Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Мопассан Ги Де

"Oh! if they could only upset, what luck; if he could only break a leg."	Вывалиться из ландо, сломать себе ногу - как бы это было хорошо!..
But he caught sight, at the further side of a clearing, of another carriage drawn up, and four gentlemen stamping to keep their feet warm, and he was obliged to open his mouth, so difficult did his breathing become.	Но тут он заметил, что на краю прогалины стоит экипаж, а поодаль четверо мужчин топчутся на месте, чтобы согреть ноги. Ему даже пришлось раскрыть рот - так у него захватило дыхание.
The seconds got out first, and then the doctor and the principal.	Сначала вышли секунданты, за ними врач иДюруа.
Rival had taken the pistol-case and walked away with Boisrenard to meet two of the strangers who came towards them.	Риваль взял ящик с пистолетами и вместе с Буаренаром пошел навстречу двум незнакомцам.
Duroy watched them salute one another ceremoniously, and then walk up and down the clearing, looking now on the ground and now at the trees, as though they were looking for something that had fallen down or might fly away.	Дюруа видел, как они церемонно раскланялись и вчетвером двинулись вперед по прогалине, глядя то себе под ноги, то на деревья, будто искали что-то улетевшее или упавшее наземь.
Then they measured off a certain number of paces, and with great difficulty stuck two walking sticks into the frozen ground.	Потом отсчитали шаги и с силой воткнули в мерзлую землю две палки.
They then reassembled in a group and went through the action of tossing, like children playing heads or tails.	Затем опять сбились в кучу и стали делать такие движения, точно играли в орлянку.
Doctor Le Brument said to Duroy: "Do you feel all right?	– Вы себя хорошо чувствуете? – обратился к Дюруа Ле Брюман.
Do you want anything?"	– Вам ничего не требуется?
"No, nothing, thanks."	– Нет, ничего, благодарю вас.
It seemed to him that he was mad, that he was asleep, that he was dreaming, that supernatural influences enveloped him.	Дюруа казалось, будто он сошел с ума, будто ему снится сон, будто он грезит, будто что-то сверхъестественное обступило его со всех сторон.
Was he afraid?	Боится ли он?
Perhaps.	Пожалуй, да!
But he did not know.	Он сам не знал.
Everything about him had altered.	Все вокруг него преобразилось.
Jacques Rival returned, and announced in low tones of satisfaction:	Вернулся Жак Риваль и с довольным видом шепнул ему:
"It is all ready.	– Все готово.
Luck has favored us as regards the pistols."	С пистолетами нам повезло.
That, so far as Duroy was concerned, was a matter of profound indifference.	Дюруа это было совершенно безразлично.
They took off his overcoat, which he let them do mechanically.	С него сняли пальто. Он не противился.

They felt the breast-pocket of his frock-coat to make certain that he had no pocketbook or papers likely to deaden a ball.	Затем ощупали карманы сюртука, чтобы удостовериться, не защищен ли он бумажником или чем-нибудь вроде этого.
He kept repeating to himself like a prayer: "When the word is given to fire, I must raise my arm."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку", - как молитву твердил он про себя.
They led him up to one of the sticks stuck in the ground and handed him his pistol.	Потом его подвели к одной из воткнутых в землю палок и сунули в руку пистолет.
Then he saw a man standing just in front of him--a short, stout, bald-headed man, wearing spectacles.	Тут только он заметил, что впереди, совсем близко, стоит лысый пузан в очках.
It was his adversary.	Это и был его противник.
He saw him very plainly, but he could only think:	Он видел его очень ясно, но думал об одном:
"When the word to fire is given, I must raise my arm and fire at once."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку и спущу курок".
A voice rang out in the deep silence, a voice that seemed to come from a great distance, saying:	Внезапно мертвую тишину леса нарушил чей-то голос, как бы донесшийся издалека:
"Are you ready, gentlemen?" George exclaimed	– Готовы?
"Yes."	– Да! – крикнул Жорж.
The same voice gave the word "Fire!"	– Стреляйте! – скомандовал тот же голос.
He heard nothing more, he saw nothing more, he took note of nothing more, he only knew that he raised his arm, pressing strongly on the trigger.	Дюруа ничего уже больше не улавливал, не различал, не сознавал, он чувствовал лишь, что поднимает руку и изо всех сил нажимает спусковой крючок.
And he heard nothing.	Но он ничего не услышал.
But he saw all at once a little smoke at the end of his pistol barrel, and as the man in front of him still stood in the same position, he perceived, too, a little cloud of smoke drifting off over his head.	Однако он тотчас же увидел дымок около дула своего пистолета. Человек, стоявший против него, не шевельнулся, не изменил положения, и над его головой тоже вилось белое облачко.
They had both fired.	Они выстрелили оба.
It was over.	Все было кончено.
His seconds and the doctor touched him, felt him and unbuttoned his clothes, asking, anxiously:	Секунданты и врач осматривали его, ощупывали, расстегивали одежду, с тревогой в голосе спрашивали:
"Are you hit?"	– Вы не ранены?
He replied at haphazard: "No, I do not think so."	– Кажется, нет, - ответил он наугад.
Langremont, too, was as unhurt as his enemy, and Jacques Rival murmured in a discontented tone: "It is always so with those damned pistols; you either miss or kill.	Лангремон тоже был невредим. – С этими проклятыми пистолетами всегда так, - проворчал Риваль, - либо промах, либо наповал.
What a filthy weapon."	Мерзкое оружие!
Duroy did not move, paralyzed by surprise and joy.	Дюруа не двигался. Он обомлел от радости и изумления.
It was over.	"Дуэль кончилась!"

They had to take away his weapon, which he still had clenched in his hand.	Пришлось отнять у него пистолет, так как он все еще сжимал его в руке.
It seemed to him now that he could have done battle with the whole world.	Теперь ему казалось, что он померялся бы силами с целым светом.
It was over.	Дуэль кончилась.
What happiness!	Какое счастье!
He felt suddenly brave enough to defy no matter whom.	Он до того вдруг осмелел, что готов был бросить вызов кому угодно.
The whole of the seconds conversed together for a few moments, making an appointment to draw up their report of the proceedings in the course of the day. Then they got into the carriage again, and the driver, who was laughing on the box, started off, cracking his whip.	Секунданты поговорили несколько минут и условились встретиться в тот же день для составления протокола, потом все снова сели в экипаж, и кучер, ухмыляясь, щелкнул бичом.
They breakfasted together on the boulevards, and in chatting over the event, Duroy narrated his impressions.	Некоторое время спустя оба секунданта, Дюруа и врач уже завтракали в ресторане и говорили о поединке. Дюруа описывал свои ощущения:
"I felt quite unconcerned, quite.	– Я нисколько не волновался. Нисколько.
You must, besides, have seen it yourself."	Впрочем, вы это и сами, наверно, заметили?
Rival replied: "Yes, you bore yourself very well."	– Да, вы держались хорошо, - подтвердил Риваль.
When the report was drawn up it was handed to Duroy, who was to insert it in the paper.	В тот же день Дюруа получил протокол, - он должен был поместить его в хронике.
He was astonished to read that he had exchanged a couple of shots with Monsieur Louis Langremont, and rather uneasily interrogated Rival, saying:	Сообщение о том, что он "обменялся с г-ном Луи Лангремоном двумя выстрелами", удивило его, и, слегка смущенный, он спросил Риваля:
"But we only fired once."	– Но ведь мы выпустили по одной пуле?
The other smiled.	Риваль усмехнулся.
"Yes, one shot apiece, that makes a couple of shots."	– Да, по одной... каждый - по одной... значит, всего две.
Duroy, deeming the explanation satisfactory, did not persist.	Объяснение Риваля удовлетворило Дюруа, и он не стал в это углубляться.
Daddy Walter embraced him, saying:	Старик Вальтер обнял его:
"Bravo, bravo, you have defended the colors of _Vie Francaise_; bravo!"	– Браво, браво, вы не посрамили "Французской жизни", браво!
George showed himself in the course of the evening at the principal newspaper offices, and at the chief _caf?s_ on the boulevards.	Вечером Жорж показался в редакциях самых влиятельных газет и в самых модных ресторанах.
He twice encountered his adversary, who was also showing himself.	Со своим противником он встретился дважды, -тот, видимо, тоже счел нужным показать себя.
They did not bow to one another.	Они не поклонились друг другу.
If one of them had been wounded they would have shaken hands.	Они обменялись бы рукопожатием только в том случае, если бы один из них был ранен.

Each of them, moreover, swore with conviction that he had heard the whistling of the other's bullet.	Впрочем, оба клялись, что слышали, как над головой у них просвистели пули.
The next day, at about eleven, Duroy received a telegram.	На другой день, около одиннадцати, Дюруа получил "голубой листочек":
"Awfully alarmed. Come at once. Rue de Constantinople.--Clo."	"Боже, как я боялась за тебя! Приходи скорей на Константинопольскую, я хочу поцеловать тебя, моя радость. Какой ты смелый. Обожающая тебя Кло"
He hastened to their meeting-place, and she threw herself into his arms, smothering him with kisses.	Когда он пришел на свидание, она бросилась к нему в объятия и покрыла поцелуями его лицо.
"Oh, my darling! if you only knew what I felt when I saw the papers this morning.	– Дорогой мой, если б ты знал, как взволновали меня сегодняшние газеты!
Oh, tell me all about it!	Ну, рассказывай же!
I want to know everything."	С самого начала.
He had to give minute details.	Я хочу знать, как это было.
She said:	Он вынужден был рассказать ей все до мелочей.
"What a dreadful night you must have passed before the duel."	– Воображаю, какую ты ужасную ночь провел перед дуэлью, - воскликнула она.
"No, I slept very well."	– Да нет. Я отлично спал.
"I should not have closed an eye.	– Я бы на твоем месте не сомкнула глаз.
And on the ground--tell me all that happened."	А как прошла самая дуэль?
He gave a dramatic account.	Он тут же сочинил драматическую сцену:
"When we were face to face with one another at twenty paces, only four times the length of this room, Jacques, after asking if we were ready, gave the word	– Когда мы стали друг против друга в двадцати шагах, - расстояние всего лишь в четыре раза больше, чем эта комната, - Жак спросил, готовы ли мы, и скомандовал:
' Fire.'	"Стреляйте!"
I raised my arm at once, keeping a good line, but I made the mistake of trying to aim at the head.	В ту же секунду я поднял руку, вытянул ее по прямой линии и стал целить в голову, - это была моя ошибка.
I had a pistol with an unusually stiff pull, and I am accustomed to very easy ones, so that the resistance of the trigger caused me to fire too high.	Пистолет мне попался с тугим курком, а я привык к легкому спуску, - в результате сопротивление спускового крючка отклонило выстрел в сторону.
No matter, it could not have gone very far off him.	Но все-таки я чуть-чуть в него не попал.
He shoots well, too, the rascal.	Он тоже здорово стреляет, мерзавец.
His bullet skimmed by my temple.	Пуля оцарапала мне висок.
I felt the wind of it."	Я почувствовал ветер.
She was sitting on his knees, and holding him in her arms as though to share his dangers.	Сидя у Дюруа на коленях, г-жа де Марель сжимала его в своих объятиях, - она точно желала разделить грозившую ему опасность.
She murmured: "Oh, my poor darling! my poor darling!"	– Ах, бедняжка, бедняжка, - шептала она.

When he had finished his narration, she said:	Когда он кончил свой рассказ, г-жа де Марель воскликнула:
"Do you know, I cannot live without you.	– Ты знаешь, я не могу больше жить без тебя!
I must see you, and with my husband in Paris it is not easy.	Я должна с тобой видеться, но, пока муж в Париже, это невозможно.
Often I could find an hour in the morning before you were up to run in and kiss you, but I won't enter that awful house of yours.	Утром я могла бы вырваться на часок и забежать поцеловать тебя, когда ты еще в постели, но в твой ужасный дом я не пойду.
What is to be done?"	Как быть?
He suddenly had an inspiration, and asked:	Дюруа пришла в голову счастливая мысль.
"What is the rent here?"	– Сколько ты здесь платишь? – спросил он.
"A hundred francs a month."	– Сто франков в месяц.
"Well, I will take the rooms over on my own account, and live here altogether.	– Ну так вот: я обоснуюсь в этих комнатах и буду платить за них сам.
Mine are no longer good enough for my new position."	Теперь моя квартира меня уже не устраивает.
She reflected a few moments, and then said: "No, I won't have that."	– Нет. Я не согласна, - подумав несколько секунд, возразила она.
He was astonished, and asked:	Он удивился:
"Why not?"	– Почему?
"Because I won't."	– Потому...
"That is not a reason.	– Это не объяснение.
These rooms suit me very well.	Здесь мне очень нравится.
I am here, and shall remain here.	Кончено. Я остаюсь.
Besides," he added, with a laugh, "they are taken in my name."	– Он засмеялся: - К тому же квартира снята на мое имя.
But she kept on refusing,	Она стояла на своем:
"No, no, I won't have it."	– Нет, нет, я не хочу...
"Why not, then?"	– Да почему же?
Then she whispered tenderly:	В ответ он услышал ее ласковый шепот:
"Because you would bring women here, and I won't have it."	– Потому что ты будешь приводить сюда женщин, а я этого не хочу.
He grew indignant.	Он возмутился:
"Never.	– Да ни за что на свете!
I can promise you that."	Обещаю тебе.
"No, you will bring them all the same."	– Нет, будешь.
"I swear I won't."	– Клянусь...
"Truly?"	– Правда?

"Truly, on my word of honor.	– Правда. Честное слово.
This is our place, our very own."	Это наш дом - и больше ничей.
She clasped him to her in an outburst of love, exclaiming:	Она порывисто обняла его.
"Very well, then, darling.	– Ну хорошо, мой дорогой.
But you know if you once deceive me, only once, it will be all over between us, all over for ever."	Но знай: если ты меня хоть раз обманешь, один-единственный раз, - между нами все будет кончено, навсегда.
He swore again with many protestations, and it was agreed that he should install himself there that very day, so that she could look in on him as she passed the door.	Дюруа снова разуверил ее, дал клятву, и в конце концов они решили, что он переедет сегодня же, а она будет забегать к нему по дороге.
Then she said: "In any case, come and dine with us on Sunday.	– Во всяком случае, приходи к нам завтра обедать,- сказала она.
My husband thinks you are charming."	– Мой муж от тебя в восторге.
He was flattered	Он был польщен.
"Really!"	– Вот как! В самом деле?
"Yes, you have captivated him.	– Ты его пленил.
And then, listen, you have told me that you were brought up in a country-house."	Да, слушай, ты мне говорил, что ты вырос в деревне, в имении, правда?
"Yes; why?"	– Да, а что?
"Then you must know something about agriculture?"	– Значит, ты немного смыслишь в сельском хозяйстве?
"Yes."	– Да.
"Well, talk to him about gardening and the crops. He is very fond of that sort of thing."	– Ну так поговори с ним о садоводстве, об урожаях, - он это страшно любит.
"Good; I will not forget."	– Хорошо. Непременно.
She left him, after kissing him to an indefinite extent, the duel having stimulated her affection.	Дуэль вызвала у нее прилив нежности к нему, и, перед тем как уйти, она целовала его без конца.
Duroy thought, as he made his way to the office,	Идя в редакцию, Дюруа думал о ней:
"What a strange being.	"Что за странное существо!
What a feather brain.	Порхает по жизни, как птичка!
Can one tell what she wants and what she cares for?	Никогда не угадаешь, что может ей взбрести на ум, что может ей прийтись по вкусу!
And what a strange household.	И какая уморительная пара!
What fanciful being arranged the union of that old man and this madcap?	Зачем проказнице-судьбе понадобилось сводить этого старца с этой сумасбродкой?
What made the inspector marry this giddy girl?	Что побудило ревизора железных дорог жениться на этой сорвиголове?
A mystery.	Загадка!

Who knows?	Кто знает!
Love, perhaps."	Быть может, любовь?
And he concluded: "After all, she is a very nice little mistress, and I should be a very big fool to let her slip away from me."	Во всяком случае, - заключил он, - она очаровательная любовница. Надо быть круглым идиотом, чтобы ее упустить".
VIII	VIII
His duel had given Duroy a position among the leader-writers of the _Vie Francaise_, but as he had great difficulty in finding ideas, he made a specialty of declamatory articles on the decadence of morality, the lowering of the standard of character, the weakening of the patriotic fiber and the anemia of French honor. He had discovered the word anemia, and was very proud of it.	Дуэль выдвинула Дюруа в разряд присяжных фельетонистов "Французской жизни". Но, так как ему стоило бесконечных усилий находить новые темы, то он специализировался на трескучих фразах о падении нравов, о всеобщем измельчании, об ослаблении патриотического чувства и об анемии национальной гордости у французов. (Он сам придумал это выражение -"Анемия национальной гордости", и был им очень доволен).
And when Madame de Marelle, filled with that skeptical, mocking, and incredulous spirit characteristic of the Parisian, laughed at his tirades, which she demolished with an epigram, he replied with a smile:	И когда г-жа де Марель, отличавшаяся скептическим, насмешливым и язвительным, так называемым парижским складом ума, издеваясь над его тирадами, уничтожала их одной какой-нибудь меткой остротой, он говорил ей с улыбкой:
"Bah! this sort of thing will give me a good reputation later on."	– Ничего! Мне это пригодится в будущем.
He now resided in the Rue de Constantinople, whither he had shifted his portmanteau, his hair-brush, his razor, and his soap, which was what his moving amounted to.	Жил он теперь на Константинопольской; он перенес сюда свой чемодан, щетку, бритву и мыло, - в этом и заключался весь его переезд.
Twice or thrice a week she would call before he was up, undress in a twinkling, and slip into bed, shivering from the cold prevailing out of doors.	Каждые два-три дня, пока он еще лежал в постели, к нему забегала г-жа де Марель; не успев согреться, она быстро раздевалась, чтобы сейчас же юркнуть к нему под одеяло, и долго еще не могла унять дрожи.
As a set off, Duroy dined every Thursday at her residence, and paid court to her husband by talking agriculture with him.	По четвергам Дюруа обедал у нее и, чтобы доставить мужу удовольствие, толковал с ним о сельском хозяйстве.
As he was himself fond of everything relating to the cultivation of the soil, they sometimes both grew so interested in the subject of their conversation that they quite forgot the wife dozing on the sofa.	Но он и сам любил деревню, и оба иной раз так увлекались беседой, что забывали про свою даму, дремавшую на диване.
Laurine would also go to sleep, now on the knee of her father and now on that of Pretty-boy.	Лорина тоже засыпала, то на коленях у отца, то на коленях у Милого друга.
And when the journalist had left, Monsieur de Marelle never failed to assert, in that doctrinal tone in which he said the least thing:	По уходе журналиста г-н де Марель неукоснительно замечал тем наставительным тоном, каким он говорил о самых обыкновенных вещах:
"That young fellow is really very pleasant company, he has a well-informed mind."	– Очень милый молодой человек. И умственно очень развит.

February was drawing to a close.	Был конец февраля.
One began to smell the violets in the street, as one passed the barrows of the flower-sellers of a morning.	По утрам на улицах возле тележек с цветами уже чувствовался запах фиалок.
Duroy was living beneath a sky without a cloud.	Дюруа наслаждался безоблачным счастьем.
One night, on returning home, he found a letter that had been slipped under his door.	И вот однажды вечером, вернувшись домой, он обнаружил под дверью письмо.
He glanced at the post-mark, and read	На штемпеле стояло:
"Cannes."	"Канн".
