Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 3: Возможное и действительное в социальной практике и научных исследованиях
Шрифт:
В первом приближении существуют две альтернативные возможности, два альтернативных подхода. Первый, более традиционный, сводит все к модели структурно недифференцированного целого, которую можно отобразить с помощью минимального числа «сквозных параметров», равно пригодных для описания системы на разных стадиях ее эволюции, сколь бы радикально при этом ни трансформировались регулирующие ее развитие принципы, нормы и правила 26 . Другими словами, этот своего рода «технологический императив» меняющемуся предмету вменяет свойство качественной неизменности, дает ему универсальную меру, в конце концов – конструирует ее 27 .
26
Есть примеры того, как амбиционная задача моделирования глобальных демографических, экономических и культурных процессов на временном участке протяженностью во многие тысячелетия решается с помощью построения однотипных моделей, включающих простейшую компактную формулу и единый «сквозной» параметр [см. например: Коротаев, Малков, Халтурина, 2007]. Впрочем, такой подход – скорее крайность. Но и более сложные случаи, рассматриваемые другими авторскими коллективами и предполагающие использование особо конструируемых комплексных индексов или исчисляемых агрегированных факторов, в конечном счете методологически сводятся к той же проблеме выявления устойчивых «сквозных параметров» системы.
27
В отечественной науке такой подход наиболее последовательно и плодотворно развивается А.В. Коротаевым, Л.Е. Грининым и их коллегами [см., например: Гринин, Коротаев, 2007; Марков, Коротаев, 2009]. Наряду с этим следует отметить и попытку тех же авторов дать более широкую панораму методологических подходов к изучению того, что они называют «социальной макроэволюцией» [см., например: Гринин, Коротаев, 2009].
Иной подход концентрируется на описании последовательности эволюционных циклов глобальной системы сообразно взаимосвязанному изменению ее структуры и функций. Его цель – поиск законов изменения норм и правил, регулирующих развитие такой системы, а также временного закона эволюции и «особых (бифуркационных) точек» на ее эволюционной траектории. Ключевым понятием этого подхода становится эволюционный цикл, проходя который система переходит к качественно более «продвинутому» состоянию структурной сложности, принципиально повышающему ее возможности целесообразной адаптации к наличествующим внешним условиям. Такой подход позволяет именно в кризисах развития обнаруживать ресурсы качественного изменения системы, ее эволюционного усложнения.
При этом принципиальное значение имеет переход от простейшей модели цикла как метафоры некоего элементарного кругооборота к представлению об эволюционном цикле как о диссипативной структуре, являющей собою динамическое упорядочение интенсивных ресурсных потоков, эффективная организация которых необходима для обеспечения устойчивого функционирования системы в целом. В рамках эволюционно-циклической парадигмы понятие цикла наполняется смыслами, прямо противоположными банальному «круговращению» под воздействием пресловутых «внешних сил» или в русле столь же банальных псевдофизикалистских аналогий. Цикл становится ведущим (и в определенном смысле «самодостаточным», «из себя сущим») фактором развития, эволюции, порождения нового, а вместе с тем – и контроля над процессами жизнедеятельности системы в целом 28 . Цикл регулирует процессы как мобилизации и аккумуляции необходимых системе ресурсов, так и их дистрибуции и диссипации. Использование соответствующих моделей может иметь решающее значение для понимания природы и механизмов изменений в сложном обществе.
28
Более того, исследование крупномасштабных социальных изменений, будь то хронополитические сдвиги, волны мировой конъюнктуры либо волны модернизации или демократизации, формирует запрос на структурное усложнение моделей эволюционного цикла. Модель траектории некоей абстрактной точки в социальном пространстве и даже модель пучка траекторий в многомерном фазовом пространстве все чаще выглядят «слишком упрощенными». Востребованными представляются скорее модели пространственно распределенной системы, состоящей из элементов, в совокупности образующих возбудимую среду (т.е. «среду, в которой распространение импульса происходит без затухания за счет энергии, запасенной в ее элементах… Каждая точка возбудимой среды может находиться в одном из трех состояний: покоя, возбуждения и рефрактерности… В возбудимых средах реализуются автоволновые процессы…» [Волькенштейн, 1981, с. 510]). Такие среды с диффузионным распространением импульсов различного рода изменений характеризуются способностью к генерации так называемых автоволновых процессов, а также к формированию центров автоколебаний, которые могут задавать ведущий ритм всей системы и тем самым осуществлять принудительную синхронизацию активности всех прочих генерирующих центров.
