Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Мопассан Ги Де

"You swine, you swine!"	– Свинья, свинья...
Suddenly she leant out of the window, and catching the driver by the sleeve, cried,	Вдруг она высунулась в оконце, схватила кучера за рукав, крикнула:
"Stop," and opening the door, sprang out.	– Стойте! Отворила дверцу и выскочила на улицу.
George wanted to follow, but she cried,	Жорж хотел бежать за ней.
"I won't have you get out," in such loud tones that the passers-by began to gather about her, and Duroy did not move for fear of a scandal.	– Я тебе запрещаю вылезать из экипажа! – крикнула она так громко, что вокруг нее сейчас же собралась толпа. И Дюруа из боязни скандала застыл на месте.
She took her purse from her pocket and looked for some change by the light of the cab lantern, then taking two francs fifty centimes she put them in the driver's hand, saying, in ringing tones:	Она вынула из кармана кошелек, отсчитала при свете фонаря два с половиной франка и, вручив их кучеру, прерывающимся от волнения голосом сказала:
"There is your fare--I pay you, now take this blackguard to the Rue Boursault, Batignolles."	– Вот... получите... Я плачу... И отвезите мне этого прохвоста на улицу Бурсо, в Батиньоль.
Mirth was aroused in the group surrounding her.	В толпе загоготали.
A gentleman said: "Well done, little woman," and a young rapscallion standing close to the cab thrust his head into the open door and sang out, in shrill tones,	– Браво, малютка! – сказал какой-то господин. А уличный мальчишка, вскочив на подножку и просунув голову в открытую дверцу кареты, пронзительно крикнул:
"Good-night, lovey!"	– Счастливый путь, Биби!
Then the cab started off again, followed by a burst of laughter.	И карета тронулась под громовой хохот зевак.
VI	VI
George Duroy woke up chapfallen the next morning.	Наутро Жорж Дюруа проснулся не в духе.
He dressed himself slowly, and then sat down at his window and began to reflect.	Он не спеша оделся, сел у окна и погрузился в раздумье.
He felt a kind of aching sensation all over, just as though he had received a drubbing over night.	Он чувствовал себя совершенно разбитым, точно накануне на него сыпался град палочных ударов.
At last the necessity of finding some money spurred him up, and he went first to Forestier.	Наконец безденежье подхлестнуло его, и он отправился к Форестье.
His friend received him in his study with his feet on the fender.	Его друг сидел у себя в кабинете и грел ноги у камина.
"What has brought you out so early?" said he.	– Что это тебя подняло ни свет ни заря?
"A very serious matter, a debt of honor."	– Важное дело. Долг чести.
"At play?"	– Карточный?
He hesitated a moment, and then said: "At play."	– Карточный, - после некоторого колебания подтвердил Дюруа.
"Heavy?"	– Большой?
"Five hundred francs."	– Пятьсот франков!
He only owed two hundred and eighty.	Он должен был только двести восемьдесят.

Forestier, skeptical on the point, inquired: "Whom do you owe it to?"	– Кому ты задолжал? – недоверчиво глядя на него, спросил Форестье.
Duroy could not answer right off.	Дюруа не сразу нашелся, что ответить.
"To--to--a Monsieur de Carleville."	– Господину... господину... господину де Карлевиль.
"Ah! and where does he live?"	– А-а! Где же он живет?
"At--at--"	– На улице... на улице...
Forestier began to laugh.	Форестье расхохотался:
"Number ought, Nowhere Street, eh?	– На улице Ищи-Свищи, так, что ли?
I know that gentleman, my dear fellow.	Знаю я этого господина.
If you want twenty francs, I have still that much at your service, but no more."	Вот что, милый мой: так и быть, двадцать франков я еще могу тебе ссудить, но больше не проси.
Duroy took the offered louis.	Дюруа взял у него золотой.
Then he went from door to door among the people he knew, and wound up by having collected at about five o'clock the sum of eighty francs.	Затем он обошел всех своих знакомых, и к пяти часам у него набралось восемьдесят франков.
And he still needed two hundred more; he made up his mind, and keeping for himself what he had thus gleaned, murmured:	Ему не хватало двухсот, но он решил на этом остановиться и, пряча собранные деньги, пробормотал:
"Bah! I am not going to put myself out for that cat.	"Плевать, стану я себе портить кровь из-за какой-то дряни!
I will pay her when I can."	Когда будут деньги - отдам".
