Нерозначники
Шрифт:
Однако вовсе это не заведомый случай и неспуста всё произошло: из Светёлки по сокровенной тайне решение сошло.
Зарубка 14
Кромешники
Давно уже Шипиш Переплёт жизни Елима не касался (да и как ему было подступиться?!), а тут вдруг что-то такое случилось... словом, получил он такую возможность -- зло своё и на Елиме испытать. Сейчас же и своих кромешников в лес направил.
Повитель на вид старик совсем дряхлый, а Шайрай молод собой. На деле же разница в годах между ними вовсе невеликая. У кромешников, вишь, жизнь-то совсем короткая. До тридцати лет редко кто дотягивает: злоба забивает. К двадцати годам так-то вровень с людьми идут, а там уж, что ни год, так за десять справляют. У стариков обличье совсем уродуется, да и те, что ближе к двадцатилетию, не больно краше. Однако среди кромешников всё же таких пугалищей нет, коих люди по зажмурности своей за много веков придумали. Могут, конечно, прислужливые Переплёта много дольше жить, только для этого надо им на добрый путь обратиться. А это, знаешь же, очень редко случается, потому как пагубу свою не чуют. Любого кромешника спроси -- одно и то же заявляют.
– - Наша провинность, -- говорят, -- малая. Мы ведь никому, кроме людей, зла не делаем.
К слову скажу, лесовины и верши тоже не вечно свои тела таскают. Хоть здоровье всякий раз обновляют, всё же стареют потихоньку. Не умирают они, конечно, но и за ними Сонька Прибириха приходит. И не по старости является, а как ей вздумается. Вернее, когда из Светёлки должное указание получит. Может и к молодому явиться, и к тому, кто не одну тысячу лет отматулил.
Ну а по крушине и проясняется, каких корней верша или лесовин. Вон хоть Ваню Тишину возьми. Все думали, верша он. Что и говорить, в таких-то верховьях ходил! А потом всё снижение, снижение... В последние свои годы и вовсе за никчемную откать прославился. Никто понять не мог, отчего перемена случилась. Вот тут-то и Прибириха за ним свинушкой и прикатила... Ох и потешились тогда лесовины! Долго потом эту историю друг другу в уши перекладывали. И то верно, чудно, хотя обычный это случай. Сущность ведь только в Светёлке наново переделывают. А тут хоть человечью голову цепляй или в тело верши оборачивайся, и притом всякими тусторонними способностями владай, а нутро всё равно не выкинешь, суть старая останется, которая в первом скудельном теле была. Словом, родиться надо, а перевоплощения всякие -- это баловство пустяшное. Да и то сказать, посмотришь на какого-нибудь верховного доглядателя, -- и могущественными кудесами владает, и силы и властей непомерно взял, а живика совсем дрянная.
Между нами будь сказано, Шипиш Переплёт, он ведь... Ну да ладно, такая это тайность великая, что до времени и открывать не следует.
Зря всё-таки люди Переплёта боятся. Думают, что большая ему власть над всеми дана, а про то не знают, что его живика ничем от любой другой не отличается. Будь то человечья или животинки какой. Хоть она и в могучем тустороннем теле сидит, которое огромными способностями владает и всякое зло учинить может, а ведь и за ним, как и за всяким, Сонька Прибириха прийти может. И полетит всё его могущество в тартарары. В козявку какую сунут, и живи себе.
К тому же у людей душа есть, а с ней и связь со Светёлкой. Потому Шипиш и сам боится что-нибудь не так сделать. Вот и всякими уловками норовит у людей доверие заполучить. Что и говорить, так всё Переплёт вывернул и искривил, что и не разберёшься, где добро, а где зло. Всё же нельзя человеку забывать, на всё своими глазами смотреть. Только душа и сердце человека не обманут.
...У кромешников ещё другое прозванье есть, их верши заугольниками называют. Так их из-за людей кликать стали. Те, вишь, кромешников видеть не могут, а по жизни только и сверяют, где кромешество явилось.
Да и то сказать, людям над кромешниками такая власть дадена, о которой и сами не ведают. Тут ведь такой уклад: если кромешник человеку на глаза явится, то враз нечистый и сгинет. Из Светёлки кара является. Не смотри, что, по человеческому понятию, расстояние великое, -- всё в мгновение случается. Кромешник и размыслить не успевает. После и памяти от него не остаётся. Потому и сторожатся кромешники, как могут, из-за угла и с расстояния пакости чинят. В корукальцы, стало быть, играют.
Правда, бывает, что за плохого человека заступничество и не приходит вовсе. Вот хошь Игната вспомни. Спокойно кромешники на него смотрели, и ничегошеньки им не сделалось. И то верно, про таких людей они крепко знают и безбоязненно подступаются.
...Шайрай с Повителем для дела домишко свой временный в лесу поставили. Тот же самый, в котором и браконьера Игната принимали... Ну и тоже, знаешь, Никанора Самосвета в гости зазвали. По другому, правда, поводу. Опытности, значит, у него перенять, -- небось, присоветует что-нито. Сами-то, вишь, хоть и злобой сильны, а неумные. Любую зверушку рядом поставь -- куда умнее кромешника будет! Шайрай и вовсе молод ещё, злоба-то есть, а хитростью и смекалкой пока не настоялся. Вдовесок у Никанора возможностей больше. Известно, никакая животинка кромешника и знать не хочет. Это только в сказках плетут, что филин и ворон нечистой силе служат, а уж змеи и вовсе порождение зла. Брёх, само собой, никакая животинка кромешникам и не поклоняется вовсе. А Никанора всё же слушают, да и языки -- и человеческие, и лесные -- он все знает.
Никанор поздоровел на поглядку. Болезнь, какая в груди ворохалась, отступилась так-то, живость и довольство у него в глазах появились. Помолодел, не помолодел, а всё же не такой старик дряхлый. И оттого с ним перемена случилась, что накануне Лема снадобья ему доставила. За проделанную работу, значит. Известно, заслужил. Волчица-то подумала, что это Никанор Талю в Забродки не пустил. Ажно на полгода снадобья принесла, вдовесок ещё и обнадёжила, рассказала, слышь-ка, как прошение за него подавала.
– - Пока решают, -- плела она.
– - Я уж верховным -- и так, и этак, и на словах, и письменно, чтоб не забыли. Всё хорошее про вас собрала...
...Пришёл Самосвет на условленное место, глядит: избушка ветхая стоит. Вовсе вида неприглядного. Кровелька скособочилась погибельно, гляди совсем завалится. Одна скать совсем спрямилась, в снежную замять уткнулась. Гребень посерёдке проломился, черепное бревно вдоль в разломах и трещинах, а гвозди и скобы уже не держат -- какие повылазили совсем, да и последние вот-вот вырвутся. Другая скать тоже потрёпанна сильно: решетины наружу выглядывают, ветер между ними гуляет, под крышу снег наталкивает, будто закром себе нашёл.
Правда, Никанор не очень-то такому дому удивился, потому как у кромешников всё-таки нет навыка добротные дома ставить. Непосильно им это.
Толкнул дверь, и она, дрыгаясь, со скрипом пошла, вполхода отворилась и сорвалась с петель. Громыхнулась в проходе и такую пылищу подняла, что ничего видно не стало.
– - Ты, что ж это, дядя, чужие дома ломаешь?
– - на шум прибежал моложавый Шайрай.
– - Никанор, что ль?
Никанору не с руки себя перед кромешниками сронить, он и на превосходство своё указал: дескать, не умеете дома ставить, да и вообще ни на что не способны. А Шайрай без всякого обидные слова выслушал, даже злобы не затаил.