Сопоставление двух этих подходов (модели структурно недифференцированного целого и модели эволюционных циклов) выявляет ключевую методологическую дилемму, сопутствующую изучению сложных интенсивно эволюционирующих систем. В одном случае мы имеем удобство использования уже готовых, доступных нам математических инструментов, но вынуждены пренебречь нюансами неоперационализируемых подробностей эволюционного процесса. В другом – основной целью становится понимание описываемых процессов и формирование инструментов такого понимания, а платою за это – открытый вопрос о возможности перевода качественной модели процесса в строгую математическую форму.
Тем не менее именно использование эволюционного подхода позволяет избежать ряда методологических ловушек, с которыми сопряжено продвижение в русле традиционных подходов. Так, в случае социально-политических систем, в отличие от большинства физических модельных систем, фундаментальные изменения базовых законов и норм их существования сегодня происходят уже на протяжении жизни одного поколения, причем ускоряясь со временем, что в последние десятилетия становится более чем очевидно. Тем не менее и в этом случае велик соблазн использования традиционного инструментария, интерпретируя развитие таких систем прежде всего как количественный рост и абстрагируясь от сопутствующих ему качественных изменений 29 . В приложении к моделированию конкретных эволюционирующих систем эта логика понуждает исследователя избегать «сложных решений», предполагающих возможность закономерного изменения законов движения в процессе развития, и хотя бы качественного описания природы процессов, сопряженных с последовательным нарастанием сложности системы. В итоге задача поиска закономерностей, по которым изменяются законы ее движения в ходе эволюции, снимается, а частичные «правильности», эффективно описывающие (в виде «монотонного тренда») траекторию системы на локальном участке, соответствующем определенной фазе ее эволюционного цикла, предлагаются в качестве универсальных.
29
Паллиативным зачастую оказывается решение исследователей принять текущее состояние системы за окончательно установившееся: см., напр., концепты пресловутого «конца истории» или «окончательного торжества… коммунизма… рыночной экономики… глобальной американской гегемонии» и т.д.
В качестве конкретных примеров срабатывания этой методологической ловушки можно указать на многочисленные теории экономического роста, построенные на основании анализа относительно устойчивого, динамичного, «почти бескризисного» развития мирового рынка после Второй мировой войны (период Pax Americana 30 ): при первых же ударах текущего глобального кризиса их прогностический потенциал стал стремительно девальвироваться…
Апофеозом этой исследовательской логики стали получившие широкое распространение с середины 1990-х годов идеальные модели «конца истории», «униполярного мира» и «устойчивого развития» 31 . Первые две сегодня уже (устами большинства своих адептов) признали свою несостоятельность. Последняя по-прежнему популярна, соблазняя исследователей перспективой – путем концентрации ресурсов в руках ключевых глобальных акторов – упразднить представление о кризисах развития как таковых.
30
С точки зрения альтернативного подхода, предполагающего эволюционное усложнение глобальной системы, начало и конец этого периода четко датируются, соответственно, завершением Великой депрессии и периода глобальных потрясений (1945) и вступлением мира в новую эпоху Великих потрясений (2008–2010), в целом очерчивая полный эволюционный цикл мировой системы.
31
Все они – своего рода маркеры глобального движения к псевдооднополярному миру 1990-х годов, ставшему воплощением триумфа США, сконцентрировавших под своим контролем подавляющую часть общемировых ресурсов (вещественных, институциональных, интеллектуальных и т.д.).