For a fortnight he lived regularly, economically, and chastely, his mind filled with energetic resolves.	Он взял себя в руки: целых две недели отказывал себе во всем и вел правильный и добродетельный образ жизни.
Then he was seized with a strong longing for love.	А затем его вновь охватила жажда любви.
It seemed to him that several years had passed since he last clasped a woman in his arms, and like the sailor who goes wild on seeing land, every passing petticoat made him quiver.	Ему казалось, что он уже несколько лет не обнимал женщины, и как матрос теряет голову, завидев землю, так трепетал он при виде каждой юбки.
So he went one evening to the Folies Berg?re in the hope of finding Rachel.	И вот однажды вечером, в надежде встретить Рашель, он снова отправился в Фоли-Бержер.
He caught sight of her indeed, directly he entered, for she scarcely went elsewhere, and went up to her smiling with outstretched hand.	Она проводила в этом заведении все свое время, и он заметил ее сразу, как только вошел. С улыбкой двинулся он к ней и протянул руку.
But she merely looked him down from head to foot, saying:	Она оглядела его с головы до ног.
"What do you want with me?"	– Что вам угодно?
He tried to laugh it off with,	Он попытался засмеяться.
"Come, don't be stuck-up."	– Ну-ну, не валяй дурака.
She turned on her heels, saying:	Она повернулась к нему спиной.
"I don't associate with ponces."	– Я с альфонсами не знаюсь.

She had picked out the bitterest insult. He felt the blood rush to his face, and went home alone.	Она постаралась нанести ему самое тяжкое оскорбление, и он почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Из Фоли-Бержер он вышел один.
Forestier, ill, weak, always coughing, led him a hard life at the paper, and seemed to rack his brain to find him tiresome jobs. One day, even, in a moment of nervous irritation, and after a long fit of coughing, as Duroy had not brought him a piece of information he wanted, he growled out:	В редакции ему отравлял существование больной, изнуренный, вечно кашлявший Форестье: он словно нарочно изобретал для него самые неприятные поручения Как то, в минуту сильного раздражения, после долгого приступа удушья, не получив от Дюруа нужных сведений, он даже буркнул:
"Confound it! you are a bigger fool than I thought."	– Черт возьми, ты еще глупее, чем я думал.
The other almost struck him, but restrained himself, and went away muttering:	Дюруа чуть было не дал ему по физиономии, но сдержался и, уходя, пробормотал:
"I'll manage to pay you out some day."	– Погоди, я тебе отплачу.
An idea shot through his mind, and he added:	Внезапно у него мелькнула мысль.
"I will make a cuckold of you, old fellow!"	– Я наставлю тебе рога, дружище, - прибавил он.
And he took himself off, rubbing his hands, delighted at this project.	И, потирая руки от удовольствия, удалился.
He resolved to set about it the very next day.	Он решил как можно скорее приступить к осуществлению своего проекта.
He paid Madame Forestier a visit as a reconnaissance.	На другой же день он отправился на разведки к г-же Форестье.
He found her lying at full length on a couch, reading a book.	Она лежала с книгой на диване.
She held out her hand without rising, merely turning her head, and said:	При его появлении она не встала, а лишь повернула голову и протянула ему руку.
"Good-day, Pretty-boy!"	– Здравствуйте, Милый друг, - сказала она.
He felt as though he had received a blow.	У него было такое чувство, точно ему дали пощечину.
"Why do you call me that?" he said.	– Почему вы меня так называете?
She replied, with a smile: "I saw Madame de Marelle the other day, and learned how you had been baptized at her place."	– На прошлой неделе я видела госпожу де Марель, и она мне сообщила, как вас там прозвали, -улыбаясь, ответила она.
He felt reassured by her amiable air.	Любезный тон г-жи Форестье успокоил его.
Besides, what was there for him to be afraid of?	Да и чего ему было бояться?
She resumed: "You spoil her.	– Ее вы балуете! – продолжала она.
As to me, people come to see me when they think of it--the thirty-second of the month, or something like it."	– А ко мне являетесь раз в год по обещанию или вроде того?
He sat down near her, and regarded her with a new species of curiosity, the curiosity of the amateur who is bargain-hunting.	Он сел и с особым любопытством, любопытством коллекционера, принялся рассматривать ее.

She was charming, a soft and tender blonde, made for caresses, and he thought:	Очаровательная блондинка с волосами нежного и теплого цвета, она была точно создана для ласк.
