Mille regrets
Шрифт:
Известие, очищенное от всякой предосудительной желчи, достигает, наконец, ушей Эль-Хаджи, который замыкается в долгом молчании. Эта беременность ставит его в тупик. У паши морей появится еще один наследник? Турки не любят изобилия отпрысков мужского пола в царствующих фамилиях – это создает серьезные трудности при выборе наследника. Разве сам Сулейман не оказался единственным из трех братьев, кому чудом удалось спастись от удавки их папы Селима Жестокого и не отправиться к Аллаху в рай?
Скромный бриг отчаливает и отправляется в путь, чтобы донести это известие до Блистательной Порты и вернуться с новыми распоряжениями. Но бейлербей успевает раньше принять свои меры. Экипаж брига задерживает Мохаммед эль-Джудио, а посланца мансулаги находят задушенным. Поскольку Зобейда может, с тем же успехом, разродиться девочкой, не стоит заранее тревожить султана, ни подавать ложные надежды Хайраддину, ни провоцировать, что было бы еще хуже, Хасана Пашу, законного сына, на преступные замыслы.
Однако младший сын Барбароссы – скопец Ага – всем сердцем желает Зобейде мальчика. Во дворце Дженина, тем временем, разворачиваются иные толкования, куда более ученые. Воспитанный на священных текстах, Хасан имеет привычку устраивать дискуссии между городскими мудрецами, как только герилья[86] в районах Ходны и Мзаба освобождает ему время для досуга. Николь, с самой ночи их транса, проникся любопытством в отношении к богословским доктринам чужеземцев и охотно присутствует на их собраниях. На первом из них он сумел насмешить всю компанию, пересказав им то, что думают о Магомете фламандцы:
– Говорят, что Магомет, которого у нас называют смешным именем Машомемет, прельстил свой народ с помощью жульнического трюка с голубем, которого монах Сергий, впавший в ересь несторианства, выучил садиться Машомемету на плечо. С тех пор он смог утверждать, что это Святой Дух, который нисходит к нему и шепчет ему на ухо…
В ответ на это, после нескольких секунд презрительного смеха, ему рассказали историю Каабы в Мекке. Ученые исламисты – знаменитый Ибн-Джубейн из Гранады и Нуралдин, известный переписчик Корана, – довели до его сведения, что Кааба, в которой доминиканцы видят исключительно обиталище дьявола, почитается неверными как материнский дом человечества, построенный собственными руками Авраама в память об Адаме. Николь с изумлением слушает, как в своих беседах они часто упоминают имена Моисея, Ионы, Марии и Иосифа, Иакова и Исаака, Илии, Иоанна Крестителя и Захарии… Еще они объяснили ему, что, согласно Магомету, Пятикнижие и Евангелия – священные книги, появившиеся раньше Корана, поэтому все магометане обязаны относиться к ним с большим почтением. Каждое собрание приносило ему все новые открытия – он обнаруживал множество совпадений между двумя религиями, уходящими своими корнями в книгу Ветхого Завета.
Николь начинает понимать, до какой степени неполным было его образование, основанное на ненависти к неверным. Мусульманин так же боится Страшного суда, опасается геенны огненной и уповает на рай с его реками, текущими молоком и пряным вином. Средства же избежать первой и войти во второй совсем не разнятся – подаяние, молитва, пост, паломничество к святым местам и священная война, то есть джихад, который у христиан именуется крестовым походом во исполнение неосторожных слов Иисуса: «кто не со мной тот против меня».
Некогда вскормленная Жоскеном, любознательность мальчугана Гомбера оттаяла и ожила, и невольник певчий, чья память забита католическими текстами, без труда приживается в кружке ученых богословов.
– Забавная эволюция, – думает Хасан. – Еще вчера я проверял Гаратафаса на твердость его веры, а сейчас его раб со всем старанием испытывает свою! Посмотрим, что из этого выйдет…
Темой дня было заявлено первородство. Она была подсказана Хасану столь желанным для него будущим разрешением Зобейды от бремени. Ради такого случая он попросил, чтобы, кроме Ибн Джубейна и Нуралдина, в дискуссии участвовали трое раввинов, научивших его всяческой премудрости, – Мисаил, Анания и Азария.
