Нелюбовный роман
Шрифт:
– Я готова, госпожа.
– Я ещё не сказала, что хочу быть твоей госпожой. Сперва докажи, что действительно готова служить. Но об этом позже. Ты закончила?
– Да, ваша светлость.
– Лалла, позови ко мне Валаду. И помоги одеться… Валада, я хочу, чтоб ты побеседовала с этой девушкой. Послушай её, а потом скажи мне, как тебе кажется – чего она на самом деле хочет. И что предлагает, тоже спроси.
– Сделаю, госпожа.
– Кстати, я не спросила тебя – как твои дела? Ты решила вернуться к мужу?
– Ещё не решила.
– Твои родители настаивают на этом?
– Нет. Теперь уже не настаивают. Они хотят мои доходы, так что им, наверное, и не нужно, чтоб я снова жила с мужем.
– Я же обещала, всё будет устроено, и тебе не нужно будет отдавать им заработок. Теперь постарайся разговорить эту девицу. Но не слишком наседай, меня устроит поверхностное впечатление. А после этого побеседуй с господином Магнером. Мне нужно знать, есть ли новости о переговорах. Учти, это срочно.
– Поняла. Не волнуйтесь.
Облачённая в бледно-зелёное шёлковое платье, великолепное само по себе, Рудена спустилась по главной дворцовой лестнице, внутренне готовясь к общему вниманию, которое обрушится на неё через несколько мгновений. Свет и люди заполняли подступы к бальному залу и сам бальный зал. Здесь ждали фотографы и журналисты, кое-кто из чиновников, которые рассчитывали на внимание его величества, а также десятки слуг и сопровождающих, которым на бал за своими господами из числа аристократии идти было нельзя, но можно было хоть краем глаза посмотреть. Мало кто из них хранил скучающее многоопытное выражение лица. Большинство не скрывало оживления и любопытства.
Сейчас Рудена Обийе Азиттийская сама по себе была лишь символом своего положения, богатства своих владений и власти того мужчины, который пожелал жениться на ней. В этот момент она и вовсе не существовала как человек – только образ, одетая и украшенная соответственно. И образу предстояло соответствовать. Улыбаясь, Рудена встала на последнем пролёте лестницы, позволила сфотографировать себя, а потом уступила место следующей супруге государя, Араме Хидиан. К ней внимания было намного больше, и это понятно – о беременности давно известно, и вся империя нетерпеливо ждёт известия о рождении мальчика. Герцогиня вздохнула с облегчением – о ней забыли в один момент.
Но не все. Стоило ей отойти в сторону, как рядом появилась Сурийна. Сегодня новая любовница государя была разодета так дорого и богато, словно хотела продемонстрировать разом все подарки своего господина. У девушки не было вкуса, да и откуда ему взяться. На лицо Сурийна натянула любезную улыбку, но в этой любезности было столько наигранного, что об опасности догадалась бы и более глупая женщина, чем Рудена.
Она редко испытывала к любовницам своего супруга что-либо, кроме презрения – иногда равнодушного, иногда ярого. Среди них почти не попадались умные, достойные, интересные женщины, в большинстве своём они были жадны и глупы, уверены в том, что справиться с законными жёнами будет проще простого – всего лишь попроси его величество или расскажи ему, что жёны его совсем не любят (кстати говоря, единственное среди них исключение – покладистая, спокойная и добродушная Дариана – довольно скоро стала женой). Лишь одна из прежних императорских любовниц попыталась интриговать всерьёз, но ей не хватило опыта. С ней женская часть семьи справилась довольно быстро, хоть и с потерями.
Герцогине больше всего нравились те из них, которые были честны и сразу показывали, что их интересуют только деньги и прочие наслаждения. Они упивались радостями жизни и давали другим наслаждаться своим. Но Сурийна была совсем другой. Умом она не отличалась, зато зловредности в ней было на десятерых. И Рудена чувствовала, что эту девицу ничто не способно остановить, даже страх перед последствиями для неё лично – увы, по той простой причине, что у неё не хватает ума понять эти последствия. Ум и воображение могли быть очень эффективными тормозами, а тут отсутствовали напрочь.
Взглянув в эти чистые от сомнений глаза, герцогиня вопросительно подняла бровь.
– Вы так прелестны сегодня, – щебетала Сурийна. – Это платье вам к лицу… Вы знаете, её милость Ветенега рассказывала мне о вас такие чудовищные вещи, но я, конечно, не поверила. Я ведь знаю, что вы – дама достойная.
– Благодарю, – ответствовала Рудена, любезно изгибая губы в улыбке. Собеседница, конечно, ждала вопроса «а что за чудовищные вещи обо мне говорят», но, обманувшись в своих ожиданиях, бодрость и напористость не утратила:
– Я, конечно, не поверила историям, что вы вмешиваетесь в политику и принимаете взятки за то, чтоб кому-то из промышленников достался правительственный контракт. Естественно, зачем это вам! – Она взглянула на собеседницу чистыми честными глазами. Захотелось дать ей пощёчину. Герцогиня сдержалась без особого труда. Привычка… – У вас ведь и так всё хорошо. Тем более, что сама её милость Ветенега получает деньги от торговых корпораций за прошения, переданные напрямую государственному секретарю. Об этом уже многие знают.
– Вот как?
– Да-да! Господин секретарь тоже кое-что с этого имеет. Вы знаете, у меня даже есть доказательства. Это письма, и они всё доказывают… Вы ведь тоже считаете, что его величеству обязательно надо об этом знать?
– Ну, полагаю, да.
– О, я очень рада встретить единомышленника. Не сомневалась, что вы согласитесь передать его величеству эти документы! Была уверена, что вы как никто обеспокоены судьбами страны. Я передам вам эти письма сегодня же.
– Вам, полагаю, будет намного удобнее передать их самой.
– Нет, что вы, конечно, нет! – От старательно изображённого удивления у Сурийны округлились глаза.
– Но ведь именно вы проводите с государем больше всего времени.
– Он так пылок и страстен, что у меня совсем нет возможности что-то ему рассказать по делу. Но у вас ведь такая возможность есть, правда? Рано или поздно его величество всё-таки вас навестит, и вы сможете поговорить. Он, я думаю, заинтересуется проделками жены и секретаря, правда?
«Какая сука», – подумала Рудена с каким-то даже удовольствием. Эти намёки, мелкие бабские уколы, отлично приводили в чувство и помогали не забыть ни на миг, с кем она ведёт разговор. Впервые за всё время её светлость подумала, что новая пассия государя может быть опаснее прежних. Как просчитаешь поступки человека, который следует не логике, а лишь нечеловеческой наглости и злобе? С этой девицей нужно было держаться с особенной осторожностью.