Mille regrets
Шрифт:
Крики потомка, дарованного Хайраддину, застают капитана Полена в море – в тот момент, когда он побивает рекорд скорости на пути из Константинополя в Фонтенбло. Он преодолевает это расстояние за двадцать один день, чтобы вручить Франциску I послание, которое добавило бы этому козлу Карлу десять лет жизни, если ему удалось бы его перехватить:
Слава государей, верующих в Иисуса, узнай, что в ответ на просьбу твоего министра Полена я дал согласие предоставить ему мой грозный флот, оснащенный всем необходимым, для того чтобы сеять страх. Я приказал Хайраддину, паше морей, употребить все средства для сокрушения и погибели твоего врага. Остерегайся с его стороны нового обмана, ибо этот пес никогда не откажется от попытки заключить с тобой мир, если узнает о твоей решимости неустанно с ним воевать. Да будет благословение Божие на всех, кто умеет ценить мою дружбу, и да охранит оно мои непобедимые войска!
Подпись поставил Я, Сулейман-Хан, султан из султанов, просвещенный, изобильный, великодушный, протягивающий руку помощи, владетель Анатолии, и проч.
Но не представилось Карлу Плутоватому, истребителю посланников, случая узнать о том, что замышляется на Босфоре, где плесневеют в темницах все его лазутчики. Генуэзские купцы – его последняя надежда – не могут выйти в море, потому что агенты султана задерживают им погрузку. Ну, а венецианцы скорее склоняются на сторону французов, поэтому соблюдают нейтралитет и не передают никаких сообщений, кроме своего собственного, шифрованного, в которое Совет Десяти посвящает только троих из своих членов.
Карла задерживают в Вальядолиде заседания кастильских кортесов. Любящие его подданные, не скупясь на смиренные увещевания, умоляют его отказаться от непрерывных путешествий вдоль и поперек империи. Пережив момент столь ужасной растерянности от страха за его персону во время алжирского бедствия, они слишком обеспокоены и вновь боятся его потерять. Карл рыдает. Его народ верит в искренность этих слез, но в действительности он плачет от ярости, потому что его прижимистым подданным жаль для него одного миллиона двухсот тысяч дукатов, которых ему бы хватило, чтобы снова отправиться воевать.
На востоке империи под турецким игом агонизирует Венгрия. Даже Вена на краю гибели! А он вынужден сидеть и понапрасну ждать прибытия канцлера Гранвелы с новостями из Генуи! Информаторы под замком, непрестанно бушуют ураганы, между Антибом и Йерскими островами шныряют разведывательные галеры французов и задерживают его посредника – ничто ему не благоприятствует, а тут еще этот новый приступ подагры.
Лежа в постели, Карл пишет послания во все концы империи, а также в Лондон и Париж, призывая каждого христианского владыку заключить союз против Турка. Во время заседания сейма в Шпейере его брат Фердинанд сумел добиться от князей-лютеран обещания держать наготове сорок тысяч восемьсот сорок три пехотинца и восемь тысяч пятьсот сорок три лошади, и плюс к этому выманить по пять флоринов от каждого жителя имперских княжеств. Деньги будут храниться в церквах, а войска должны будут прибыть в Вену не позднее середины апреля 1543 года. Подписи лютеране поставили, однако затягивают с выплатой налога. Ну а люди – так у них скоро сенокос, потом начнется жатва, потом яблоки, да еще хмель. Генрих VIII, который только что обезглавил Кэтрин Говард, уделяет Карлу немного внимания, вытирая свой топор. Насчет суммы еще надо будет подумать. Но раз уж зашел разговор, не найдется ли у него девственницы на выданье?
Наступив себе на горло, Карл отправляет посланника также и к королю Франции – с поручением убедить его соблаговолить оказать помощь христианству в его противостоянии с неверными и отправить своих конников в Вену в кратчайшие сроки. Так поступали его предшественники, которые, начиная с Людовика Святого, нашего общего предка – помнит ли он? – показали в этом достойный пример.
Своим подданным в Испании император обещает больше не двигаться с места.
– Я больше не покину вас, мои дорогие, если только меня не заставят силой! Возраст, к которому я приближаюсь, и мои болезни – все это скорее располагает к отдыху, чем к путешествиям.
Набив карманы их налогами, Карл, утешенный, встает с постели, но только для того, чтобы получить два новых удара.
Франциск I отвечает посольству Карла боевым кличем, по причине отвратительных и нелепых оскорблений, жестокости и бесчеловечности, проявленных оным императором в отношении его посланников. Перемирие между ними было нарушено после тройного убийства. Поскольку от императора не последовало ни объяснений, ни извинений, а теперь он вновь продемонстрировал свойственное Карлу Плутоватому двуличие, разгорается война. Предпринятая дофином осада Перпиньяна может рассматриваться как ее официальное объявление.
В тридцати лье оттуда, в Росасе, сходит на берег канцлер Гранвела и распространяет при дворе тревожную весть: генуэзское судно, вышедшее из Табарки, где оно торговало красными кораллами, между Сицилией и Тунисом наткнулось на гигантскую армаду. Она могла бы атаковать все испанские берега одновременно! Один миланский пленник, ускользнувший от французской пограничной охраны в Сердани, утверждает, что армия Турка собирается оказывать французам военную помощь на море. Их командиры распушили хвосты от радости!
В Испании нарастает паника. Карл взбирается на гору, в аббатство Монсеррат, что над Барселоной, вымолить покровительство Моренеты[92]. Но папа Павел III отвечает ему буллой после той римской ночи, когда ему приснился вещий сон. Он увидел, как на правом берегу Тибра Франциск, всехристианнейший король, увенчивает короной Сулеймана, нечестивейшего владыку. На противоположном берегу он увидел Карла, всекатолического короля, который посвящает в сан епископа Генриха VIII, суверенного главу кощунственной церкви, совмещающего эту должность с разводами и усекновением голов.
Пробудившись, старый понтифик потягивается с хитрой улыбкой. Франко-турецкий союз он находит менее предосудительным, чем союз Карла и его изъеденной ересью империи с отвратительным англичанином.
– Злой сосед напротив лучше, чем муравьи в собственном доме!
И придавив пломбу печаткой в кольце уловителя душ, наследник святого Петра созывает в Виченце церковный собор с намерением изгнать ересь из Европы.
– Я вырву ее с корнем, даже если на это потребуется тридцать лет!
Он даже не подозревал, как удачно выразился.
В течение трех месяцев, в рамках дипломатической вежливости, между папской и императорской почтой снуют курьеры.
– Ваше Святейшество, Турок у наших ворот!
– Ваше Величество, между христианскими государями должен быть мир, почему же вы не способны его уберечь? И как быть с вашими еретиками?
–Прежде всего, Турок! Я настаиваю!
– Прежде всего, порядок в христианском государстве! Ваши приключения мало меня волнуют! Алжира вам было недостаточно? Мир, я вам говорю! Затем вы явитесь на собор! Смерть ереси! Я сказал!