– Мои друзья и наставники, собравшиеся здесь, я хочу, чтобы предметом нашей дискуссии стала не одна из сур Священной книги, но отрывок из Пятикнижия, который печалит и уже долгое время занимает меня…
– И о чем же он, дорогое дитя? – спрашивает Мисаил.
– Это главы из Книги Бытия, в которых излагается история Измаила.
– Свято имя его! – восклицает Ибн Джубейн.
– Страшно воспоминание о нем! – ожесточенно добавляет Азария.
Хасан одного за другим оглядывает учителей Закона. Одно упоминание о первом сыне Авраама и сводном брате Исаака воздвигает стену между иудеями и мусульманами. Он был готов к этому – слишком уж волнующий для них сюжет. Так кто же имеет преимущественное право на первенство в последующих поколениях людей – сыновья Измаила, от которого ведут свою линию мусульмане, или сыновья Исаака, от которого происходят иудеи? Один лишь Анания, самый седой из пяти мудрецов, не впадает в судорожное оцепенение. Он открывает свою Книгу Бытия на шестнадцатой главе, и тотчас вслед за ним это делает Нуралдин, которому требуется меньше времени, чтобы откопать в своей памяти суру о корове, стих 130. Мусульманин читает ее вслух:
– «Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано нам, и что ниспослано Аврааму и Измаилу, Исааку, Иакову и [двенадцати] коленам, и что [в книгах] было даровано Моисею и Иисусу (…). Мы не различаем между кем-либо из них, и Ему [Господу] мы предаемся»[87]. Видишь, Хасан, все сказано в этом стихе. Пророк недвусмысленно утверждает, что нет никакого различия между теми и другими, то есть сыновьями Измаила и Исаака. Они провозглашены равными.
– Разумеется, Нуралдин, разумеется,… но ты слишком торопишься. Ты сразу ведешь речь о сыновьях, забывая о том, что сделал их отец Авраам. Однако в нашем Коране мало сказано о долгой истории Измаила, подробнее она изложена в Книге Бытия. Обратимся же к ней, – предлагает Хасан.
– Есть ли в этом надобность? Главный итог подведен в Коране. «Возлюби его, и будешь на верном пути!», сказано устами Пророка.
– Но если наша Книга появилась позже тех, что говорят о Моисее или Иисусе, не будет ли справедливо и необходимо обратиться к древнейшим источникам? Не будем ограничиваться итогом, Нуралдин. Мы обязаны читать источники, – настаивает Хасан.
Тут вмешивается Гомбер.
– Я согласен. Давайте вспомним о Книге Бытия, поскольку ее текст указывается в Коране как первоначальный.
Нуралдин недовольно ворчит. Ибн Джубейн жестом успокаивает его.
– Христианин прав, брат мой. В нашем анализе следует исходить из логики. Вспомни, что сказано в стихе 73 суры Имрана, где речь идет о нашем праотце Измаиле: «Не годится человеку, чтобы ему Аллах даровал писание, и мудрость, и пророчество, а потом он сказал бы людям: Будьте рабами мне, вместо Аллаха? – Нет, говорит он: поклоняйтесь Богу. Если вы черпаете учение из книги, старайтесь же понимать ее»[88].
Анания, поглаживая свою длинную пожелтевшую бороду, согласно кивает головой.
– Я припоминаю, что Бог…– немедленно бросается в атаку Мисаил.
– Не пересказывай по памяти, брат! – прерывает Анания. – Обратись к тому, что написано в книге. Слова Магомета взывают к нашему разуму. Память изменчива, и только письменное свидетельство сохраняет слово, заключенное в нем.
– Разве что переписчик ошибется, – смеется Азария.
– Высокочтимые отцы, нам не следует придираться друг к другу, не так ли? Мисаил, так ты прочтешь нам историю Измаила?
Повинуясь Хасану, Мисаил останавливает свой палец на шестнадцатой главе Книги Бытия и читает[89]: