Майский цветок
Шрифт:
Но такъ какъ все иметъ конецъ, то, несмотря на восторгъ Ректора, пришло къ концу и его повствованіе о совершенствахъ его лодки; и когда они добрались до Фигетъ, онъ, въ свою очередь, уже слушалъ Росету, которая жаловалась на придирки надсмотрщицъ.
«Он измываются надъ работницами, и если ихъ оттаскаютъ за волосы при уход, то пусть пеняютъ на себя. Счастье, что Росет съ матерью не много нужно; но, ахъ! сколькимъ несчастнымъ приходится работать какъ крпостнымъ, чтобы прокормить лнтяя-мужа и цлое гнздо дтворы, поджидающей ихъ у дверей, – ртовъ, никогда не устающихъ глотать! Непонятно, что при такой нужд есть еще женщины, имющія склонность разводить ребятъ!»
Съ полною серьезностью и сохраняя скромный видъ, недоступная
Ректоръ свирпо улыбался «Сломалъ руку! Чортъ возьми, оно недурно! Но, пожалуй, этого еще мало. У него нтъ жалости къ бабамъ, которыя ведутъ себя дурно. Какъ должно быть несносно жить съ подобной женщиной! Ахъ! должно благодарить Бога, когда, подобно ему, имешь честную жену и спокойствіе въ дом!»
Ргсета бросила саркастическій взглядъ сожалнія.
«Дйствительно, Ректоръ былъ счастливъ и имлъ основаніе благодарить Бога!» Но иронія, которая звучала въ этихъ словахъ, была слишкомъ тонка для того, чтобъ Паскуало могъ ее понять.
Послдній преобразился, возмущаясь дурнымъ поведеніемъ женщины, которой онъ не зналъ, и соболзнуя несчастью человка, чье имя даже не было ему извстно.
Подобныя мерзости приводятъ его въ ярость! Убиваться на работ, чтобы прокормить жену и дтей, а затмъ, вернувшись домой, найти неврную въ объятіяхъ любовника, откровенно говоря, такая штука всякаго можетъ вывести изъ себя и довести до пожизненной каторги. А въ такихъ случаяхъ кто виноватъ? Онъ безъ колебанія говоритъ: виноваты эти проклятыя быбы, которыя и на свт-то живутъ, чтобы губить мужчинъ, а больше ни для чего!» Но тотчасъ же онъ пожаллъ, что зашелъ слишкомъ далеко, и поправился, сдлавъ оговорку въ пользу Росеты и Долоресъ.
Впрочемъ, эта оговорка почти не принесла пользы, такъ какъ его сестра, видя, что разговоръ переходитъ на тему, близкую ея матери и ей самой, начала говорить съ большой горячностью, и ея нжный голосокъ дрожалъ отъ гнва. «А мужчины! Вотъ прекрасная порода! Истинные виновники, это – они. Ахъ! и она съ матерью имютъ полное право сказать: «кто изъ нихъ не подлецъ, тотъ дуракъ!..» Если женщины таковы, каковы он есть, то виноваты мужчины, только мужчины. Они стараются соблазнять молодыхъ двушекъ; она можетъ объ этомъ говорить по опыту, такъ какъ, будь она дура и послушай ихъ, она была бы теперь Богъ знаетъ чмъ. А, если он замужемъ становятся дрянными, то это уже вина мужей, которые или раздражаютъ ихъ своимъ дурнымъ поведеніемъ и подаютъ дурной примръ, или слишкомъ глупы, чтобы замтить бду и вовремя примнить лкарство. Стоитъ только посмотрть на Антоніо! Разв Росаріи не было бы простительно потерять себя, хоть бы ради мести за мерзкіе поступки мужа? Что касается дураковъ, она не желаетъ приводить примровъ. Ихъ много, даже и въ Кабаньял, – мужей, виновныхъ въ томъ, что допустили до гибели своихъ женъ, – и вс ихъ знаютъ».
