Молчаливый полет

Тарловский Марк Ариевич

Июнь 1921 — декабрь 1925

Памяти Александра Блока [144]

— «Скончался Александр Блок»… — Безумная рука писала, И горечи слепое жало Безумствовало между строк… Высокий ставленник над нами, Он — с пламенным лицом своим — Мечтать за ромом золотым Был вправе о Прекрасной Даме! Да, мог он — незнакомец сам — Следить над балыком и семгой За царственною Незнакомкой, Скользящею по кабакам; Недаром он — хмельной и грешный — Надеялся, что — прям и скор — Неумолимый командор За ним придет из тьмы кромешной, И, удаляясь навсегда, Без ликования и злобы Возвел на Скифские сугробы Красногвардейского Христа. Но перед тем, кто свеж и молод, Без права скорби — нам — не пасть И на его святую страсть Не обменять свой волчий голод. Так ослепительно,

так вдруг, Как будто вспыхнув новой песнью, Унес со смертною болезнью Он свой блистательный недуг; Унес далече… Не учитель, Не сверстник наш, не кум, не сват — Он только самый старший брат — И нам нельзя в его обитель!

144

Памяти Александра Блока. Автограф — 39.10. А.А. Блок умер 7 августа 1921. Командор — подразумевается ст-ние Блока «Шаги Командора» (1910–1912). Возвел на Скифские сугробы / Красногвардейского Христа… — отсылка к последним строкам поэмы Блока «Двенадцать» (1918).

9 августа 1921

Закатные прогулки [145]

За домами — угли кузницы, Солнце прячется в долине, Тихо вздрагивает свет — Святы вечером распутницы, И Марии Магдалине Шлет Предвечная привет. За вечерними прогулками Скрыты розовые плечи, Скрыты девичьи уста — Девы ходят переулками И горят, горят, как свечи У любовного креста. Так по рощам кипарисовым Шла любимица Господня В наготе грехов своих — Не ее ль безумным вызовом Загораются сегодня Очи странниц городских? И серебряные крестики, Золотясь на нежной коже, Искупают сладкий грех, Как ночные провозвестники Освященных мукой Божьей Магдалининых утех.

145

Закатные прогулки. Машинопись — 39.11.

Август 1921

Сизиф [146]

Ошибся я — и не явился в срок, И тяжкая судьба дана мне. Наказанный, ворочал в сказке бог С горы катившиеся камни. Но как тяжел высокий пламень мой, Когда, как камень вознесенный, Колеблется над бедной головой И падает изнеможенный! Душа, ты плачешь — труден перевал, Глухое дно сосет и тянет, — Душа скользит, гремят обломки скал И больно босоножку ранят. Моя тоска — огромный детский мяч, — Как выкатить его на крышу? Сизиф, мы дети! Твой ли это плач, Твои ли жалобы я слышу?

146

Сизиф. Машинопись с правкой — ИМЛИ. 1.8. Сизиф (Сисиф; греч. миф.) — строитель и царь Коринфа, после смерти приговоренный богами вкатывать на гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, каждый раз скатывался вниз (отсюда выражения «сизифов труд», «сизифов камень»).

Сентябрь 1921

Америке (отказавшейся от участия в генуэзской конференции) [147]

У лукоморья тихой Генуи Цветут Колумбовы пределы. «Земля кругла!» — и в море пенное бегут по солнцу каравеллы. Ушел отважный мореплаватель, И мы не ведаем доныне, Где будет Индия: на Западе ль Иль за Гомеровой твердыней? Но соревнуя с лестью вражьею, Как нас учила Пенелопа, За нескончаемою пряжею Тоскует верная Европа. Пути веков недаром пройдены — И, может быть, застыв у румба, Уж ищут снова первой родины Глаза заблудшего Колумба!

147

Америке. Машинопись с правкой — ИМЛИ. 1.2. Генуэзская конференция — международная встреча по экономическим и финансовым вопросам, прошедшая 10 апреля — 19 мая 1922 в Генуе (Италия) при участии представителей 29 государств и 5 британских доминионов; фактически основным вопросом было стремление европейских стран к аккомодации с коммунистическим режимом в Москве. США, отказавшиеся участвовать в работе конференции, были представлены на ней наблюдателем — послом в Италии Р. Чайлдом.

Апрель 1922

Приморская Москва [148]

На суше душно. С моря ветер дует. Россия бродит. Россиянин скачет. Он в очаге: Москва его целует, Он видит всё и сам он много значит. Но дух морей над сухопутным градом Висит незримо, сладкий и тяжелый. — Откуда он, когда тенистым садом Здесь пробегает лишь ручей веселый, Когда здесь помнят новгородский волок, Когда канат еще визжит бурлацкий, И по к воде по-азиатски долог, И дерева шумят по-азиатски? Москва, Москва! Твои большие дети К иным путям, к иным ветрам привыкли: Ушкуйники закидывают сети, Варяги златом наполняют тигли… И вот, пришедши по дубам и липам, Полночный парусник с крестом саженным Над Красной Площадью ползет со скрипом, Чтоб утром стать Василием Блаженным.

148

Приморская Москва. Машинопись с правкой — ИМЛИ. 1.3. …новгородский волок — перевал в верховьях рек Мсты и Тверцы (между балтийским и волжским бассейнами), через который тащили суда с товарами сухим путем; от него получил название город Вышний Волочок.

Декабрь 1922

От смерти [149]

Вождь

убит. Мятеж подавлен. Ветер знамя разорвал. И диктатором поставлен Некий черный адмирал. И запекшиеся знаки Припечатаны к пыли, И по площади собаки Чьи-то кости разнесли. И, следя за злым и хриплым Долгим колоколом, мы Не видали к плазам гиблым Приближающейся тьмы. Друг, пойдем! — плащи раздуты — В этот сумеречный час Есть блаженные минуты Лишь сегодня, лишь для нас: В небо ввинчен купол плавный, В купол ввинчен тихий свет, И под аркой архитравной Милый женский силуэт. Смерть искуснейшая сводня — Друг мой, шпаги не готовь: Нам готовят мир сегодня И бесплатную любовь! —

149

От смерти. Машинопись с правкой — ИМЛИ. 1.4.

Апрель 1923

Эсфири [150]

Звенья неги — косы Эсфири С ароматом Ливанских кедров, Кто вас вынес в русские шири, В чад Москвы и северных ветров? Помню, помню — в волнах столетий, Где сливается юг с востоком, На Босфор сионские дети В корабле плывут крутобоком. Но рабов унылую песню, Скрип и шум купеческих вёсел На бессольную нашу Пресню Шалый ветер с неба забросил. Перед Нилом пустыни знойны, Перед дебрями жарки степи, А меж ними — сделки и войны И знакомства пестрые цепи. В деревянную шли столицу Караваны из Ханской ставки И Эсфирь, как райскую птицу, Предлагали в разные лавки. Но не купят — в любви мы горды — И не станет гаремом терем, Вместе с данью, хан многоордый, На войне жену мы отмерим. И не сбылось — к Ордынским дрогам Не вернулась ты с татарвою, Став навеки смуглым ожогом Под извечно-снежной Москвою.

150

Эсфири. Машинопись — 39.12. Эсфирь — главная героиня одноименной книги Танаха (Ветхого завета) и событий, связанных с праздником Пурим. Ливанский кедр — род вечнозеленых хвойных деревьев семейства сосновых (Pinaceae); высоко ценится за очень твердую и долговечную ароматную древесину красного цвета. На Босфор сионские дети / В корабле плывут крутобоком… — очевидно, имеется в виду не до конца подтвержденная версия в Крым караимов непосредственно из Вавилонского плена. Ханская ставка — одно из последних поселений некогда великого государства, расположенного в низовьях Волги, во внутренней Букеевской орде, примерно в 400 км от Астрахани.

4 августа 1924

Два Владимира [151]

Се древле пал поганый идол, Князь красным солнцем лег на Русь, А тезка рек: «взмутить берусь», И Русь иным перунам выдал. Он раскрестил и отогнал Тысячелетнюю химеру, Народу дал иную веру, А Русь переименовал. Я думал, Ленин — это имя… Но что нам имя? — звук пустой! Был дикий князь, а стал святой Равноапостольный Владимир.

151

Два Владимира. Автограф — 39.18. Ст-ние написано к первой годовщине со дня смерти В.И. Ленина; обыгрывается совпадение имен равноапостольного князя Владимира I Святославича (в былинах — Владимира Красное Солнышко), «крестившего» Русь, и «юбиляра» таковую «раскрестившего».

21 февраля 1925

Телефон [152]

Тьма усиливает звуки — Физика первооснова — Каплет ласковое слово На протянутые руки — Я готов и ты готова К восприятию науки. Вот у нитей телефона Потеряется рассудок, И, как ночь на грани суток, В вихре ласкового звона Многоверстный промежуток Растворится изумленно. Что еще на бедном свете Возмутительней и слаще, Чем звонок, благовестящий О вниманьи и привете И архангелом гудящий В этом темном кабинете?

152

Телефон. Автограф — 39.19.

1 марта 1925

Безбожник [153]

Сутулится бог темноликий, Лампадные тени погасли, И с шипом, как змий двуязыкий, Фитиль издыхает на масле. И скучно больному ребенку В потемках натопленной спальной Смотреть на слепую иконку, Следить за лампадой печальной. Он знает, он слышал от папы, Что боги — пустые лгунишки И даже поломанной лапы Не могут поправить у мишки. Как жалко, что вера упряма, Что верят и бабы и дамы, Как некогда мамина мама И бабушка маминой мамы. А ночью становится тяжко И мнится в удушьи болезни — Взята из лампады ромашка, Из церкви — мамусины песни. — Ты, боженька, нечисть и копоть… За то, что в тебя я не верю, Ты ждешь моей смерти, должно быть, За этою самою дверью…

153

Безбожник. Автограф — 39.20.