Нелюбовный роман
Шрифт:
– Нет, не должна.
– Но зачем, господи! Зачем так!
– А ты могла бы придумать другой убедительный способ тебя прикрыть? Хоть какой-нибудь? Нет, не фантазии на тему, что если любовник куда-нибудь исчезнет, все сразу перестанут вспоминать эту историю. Болтовня об адюльтере не прекратилась бы, если бы мальчишка просто уехал.
– Ты его убила…
– Вспомни лучше о своей вине. – Рудена помолчала. Потом присела на край её кровати. – И не надо лежать и страдать. Тебя заподозрят снова, если не возьмёшь себя в руки. О горничной так не горюют.
Арама снова оглянулась на собеседницу – черты были исковерканы злой, ненавидящей гримасой. В её залитом слезами лице остались лишь следы обычной прелести. И у Рудены забрезжило понимание, как в действительности её дальняя родственница относилась к юноше. Забрезжило – но холодно. Никаких чувств она сейчас не испытывала ни к убитым, ни к Араме – хоть сочувствие, хоть раздражение были не реальными, а чисто умозрительными. Может быть, чуть позже она позволит себе почувствовать к ним всем что-то такое, живое. Но сейчас Рудене было наплевать на них всех. Дело сделано, слава Богу.
– Так ты сейчас меня хочешь сделать виноватой?! Ты приказала его убить, твои люди его убили – а виновата я?!
– Конечно, ты. Можно подумать, мне было дело до этого Корна. Но давай не будем насмерть ссориться. Это сейчас получится легко, но трудно будет исправить.
– Значит, ты боишься со мной поссорится, да?
– Нет, – помолчав, ответила герцогиня. – Совсем не боюсь. Ты ведь не захочешь, чтоб я в случае нашей ссоры подняла всю эту историю.
– Как ты её поднимешь? У тебя нет доказательств.
– Ошибаешься. Доказательства у меня есть, и я их, конечно, сохраню. Не во дворце, разумеется, так что можешь не отправлять своих девушек их искать. Спрячу вашу переписку в другом надёжном месте.
– Какую ещё переписку?! Я уничтожила все его письма ко мне!
– Его письма почти ничего не доказывали, кроме того, что он писал тебе. У меня сейчас твои письма ему – это намного серьёзнее. Но будь спокойна. Обещаю, пущу их в ход только в том случае, если ты не оставишь мне другого выхода. – Она подождала, пока Арама поднимется, сядет. Они схватились взглядами, как борцы – руками. Смысл этого взгляда легко было понять. Теперь у Рудены будет на одного врага больше и ровно до тех пор, пока Араме снова не понадобится её помощь. Но оказывать её Рудена, конечно, больше не возьмётся. Разве что уж совсем в исключительном случае. – Надеюсь, этого никогда не случится.
– Я тебя ненавижу.
– А обещала быть вечно обязанной. Клялась, что готова жертвовать чем угодно.
– Но не его же жизнью!!!
– Хватит вопить. Прислуга любопытна. Глупо теперь, когда проблема разрешилась, потерять всё по собственной запальчивости.
– Не указывай мне! – И опять хлынули слёзы. – Никогда не прощу… Никогда…
– Главное, чтоб ты помнила, кто тебе помог, а кто в это время сплетничал о твоём падении.
– Чтоб помнила, у кого я теперь в руках, да?
– Как тебе угодно. Можешь помнить о добре, можешь – обо всём остальном. Каждый, знаешь, сам куёт свою судьбу… – Усилием воли Рудена смирила себя и заговорила примиряющее. – Арама, одумайся. Случившееся тяжело для тебя, это горе, но ты должна подумать о своём сыне. Он ни в чём не виноват. Ты должна успокоиться и набраться терпения. У тебя будет возможность потосковать потом, когда он родится, и ты отнимешь его от груди, тогда твоя боль уже не будет его отравлять.
– Уходи, Рудена. Уходи, прошу. Тебе меня никогда не понять. Уходи.
«Действительно, мне тебя не понять», – подумала герцогиня. Не так и не произнесла этого вслух. Уходя, придержала за локоть младшую горничную (которой теперь, видимо, предстояло получить срочное повышение) и сказала ей:
– Не пускай к госпоже других жён и любовниц её мужа. Соври им что хочешь, но они не должны видеть её такой расстроенной. Пусть сперва приведёт себя в порядок.
– Конечно, ваша светлость. Сюда уже приходила госпожа Сурийна, она пыталась пройти…
– Какая она ещё госпожа… За этой следи особо. И если что-нибудь попытается сделать, лучше сразу сообщи мне. Жизнь её светлости Арамы сейчас слишком важна, ты понимаешь?
– Конечно, понимаю.
Рудена проводила девушку оценивающим взглядом. Появилась мысль, что стоило бы сделать её своим человеком, и даже, пожалуй, легко будет найти к ней подход. Инструментов в распоряжении много… Но нет, всё-таки не стоит. У Рудены уже есть письма, и одного средства воздействия вполне достаточно.
Но увы, реальность такова, что в политике оружие против кого-то всегда обоюдоостро. И герцогиня решила, что пока Араму не стоит раздражать. Если она узнает, что её горничная служит Рудене, может взбелениться настолько, что забудет об осторожности.
Этого не надо…
В покоях Рудену уже ждал парикмахер с помощницами и мастерица макияжа. Последняя заметно нервничала – ей ещё нужно было подрисовать лица двум знатным дамам – но старалась этого не показать. Она сразу показалась герцогине неприятным человеком. Рудена жестом дала Лалле понять, что больше эту мастерицу к ней приводить не следует. А потом взглянула мастерице в глаза и увидела там понимание и злобу, даже ненависть. Эти понимание и злоба были так неожиданны, что герцогиню словно освежило порывом свежего ветра, пахнущего морем или озёрной водой. Откровенности в поведении окружающих обычно было так мало… Рудена жестом остановила Лаллу, которая шагнула было увести непонравившуюся женщину и привести другую.
Сперва закончили причёску, и парикмахер откланялся. Вместе с ним герцогиня передала записку Есении, как и собиралась, но на деле уже засомневалась, что им есть о чём говорить. Есения слишком болтлива и глупа, чтоб с ней можно было безопасно делиться информацией или своими мыслями. А вообще сейчас Рудене захотелось откровенно поболтать с другой женщиной… Даже странно, почему эта идея кажется ей такой интересной. Однако прежде чем подставить лицо рукам мастерицы макияжа, герцогиня знаком отослала и Лаллу, и младших горничных – оставила пространство без единого лишнего уха.