Having opened it, he read:	Распечатав конверт, он прочел:
"Villa Jolie, Cannes.	"Канн, вилла "Красавица"
"DEAR SIR AND FRIEND,--You told me, did you not, that I could reckon upon you for anything?	Дорогой друг! Помните, вы мне сказали, что я могу во всем положиться на вас?
Well, I have a very painful service to ask of you; it is to come and help me, so that I may not be left alone during the last moments of Charles, who is dying.	Так вот, я вынуждена просить вас принести себя в жертву: приезжайте, не оставляйте меня одну с умирающим Шарлем в эти последние его мгновенья.
He may not last out the week, as the doctor has forewarned me, although he has not yet taken to his bed.	Хотя он еще ходит по комнате, но доктор меня предупредил, что, может быть, он не проживет и недели.
I have no longer strength nor courage to witness this hourly death, and I think with terror of those last moments which are drawing near.	У меня не хватает ни сил, ни мужества день и ночь смотреть на эту агонию. И я с ужасом думаю о приближающихся последних минутах.
I can only ask such a service of you, as my husband has no relatives.	Родных у моего мужа нет; кроме вас, мне не к кому обратиться.
You were his comrade; he opened the door of the paper to you.	Вы его товарищ; он открыл вам двери редакции.
Come, I beg of you; I have no one else to ask.	Приезжайте, умоляю вас. Мне некого больше позвать.
"Believe me, your very sincere friend,	Ваш преданный друг
"MADELEINE FORESTIER."	Мадлена Форестье"
A strange feeling filled George's heart, a sense of freedom and of a space opening before him, and he murmured:	Какое-то странное чувство точно ветром овеяло душу Дюруа: это было чувство освобождения, ощущение открывающегося перед ним простора.
"To be sure, I'll go.	– Конечно, поеду, - прошептал он.
Poor Charles!	– Бедный Шарль!
What are we, after all?"	Вот она, жизнь человеческая!
The governor, to whom he read the letter, grumblingly granted permission, repeating:	Письмо г-жи Форестье он показал патрону, - тот поворчал, но в конце концов согласился.
"But be back soon, you are indispensable to us."	– Только возвращайтесь скорей, вы нам необходимы, - несколько раз повторил Вальтер.

George left for Cannes next day by the seven o'clock express, after letting the Marelles know of his departure by a telegram.	На другой день, послав супругам Марель телеграмму, Жорж Дюруа скорым семичасовым выехал в Канн.
He arrived the following evening about four o'clock.	Приехал он туда почти через сутки, около четырех часов вечера.
A commissionaire guided him to the Villa Jolie, built half-way up the slope of the pine forest clothed with white houses, which extends from Cannes to the Golfe Juan.	Посыльный проводил его на виллу "Красавица", выстроенную на склоне горы, в усеянном белыми домиками сосновом лесу, что тянется от Канн до залива Жуан.
The house--small, low, and in the Italian style--was built beside the road which winds zig-zag fashion up through the trees, revealing a succession of charming views at every turning it makes.	Форестье снимали низенький маленький домик в итальянском стиле; он стоял у самой дороги, извивавшейся меж деревьев и на каждом своем повороте открывавшей глазам чудесные виды.
The man servant opened the door, and exclaimed: "Oh! Sir, madame is expecting you most impatiently."	Дверь отворил слуга. – А-а, пожалуйте, сударь! – воскликнул он. – Госпожа Форестье ждет вас с нетерпением.
"How is your master?" inquired Duroy.	– Как себя чувствует господин Форестье? – спросил Дюруа.
"Not at all well, sir.	– Да неважно, сударь!
He cannot last much longer."	Ему недолго осталось жить.
The drawing-room, into which George was shown, was hung with pink and blue chintz.	Г остиная, куда вошел Дюруа, была обита розовым ситцем с голубыми разводами.
The tall and wide windows overlooked the town and the sea.	Из большого широкого окна видны были город и море.
Duroy muttered: "By Jove, this is nice and swell for a country house.	– Ого, шикарная дача! – пробормотал Дюруа.
Where the deuce do they get the money from?"	– Где же они, черт возьми, берут столько денег?
The rustle of a dress made him turn round.	Шелест платья заставил его обернуться.
