Необыкновенные собеседники
Шрифт:
В «Домино» я не бывал уже с 1922 года, членом СОПО себя уже не считал — с мальчишеским стихописательством, слава богу, было покончено.
Статья моя в «Вечерней Москве» была не первым выступлением против того, что творилось в кафе «Домино» и под вывеской Союза поэтов. Еще в 1922 году известный поэт Сергей Городецкий напечатал в «Известиях» большую статью о СОПО,
go дело тогда окончилось публичным изгнанием Городецкого ЙЗ кафе, куда он явился после своей статьи. Несколько позже состоялся доклад Осипа Брика «Не пора лн нам бросить стиха-ijecTBO?». Правда, Брик выступал не против СОПО, не против пресловутого «Домино»,
В воздухе уже носилось растущее недовольство эпидемическим стихописательством. Моя статья «8000 поэтов в СССР» выражала это всеобщее недовольство.
Статья вызвала немедленный гневный отклик со стороны секретаря СОПО Н. Н. Захарова-Мэнского. Человек этот тоже писал стихи, очень плохие, но числился когда-то учеником Валерия Брюсова, был румянолиц, как девица, обладал голосом скорее женским, нежели мужским, ходил всегда с огромным цортфелем, набитым рукописью его книги «Поэты вышли на улицу». С этим сочинением он когда-то являлся и ко мне на Са-довую-Самотечную в комнату на 8-м этаже, усаживал мою жену И меня в глубине комнаты, сам устраивался за столом у окна и но два, по три часа без передышки читал нам о «вышедших на улицу поэтах». Соль этого сочинения заключалась в том, что небожители спустились на землю и снизошли до народа. «Народом» Захаров-Мэнский считал клиентов, обслуживаемых официантами в кафе «Домино» и «Стойло Пегаса».
В СОПО Захаров-Мэнский играл довольно заметную роль, однако чисто административную, и как «секретарь правления Всероссийского союза поэтов» кормился бесплатно у «папы Ройзмана» в кафе «Домино».
Он прислал в редакцию письмо, в котором утверждал, что все крупнейшие поэты Москвы состоят в СОПО, грозил мне привлечением к суду за клевету в печати, исключением из СОПО и называл ряд крупных поэтов, будто бы поддерживающих СОПО!
Через день после напечатания моей статьи «8000 поэтов» я цришел утром в типографию на Петровке, не имея ни малейшего представления о письме Захарова-Мэнского.
В типографии Кольцов встретил меня загадочной улыбкой:
— Идите, идите, вас ждет сюрприз.
Принесли верстку третьей полосы, я взглянул и от изумления онемел. Кольцов, посмеиваясь, очень довольный, сбоку поглядывал на меня.
Письмо Захарова-Мэнского было напечатано на самом видном месте. И тут же в соседстве с письмом — высказывания виднейших поэтов Москвы по вопросу, поднятому мною в статье.
В одну ночь с помощью репортеров Кольцов умудрился опросить примерно пятнадцать поэтов — с чьей точкой зрения на СОПО они соглашаются: автора статьи «8000 поэтов» или секретаря СОЛО Захарова-Мэнского?
Само собой разумеется, копии письма Захарова-Мэнского были размножены, и каждый из поэтов успел с этим письмом ознакомиться.
Были опрошены Маяковский, Демьян Бедный, Н; Асеев, И. Касаткин, Борис Пастернак, В. Нарбут, П. Антокольский и другие.
Все они отвечали, что не считают себя членами СОПО и давно уже не бывают в кафе «Домино». А Демьян Бедный высказался о «Домино» с резкостью несравненно большей, чем позволил себе я в своей скромной статье.
Крупнейшие поэты Москвы поддержали мою статью о СОПО.
Но когда успели их опросить? Я растерянно смотрел на Михаила Кольцова.
Вы что же, ночью не спали?
— Да, и опять из-за вас.
Он потребовал, чтобы я тут же засел за ответ Захарову-Мэн-скому.
— Мы напечатаем его в завтрашнем номере. Вы должны заключить дискуссию, раз вы ее начали.
Получив поддержку, я ответил очень резкой (в тоне привычной для газетной полемики той поры) статьей «Сухаревка — СОПО».
Но и этим еще не закончилось наступление на кафе «Домино», на СОПО, на эпидемию стих описательства в нашей стране. > t
Все чаще и все громче поднимались голоса против массового стихописательства. Мандельштам назвал это стихийное, массовое стихописательство «болезнью» и через полгода после дискуссии в кольцовской «Вечерней Москве» в ноябре 1923 года в кольцовском еженедельнике «Огонек» напечатал статью «Армия поэтов», а первый раздел статьи назвал даже «Их сотни тысяч».
«В России юношеское сочинение стихов настолько распространено, что о нем следовало бы говорить, как об огромном общественном явлении, и изучать его, как всякое массовое, хотя и бесполезное, но имеющее глубокие культурные и физиологические причины производство» — так писал в этой статье Мандельштам и пытался дать картину «болезни стихописательства» я даже определить причины ее появления.
«После тяжелых переходных лет количество пишущих стихи сильно увеличилось. На почве массового недоедания увеличилось число людей, у которых интеллектуальное возбуждение носит болезненный характер и не находит себе выхода ни в какой здоровой деятельности. Совпадение эпохи голода, пайка и физических лишений с высшим напряжением массового стихописания — явление не случайное. В эти годы («Домино», кофейни поэтов и разных стойл) молодое поколение, особенно в столицах, необходимостью было отчуждено от нормальной работы и профессиональной науки, между тем как в профессиональном образовании и только в нем скрывается противоядие от болезни стихов, настоящей жестокой болезни, потому что она уродует личность, лишает юношу твердой почвы, делает его предметом насмешек и плохо скрытого презрения, отнимает у него то уважение, которым пользуется его здоровый сверстник».
Когда редактору «Огонька» Михаилу Кольцову приносили плохие стихи, он советовал авторам: «Читайте статью Осипа Мандельштама в нашем журнале, товарищ».
9. Клуб в Благовещенском.— Юбилей «Огонька».— Юный Борис Ефимов.— Странные посетители нашей редакции.— Конференции в Денежном.— Капитан Чугунная Нога.
Мы и не заметили, как наш молодой журнал превратился в «маститого» юбиляра. Правда, юбиляру исполнился только год. Но тогда все было молодо. Даже советская власть едва достигла семилетнего возраста. А когда отмечали десятилетний юбилей литературной деятельности Кольцова, он начал свою речь словами: «Товарищи, я юбиляр молодой, начинающий...»
Двенадцатимесячный юбилей «Огонька» был отпразднован очень помпезно — в Доме печати, с участием общественных деятелей, писателей, артистов — всех, кто запросто забегал на огонек в Благовещенский переулок.
На вечере Кольцов поделился грандиозными планами редакции «Огонька». Во-первых, регулярный выпуск книжечек с произведениями советских и зарубежных писателей. Во-вторых, издание журнала на языках народов СССР, прежде всего на украинском и белорусском. В-третьих, издание крестьянского «Огонька». В-четвертых, «Огонек» для детей...