"She is better than the other, certainly."	"Она, безусловно, лучше той", - подумал Дюруа.
He did not doubt his success, it seemed to him that he had only to stretch out his hand and take her, as one gathers a fruit.	Он не сомневался в успехе; казалось, стоит только дотронуться, - и она сама, как созревший плод, упадет в руки.
He said, resolutely: "I did not come to see you, because it was better so."	– Я не приходил к вам потому, что так лучше, -решительно проговорил он.
She asked, without understanding:	Она не поняла его.
"What?	– Как?
Why?"	Почему?
"No, not at all."	– Почему?
"Because I am in love with you; oh! only a little, and I do not want to be head over ears."	Вы не догадываетесь? – Нет, даю слово. – Потому что я влюблен в вас... о, немножко, совсем немножко... я не хотел бы влюбиться в вас по-настоящему.
She seemed neither astonished, nor shocked, nor flattered; she went on smiling the same indifferent smile, and replied with the same tranquillity:	Она, видимо, не была ни поражена, ни оскорблена, ни польщена. По-прежнему улыбаясь своей бесстрастной улыбкой, она спокойно ответила:
"Oh! you can come all the same.	– Ну, приходить-то ко мне все-таки можно.
No one is in love with me long."	В меня нельзя влюбиться надолго.
He was surprised, more by the tone than by the words, and asked:	Ее тон удивил его еще больше, чем слова.
"Why not?"	– Почему?
"Because it is useless. I let this be understood at once.	– Потому что это бесполезно, и я сразу даю это понять.
If you had told me of your fear before, I should have reassured you, and invited you, on the contrary, to come as often as possible."	Если б вы раньше поведали мне свои опасения, я бы вас успокоила и посоветовала, наоборот, приходить почаще.
He exclaimed, in a pathetic tone: "Can we command our feelings?"	– Разве мы вольны в своих чувствах! – воскликнул он с пафосом.
She turned towards him:	Она повернулась к нему лицом.
"My dear friend, for me a man in love is struck off the list of the living.	– Дорогой друг, влюбленный мужчина перестает для меня существовать.
He becomes idiotic, and not only idiotic, but dangerous.	Он глупеет, больше того: он становится опасен.
I cease all intimate relations with people who are in love with me, or who pretend to be so--because they bore me, in the first place; and, secondly, because they are as much objects of suspicion to me as a mad dog, which may have a fit of biting.	С теми, кто любит меня как женщину или притворяется влюбленным, я порываю всякие отношения, во-первых, потому, что они мне надоедают, а во-вторых, потому, что я их боюсь, как бешеных собак, которые всегда могут наброситься.

I therefore put them into a kind of moral quarantine until their illness is over.	Я подвергаю их моральному карантину до тех пор, пока они не вылечатся.
Do not forget this.	Запомните это.
I know very well that in your case love is only a species of appetite, while with me it would be, on the contrary, a kind of--of--of communion of souls, which does not enter into a man's religion.	Я отлично знаю, что для вас любовь - это нечто вроде голода, а для меня это... это нечто вроде духовной связи, в которую не верят мужчины.
You understand its letter, and its spirit.	Вы довольствуетесь формами ее проявления, а мне важен дух.
But look me well in the face."	Ну... смотрите мне прямо в глаза...
She no longer smiled.	Она уже не улыбалась.
Her face was calm and cold, and she continued, emphatically:	С холодным и спокойным выражением лица она продолжала, отчеканивая каждое слово:
"I will never, never be your mistress; you understand.	– Я никогда, - слышите? – никогда не буду вашей любовницей.
It is therefore absolutely useless, it would even be hurtful, for you to persist in this desire.	Упорствовать бесполезно и даже вредно для вас.
And now that the operation is over, will you agree to be friends--good friends--real friends, I mean, without any mental reservation."	А теперь... после этой операции... мы можем остаться друзьями, добрыми друзьями, но только настоящими, без всякой задней мысли. Хотите?
He had understood that any attempt would be useless in face of this irrevocable sentence. He made up his mind at once, frankly, and, delighted at being able to secure this ally in the battle of life, held out both hands, saying:	Поняв, что это приговор окончательный и что все его усилия будут бесплодны, он покорился своей участи и, в восторге от того, что приобретает такую союзницу, не колеблясь, протянул ей обе руки:
"I am yours, madame, as you will."	– Располагайте мной, как вам будет угодно.
She read the sincerity of his intention in his voice, and gave him her hands.	Тон его показался ей искренним, и она дала ему руки.
He kissed them both, one after the other, and then said simply, as he raised his head:	Он поцеловал их одну за другой и, подняв на нее глаза, чистосердечно признался:
"Ah, if I had found a woman like you, how gladly I would have married her."	– Клянусь богом, если б я встретил такую женщину, как вы, с какой радостью я бы на ней женился!
She was touched this time--soothed by this phrase, as women are by the compliments which reach their hearts, and she gave him one of those rapid and grateful looks which make us their slaves.	На этот раз комплимент Дюруа, очевидно, принадлежавший к числу тех, что доходят до женского сердца, тронул и умилил ее, и она бросила на него один из тех быстрых признательных взглядов, которые любого из нас превращают в раба.
Then, as he could find no change of subject to renew the conversation, she said softly, laying her finger on his arm:	Потом, видя, что он не может подыскать тему для разговора, она дотронулась до его плеча и ласково сказала:
"And I am going to play my part of a friend at once.	– Приступаю к исполнению моих дружеских обязанностей.
You are clumsy."	Вы недогадливы, друг мой...

She hesitated a moment, and then asked:	Она замялась.
"May I speak plainly?"	– Могу я с вами говорить откровенно?
"Yes."	– Да.
"Quite plainly?"	– Вполне?
"Quite."	– Вполне.
"Well, go and see Madame Walter, who greatly appreciates you, and do your best to please her.	– Так вот. Пойдите с визитом к госпоже Вальтер, -она о вас очень высокого мнения, - и постарайтесь понравиться ей.
You will find a place there for your compliments, although she is virtuous, you understand me, perfectly virtuous.	Вот там ваши комплименты будут уместны, хотя она порядочная женщина, - слышите? – абсолютно порядочная.
Oh! there is no hope of--of poaching there, either.	Так что... лихие набеги там тоже не будут иметь успеха.
You may find something better, though, by showing yourself.	Но вы можете добиться большего, если сумеете произвести выгодное впечатление.
I know that you still hold an inferior position on the paper.	Мне известно, что в редакции вы все еще занимаете скромное место.
But do not be afraid, they receive all their staff with the same kindness.	Пусть это вас не смущает: всех своих сотрудников они принимают одинаково радушно.
Go there--believe me."	Послушайтесь меня, сходите к ней.
He said, with a smile: "Thanks, you are an angel, a guardian angel."	– Благодарю вас, - сказал он, улыбаясь, - вы ангел, вы мой ангел-хранитель.
They spoke of one thing and another.	После этого разговор перешел на другие темы.
He stayed for some time, wishing to prove that he took pleasure in being with her, and on leaving, remarked:	Он сидел у нее долго, желая показать, как приятно ему находиться в ее обществе. Уходя, он еще раз спросил:
"It is understood, then, that we are friends?"	– Итак, решено: мы будем друзьями?
"It is."	– Да, решено.
As he had noted the effect of the compliment he had paid her shortly before, he seconded it by adding:	Желая усилить впечатление, которое, как он заметил, произвел на г-жу Форестье его комплимент, Дюруа добавил:
"And if ever you become a widow, I enter the lists."	– Если вы когда-нибудь овдовеете, я выставлю свою кандидатуру.
Then he hurried away, so as not to give her time to get angry.	И, чтобы не дать ей времени рассердиться, поспешил откланяться.
A visit to Madame Walter was rather awkward for Duroy, for he had not been authorized to call, and he did not want to commit a blunder.	Идти с визитом к г-же Вальтер Дюруа стеснялся: она никогда его к себе не приглашала, и он боялся показаться навязчивым.
The governor displayed some good will towards him, appreciated his services, and employed him by preference on difficult jobs, so why should he not profit by this favor to enter the house?	Впрочем, патрон к нему благоволил, ценил его как сотрудника, давал ему по большей части ответственные поручения, - почему бы не воспользоваться его расположением, чтобы проникнуть к нему в дом?

One day, then, having risen early, he went to the market while the morning sales were in progress, and for ten francs obtained a score of splendid pears.	И вот однажды он встал рано утром, пошел на рынок и за десять франков купил штук двадцать превосходных груш.
Having carefully packed them in a hamper to make it appear that they had come from a distance, he left them with the doorkeeper at Madame Walter's with his card, on which he had written:	Тщательно уложив их в корзинку, так, чтобы казалось, что они привезены издалека, он отнес их к Вальтерам и оставил у швейцара вместе со своей визитной карточкой, на которой предварительно написал:
"George Duroy begs Madame Walter to accept a little fruit which he received this morning from Normandy."	Жорж Дюруа покорнейше просит госпожу Вальтер принять эти фрукты, которые он сегодня утром получил из Нормандии.
He found the next morning, among his letters at the office, an envelope in reply, containing the card of Madame Walter, who "thanked Monsieur George Duroy, and was at home every Saturday."	На другой день он нашел в редакции, в своем почтовом ящике, конверт с визитной карточкой г-жи Вальтер, которая горячо благодарила господина Жоржа Дюруа и извещала, что она "принимает у себя по субботам".
On the following Saturday he called.	В ближайшую субботу он отправился к ней с визитом.
Monsieur Walter occupied, on the Boulevard Malesherbes, a double house, which belonged to him, and of which a part was let off, in the economical way of practical people.	Вальтер жил на бульваре Мальзерба, в собственном доме, часть которого он, будучи человеком практичным, отдавал внаем.
A single doorkeeper, quartered between the two carriage entrances, opened the door for both landlord and tenant, and imparted to each of the entrances an air of wealth by his get-up like a beadle, his big calves in white stockings, and his coat with gilt buttons and scarlet facings.	Единственный швейцар, обладавший величественной осанкой церковного привратника, носивший ливрею с золотыми пуговицами и малиновыми отворотами и белые чулки, которые плотно обтягивали его толстые икры, помещался между двумя парадными, отворял дверь и хозяевам и жильцам и придавал всему этому дому вид роскошного аристократического особняка.
The reception-rooms were on the first floor, preceded by an ante-room hung with tapestry, and shut in by curtains over the doorways.	В гостиные, находившиеся на втором этаже, надо было пройти через обитую гобеленами переднюю с портьерами на дверях.
Two footmen were dozing on benches.	Здесь, сидя на стульях, дремали два лакея.
One of them took Duroy's overcoat and the other relieved him of his cane, opened the door, advanced a few steps in front of the visitor, and then drawing aside, let him pass, calling out his name, into an empty room.	Один из них принял от Дюруа пальто, другой взял у него тросточку, отворил дверь и, пройдя вперед, выкрикнул в пустом зале его имя, затем посторонился и пропустил его.
The young fellow, somewhat embarrassed, looked round on all sides when he perceived in a glass some people sitting down who seemed very far off.	Дюруа растерянно оглядывался по сторонам и вдруг увидел в зеркале несколько человек, сидевших, казалось, где-то очень далеко.
He was at sea at first as to the direction in which they were, the mirror having deceived his eyes. Then he passed through two empty drawing-rooms and reached a small boudoir hung with blue silk, where four ladies were chatting round a table bearing cups of tea.	Сперва он попал не туда - его ввело в заблуждение зеркало, а затем, пройдя два пустых зала, очутился в маленьком будуаре, обитом голубым шелком с узором из лютиков; здесь за круглым столиком, на котором был сервирован чай, вполголоса беседовали четыре дамы.

Despite the assurance he had acquired in course of his Parisian life, and above all in his career as a reporter, which constantly brought him into contact with important personages, Duroy felt somewhat intimidated by the get-up of the entrance and the passage through the deserted drawing-room.	Столичная жизнь и в особенности профессия репортера, постоянно сталкивавшая Дюруа с разными знаменитостями, выработали в нем привычку держаться развязно, но, попав в эту пышную обстановку, пройдя эти безлюдные залы, он ощутил легкое замешательство.
He stammered: "Madame, I have ventured," as his eyes sought the mistress of the house.	– Сударыня, я позволил себе... – пробормотал он, ища глазами хозяйку.
She held out her hand, which he took with a bow, and having remarked:	Госпожа Вальтер протянула ему руку. Дюруа пожал ее, изогнув при этом свой стан.
"You are very kind sir, to call and see me," she pointed to a chair, in seeking to sit down in which he almost fell, having thought it much higher.	– Вы очень любезны, сударь, что пришли навестить меня, - заметила она, указав на кресло, и Дюруа, которому оно сперва показалось довольно высоким, едва не утонул в нем.
They had become silent.	Наступило молчание.
One of the ladies began to talk again.	Наконец одна из дам нарушила его.
It was a question of the frost, which was becoming sharper, though not enough, however, to check the epidemic of typhoid fever, nor to allow skating.	Она заявила, что стало очень холодно, но все же недостаточно холодно для того, чтобы прекратилась эпидемия брюшного тифа и чтобы можно было кататься на коньках.
Every one gave her opinion on this advent of frost in Paris, then they expressed their preference for the different seasons with all the trivial reasons that lie about in people's minds like dust in rooms.	И тут все дамы сочли долгом высказать свое мнение о наступивших в Париже морозах, а также о том, какое время года лучше, и привели при этом все те банальные доводы, которые оседают в головах, словно пыль в комнатах.
The faint noise made by a door caused Duroy to turn his head, and he saw in a glass a stout lady approaching.	Чуть слышно скрипнула дверь. Дюруа обернулся и сквозь два непокрытых амальгамой стекла увидел приближающуюся полную даму.
As soon as she made her appearance in the boudoir one of the other visitors rose, shook hands and left, and the young fellow followed her black back glittering with jet through the drawing-rooms with his eyes.	Как только она вошла в будуар, одна из посетительниц поднялась, пожала всем руки и удалилась. Дюруа проводил глазами черную фигуру этой дамы, поблескивавшую в пустых залах бусинками из стекляруса.
When the agitation due to this change had subsided they spoke without transition of the Morocco question and the war in the East and also of the difficulties of England in South Africa.	Когда волнение, вызванное сменой гостей, улеглось, разговор внезапно, без всякой связи с тем, что говорилось до этого, перешел к событиям в Марокко, к войне на Востоке и к тем затруднениям, которые испытывала в Южной Африке Англия.
These ladies discussed these matters from memory, as if they had been reciting passages from a fashionable play, frequently rehearsed.	Обсуждая эти вопросы, дамы словно разыгрывали благопристойную светскую комедию, много риз ставившуюся на сцене, причем каждая из них знала свою роль назубок.
A fresh arrival took place, that of a little curly-headed blonde, which brought about the departure of a tall, thin lady of middle age.	Вошла новая гостья, маленькая завитая блондинка, и вслед за тем высокая сухопарая немолодая дама покинула будуар.
They now spoke of the chance Monsieur Linet had of getting into the Academie-Francaise.	Заговорили о Линэ, о том, какие у него шансы попасть в академики.

The new-comer formerly believed that he would be beaten by Monsieur Cabanon-Lebas, the author of the fine dramatic adaption of Don Quixote in verse.	Новая гостья была твердо убеждена, что ему перебьет дорогу Кабанон-Леба, автор прекрасной стихотворной инсценировки "Дон Кихота".
"You know it is to be played at the Odeon next winter?"	– Вы знаете, зимой ее собирается ставить Одеон!
"Really, I shall certainly go and see such a very excellent literary effort."	– Вот как? Непременно пойду смотреть, - это настоящее художественное произведение.
Madame Walter answered gracefully with calm indifference, without ever hesitating as to what she should say, her mind being always made up beforehand.	Тон у г-жи Вальтер был ровный, любезный и равнодушный: ей не надо было обдумывать свои слова, - она всегда высказывала готовые мнения.
But she saw that night was coming on, and rang for the lamps, while listening to the conversation that trickled on like a stream of honey, and thinking that she had forgotten to call on the stationer about the invitation cards for her next dinner.	В будуаре стало темно. Она позвала лакея и велела зажечь лампы, но это не мешало ей думать о том, что она забыла заказать в литографии пригласительные карточки на обед, и в то же время прислушиваться к разговору, журчавшему, как ручеек.
She was a little too stout, though still beautiful, at the dangerous age when the general break-up is at hand.	Несколько располневшая, но еще не утратившая привлекательности, г-жа Вальтер находилась в том опасном для женщины возрасте, когда закат уже близок.
She preserved herself by dint of care, hygienic precautions, and salves for the skin.	Ей удалось сохраниться благодаря тому, что она тщательно следила за собой, принимала меры предосторожности, заботилась о гигиене тела, пользовалась разными притираниями.
She seemed discreet in all matters; moderate and reasonable; one of those women whose mind is correctly laid out like a French garden.	Она производила впечатление натуры уравновешенной, - казалось, это одна из тех благоразумных и рассудительных женщин, внутренний мир которых напоминает подстриженный французский сад.
One walks through it with surprise, but experiencing a certain charm.	Он ничем не поразит вас, но в этом есть своя прелесть.
She had keen, discreet, and sound sense, that stood her instead of fancy, generosity, and affection, together with a calm kindness for everybody and everything.	Воображение ей заменял не показной, проницательный и трезвый ум; в ней чувствовались доброта, привязчивость и спокойная благожелательность, распространявшиеся на всех и на вся.
She noted that Duroy had not said anything, that he had not been spoken to, and that he seemed slightly ill at ease; and as the ladies had not yet quitted the Academy, that favorite subject always occupying them some time, she said:	От нее не укрылось, что Дюруа до сих пор не проронил ни слова, что с ним никто не заговаривает, что он чувствует себя неловко. Наконец, воспользовавшись тем, что дамы все еще были заняты Академией, этим своим коньком, и никак не могли с ней расстаться, она обратилась к молодому человеку с вопросом:
"And you who should be better informed than any one, Monsieur Duroy, who is your favorite?"	– А вы что скажете, господин Дюруа, - ведь вы должны быть осведомлены на этот счет лучше, чем кто бы то ни было?

He replied unhesitatingly: "In this matter, madame, I should never consider the merit, always disputable, of the candidates, but their age and their state of health.	– Я, сударыня, в данном случае придаю больше значения возрасту и здоровью кандидатов, нежели их, всегда спорным, достоинствам, - не задумываясь, ответил он.
I should not ask about their credentials, but their disease.	– Я стал бы наводить справки не об их заслугах, а об их болезнях.
I should not seek to learn whether they have made a metrical translation of Lope de Vega, but I should take care to obtain information as to the state of their liver, their heart, their lungs, and their spinal marrow.	Я не стал бы требовать от них стихотворных переводов из Лопе де Вега, но осведомился бы о состоянии их печени, сердца, почек и спинного мозга.
For me a good hypertrophy, a good aneurism, and above all, a good beginning of locomotor ataxy, would be a hundred times more valuable than forty volumes of disgressions on the idea of patriotism as embodied in barbaric poetry."	На мой взгляд, расширение сердца, сахарная болезнь или, еще того лучше, начало мышечной атрофии перевесят многотомные рассуждения о патриотических мотивах в поэзии варварских народов.
An astonished silence followed this opinion, and Madame Walter asked with a smile: "But why?"	Его слова были встречены удивленным молчанием. – Почему же? – улыбаясь, спросила г-жа Вальтер.
He replied: "Because I never seek aught else than the pleasure that any one can give the ladies.	– Потому что я всюду и всегда стараюсь найти то, что может доставить удовольствие женщинам, -ответил он.
But, Madame, the Academy only has any real interest for you when an Academician dies.	– Академия же, сударыня, привлекает ваше внимание лишь тогда, когда кто-нибудь из академиков умирает.
The more of them die the happier you must be.	Чем больше их отправляется на тот свет, тем это должно быть для вас приятнее.
But in order that they may die quickly they must be elected sick and old."	Но чтобы они скорее умирали, надо выбирать больных и старых.
As they still remained somewhat surprised, he continued.	Дамы, видимо, не понимали, к чему он клонит, и Дюруа счел нужным пояснить свою мысль:
"Besides, I am like you, and I like to read of the death of an Academician.	– Откровенно говоря, мне тоже бывает приятно прочитать в парижской хронике о том, что какой-нибудь академик приказал долго жить.
I at once ask myself:	Я сейчас же задаю себе вопрос:
'Who will replace him?'	"Кто на его место?"
And I draw up my list.	И намечаю кандидатов.
It is a game, a very pretty little game that is played in all Parisian salons at each decease of one of the Immortals, the game of 'Death and the Forty Fogies.'"	Это игра, прелестная игра, - после кончины кого-нибудь из бессмертных в нее играют во всех парижских салонах, - "игра в смерть и в сорок старцев[7]".
The ladies, still slightly disconcerted, began however, to smile, so true were his remarks.	Дамы, все еще недоумевая, заулыбались, - они не могли не оценить меткости его наблюдений.
He concluded, as he rose: "It is you who really elect them, ladies, and you only elect them to see them die.	– Это вы, милостивые государыни, выбираете их, -заключил он, вставая, - выбираете только для того, чтобы они скорей умирали.