Madame Forestier held out both hands to him.	Госпожа Форестье протягивала ему руки:
"How good of you to come, how good of you to come," said she.	– Как хорошо вы сделали, что приехали! Как это хорошо!
And suddenly she kissed him on the cheek.	Неожиданно для Дюруа она обняла его.
Then they looked at one another.	Затем они посмотрели друг на друга.
She was somewhat paler and thinner, but still fresh-complexioned, and perhaps still prettier for her additional delicacy.	Она немного осунулась, побледнела, но все так же молодо выглядела, - пожалуй, она даже похорошела, стала изящнее.
She murmured: "He is dreadful, do you know; he knows that he is doomed, and he leads me a fearful life.	– Понимаете, он в ужасном состоянии, - шепотом заговорила она, - он знает, что дни его сочтены, и мучает меня невыносимо. Я ему сказала, что вы приехали.
But where is your portmanteau?"	А где же ваш чемодан?
"I have left it at the station, not knowing what hotel you would like me to stop at in order to be near you."	– Я оставил его на вокзале, - ответил Дюруа, - я не знал, в какой гостинице вы мне посоветуете остановиться, чтобы быть поближе к вам.

She hesitated a moment, and then said: "You must stay here.	– Оставайтесь здесь, у нас, - после некоторого колебания сказала она.
Besides, your room is all ready.	– Кстати, комната вам уже приготовлена.
He might die at any moment, and if it were to happen during the night I should be alone.	Он может умереть с минуты на минуту, и если это случится ночью, то я буду совсем одна.
I will send for your luggage."	Я пошлю за вашими вещами.
He bowed, saying:	Он поклонился.
"As you please."	– Как вам будет угодно.
"Now let us go upstairs," she said.	– А теперь пойдемте наверх, - сказала она.
He followed her.	Он последовал за ней.
She opened a door on the first floor, and Duroy saw, wrapped in rugs and seated in an armchair near the window, a kind of living corpse, livid even under the red light of the setting sun, and looking towards him.	Поднявшись на второй этаж, она отворила дверь, и Дюруа увидел перед собой закутанный в одеяла полутруп: мертвенно-бледный при багровом свете вечерней зари, Форестье сидел у окна в кресле и смотрел на него.
He scarcely recognized, but rather guessed, that it was his friend.	Дюруа мог только догадаться, что это его друг, -до того он изменился.
The room reeked of fever, medicated drinks, ether, tar, the nameless and oppressive odor of a consumptive's sick room.	В комнате стоял запах человеческого пота, лекарств, эфира, смолы - удушливый, непередаваемый запах, пропитывающий помещение, где дышит чахоточный.
Forestier held out his hand slowly and with difficulty.	Форестье медленно, с трудом поднял руку.
"So here you are; you have come to see me die, then!	– А, это ты! – сказал он. – Приехал посмотреть, как я умираю?
Thanks."	Спасибо.
Duroy affected to laugh. "To see you die?	– Посмотреть, как ты умираешь? – с принужденным смехом переспросил Дюруа.
That would not be a very amusing sight, and I should not select such an occasion to visit Cannes.	– Не такое это веселое зрелище, чтобы ради него стоило ехать в Канн.
I came to give you a look in, and to rest myself a bit."	Просто мне захотелось немного отдохнуть и заодно навестить тебя.
Forestier murmured, "Sit down," and then bent his head, as though lost in painful thoughts.	– Садись, - прошептал Форестье и, опустив голову, мрачно задумался.
He breathed hurriedly and pantingly, and from time to time gave a kind of groan, as if he wanted to remind the others how ill he was.	Дыхание у больного было частое, прерывистое; порой он словно хотел напомнить окружающим, как он страдает, и тогда оно вырывалось у него из груди вместе со стоном.
Seeing that he would not speak, his wife came and leaned against the window-sill, and indicating the view with a motion of her head, said,	Заметив, что он не собирается продолжать беседу, г-жа Форестье облокотилась на подоконник и кивком головы указала на горизонт:
"Look! Is not that beautiful?"	– Посмотрите, какая красота!