Безо всякаго умысла она такъ посмотрла на Ректора, что тотъ, несмотря на свою простоту, какъ будто понялъ и бросилъ на сестру вопросительный взглядъ; но тутъ же, успокоенный слпымъ довріемъ къ жен, онъ удовлетворился слабымъ протестомъ противъ того, что говорила Росета. «Ну! Это все – скоре сплетни, чмъ правда. У здшнихъ людей злые языки. Они разсуждаютъ о супружскихъ длахъ крайне лвгкомысленно, находятъ поводъ къ смху въ врности жены и въ чести мужа, издваются самымъ жестокимъ образомъ надъ семейнымъ миромъ, но, въ сущности, это –
И Ректоръ, хотя ему досадны были эти сплетни, смялся при воспоминаніи о нихъ съ тмъ выраженіемъ презрнія и вры, какое бываетъ у крестьянъ, если при нихъ отрицаютъ чудеса ихъ деревенской Богородицы.
Росета замедлила шагъ. Она посмотрла на Паскуало своими глубокими большими глазами, какъ бы сомнваясь въ искренности этого смха. Но нтъ, сомнніе невозможно: смхъ былъ непритворенъ. Простофиля былъ непроницаемъ для подозрній. Это ее разозлило; инстинктивно, не отдавая себ отчета въ причиняемомъ зл, она сболтнула то, что просилось у нея съ языка. «Да, она стоитъ на своемъ вс мужчины, безъ исключенія, – негодяи или дураки!» И ея взглядъ устремился на брата, ясно показывая, что онъ причисленъ ко второй категоріи.
Тогда этотъ первобытный человкъ началъ понимать. «Дураки?.. И онъ тоже, можетъ быть?.. Разв Росета знаетъ что-нибудь?.. Тогда она должна сказагь… сказать прямо…»
Они дошли до полпути, гд крестъ; и тутъ на нсколько минутъ остановились. Ректоръ былъ блденъ и покусывалъ свой толстый палецъ: палецъ моряка, широкій, мозолистый, со стертыми ногтями.
«Да, она должна сказать прямо!»
Но Росета не говорила. Она видла сильное возбужденіе брата, которое встревожипо ее. Она боялась, не зашла ли слишкомъ далеко; совсть ея, какъ честной двушки, возмутилась, и, при вид блдности и суровости на этомъ, обыкновенно простодушномъ и добромъ, лиц, она упрекнула себя.
Поэтому она почти взяла назадъ свои слова.
«Нтъ, нтъ, она не знаетъ ничего. Сплетни, не боле… Но все же, чтобы не дать людямъ болтать, Паскуало долженъ бы заставить Антоніо ходить къ нему не такъ часто».
Ректоръ слушалъ ее, наклонившись къ водопроводу, у креста, и поглощалъ всю воду, вытекавшую изъ крана, какъ будто бы недавнее волненіе зажгло огонь въ его груди. Посл этого онъ пустился въ путь съ мокрымъ ртомъ, вытирая губы своими мозолистыми руками.
Но добродушіе еще разъ одержало побду.
Нтъ, никогда не поступитъ онъ такъ дурно съ Антоніо. Разв бдный мальчикъ виноватъ, что люди такъ наглы? Кром того, запереть передъ нимъ двери, это – желать его гибели: если онъ сталъ теперь сколько нибудь смирне, то именно благодаря добрымъ совтамъ Долоресъ, бдняжки, крторую такъ многіе ненавидятъ изъ зависти, только изъ зависти.
И, въ злоб на враговъ Долоресъ, онъ подчеркнулъ свое сужденіе жестомь, которымъ какъ бы ставилъ и Росету въ число завистницъ.
«Но пусть болтаютъ до устали. Онъ, все же, очень спокоенъ и плюетъ на всхъ… Антоніо для, него – сынъ. Онъ помнитъ, будто вчера, то время, когда онъ служилъ нянькой этому мальчугану, когда спалъ съ нимъ рядомъ въ кают старой лодки, стараясь занять поменьше мста, чтобы тому было просторно на постели. Какъ такъ? Разв такія воспоминанія забываются легко? Забываются только счастливые дни! Вылетаютъ изъ памяти пріятели, съ которыми пьешь и поешь въ кабачк, а съ кмъ вмст голодалъ, чортъ возьми! того не забудешь! Бдный Антоніо! Ректоръ ршилъ сдвинуть съ мели этого несчастнаго, достойнаго жалости, и не уймется, пока не сдлаетъ его хорошимъ человкомъ. Что вообразила себ Росета? Ахъ, онъ, въ самомъ дл, дуракъ; зато сердцу его даже тсно въ груди!»