деверю услугу, чтобы прекратить насмшки надъ нимъ; но разъ онъ этого хочетъ, пусть остается въ дуракахъ».
– Болванъ! Баранъ рогатый!
И, бросивъ эти два ругательства въ вид презрительнаго прощанія, она убжала, оставивъ Ректора въ изумленіи, со скрещенными руками.