Проблема трансформации, изменения, преемственности, рождения и смерти структур истории, структур общества, его хозяйства и политики оказывается непосредственным фундаментальным основанием эволюционного циклически-волнового подхода. В связи с этим стоит обратить внимание на ложность нередко подчеркиваемой антиномии «структура – эволюция», упраздняющейся в рамках представления об эволюционных стадиях развития.
Потребности изучения эволюционной преемственности развития социально-политических систем (а также глобальной экономики, что воплощено в концепции эволюции мирового рынка), равно как и исследования природы, условий формирования и эволюционных последствий приобретаемых этими системами качеств динамической синхронизации и структурной коррелированности, побуждают поставить вопрос о необходимости перехода на «гиперсистемный» уровень анализа динамики социального развития. Это предполагает согласованное включение в пространство научного анализа всей последовательности сменяющих друг друга структур эволюционирующего миропорядка, когда череда «жизненных циклов» отдельных, формирующих его социальных систем предстает теперь в виде целостной совокупности «эволюционных циклов» глобальной истории.
В рамках этих глобальных, «гиперсистемных» эволюционных циклов также обнаруживается отчетливая фазовая дифференциация: фаза устойчивого «мирового порядка», обусловленного доминированием тех или иных глобальных лидеров и присущих им структур и институтов, чередуется с фазой «глобальных перемен», кардинального изменения структур и институтов, когда «порядок» уступает на время место «хаосу». И подобно тому, как фаза «порядка» обеспечивает накопление ресурсов и создание предпосылок для последующей трансформации (и усложнения) всей системы, фаза «хаоса» подготавливает ресурсы и предпосылки нового структурно-институционального упорядочения. Идея глубокой, сущностной конструктивности (с точки зрения результирующего развития) любой из фаз эволюционного процесса, их своего рода структурно-функциональное «равноправие» в общей конструкции эволюционного цикла заслуживает, безусловно, особого внимания.
В целом же рассмотрение жизненных циклов различных социальных систем с «гиперсистемных» позиций способствует постановке вопроса о своего рода циклическом механизме последовательной восприемственности в мировом историческом (социально-политическом и социально-экономическом) развитии 32 .
Содержательное наполнение представлений о «циклической истории» – это всегда (как, ссылаясь на теорию Ф. Броделя, сформулировал И. Валлерстайн) «циклы внутри чего-то большего» [Валлерстейн, 2001, с. 104]. Иными словами, жизненный цикл некоей системы (или некоего институционального порядка) одновременно выступает эволюционным циклом, в котором эта система (этот порядок) предстает неотъемлемым элементом эволюционного процесса более высокого уровня и в ходе которого происходит заданное соответствующей порождающей моделью (pattern) развертывание данной системы от инициации до самоисчерпания, а результатом оказывается повышение эволюционной сложности «гиперсистемы» как таковой.
32
См., например, концепцию последовательной смены «миров» или «эонов» в раннехристианской философии, а также ее парафраз применительно к сфере политического в современных исследованиях [Ильин, 1995]. Аналогичные механизмы находят отражение в концепциях электорального цикла [см., например: Гельман, Голосов, Мелешкина, 2000], в экономических циклах Н.Д. Кондратьева [Кондратьев, 1989] и в развивающих сформулированные им идеи теориях инновационных циклов [Schumpeter, 1939] и циклов гегемонии (политического и экономического лидерства отдельных стран в мировой системе) [Wright, 1965; Modelski, 1987 и т.п.].
В целом же, представление о противоречиях развития с необходимостью возвращается в исследовательский дискурс. Как хорошо известно из практики естественных наук, линейное приближение зачастую эффективно при анализе начальных стадий экспансии режима, получившего явные преимущества в сравнении с другими, и стремящегося распространиться на всю систему. Но по мере расширения этой экспансии характер процесса усложняется, и линейное приближение перестает работать. Более того, именно отклонения от линейности могут дать исследователю информацию о природе сложной системы. Именно на путях поиска смыслов, проявляющихся в нелинейности развития, автору видятся возможности продвижения к более глубокому пониманию человеческой истории, политической и экономической динамики.