Одиночество Мередит

Александер Клэр

— Это важно, — сказала я ему. — Я должна быть уверена, что в этот вечер у меня не будет никаких конфузов с одеждой. Не хватало еще такого позорища.

Собираться было рано, поэтому я сосредоточилась на подарке для Селесты. Я купила ей набор для каллиграфии: ручку с мраморным покрытием, деревянный держатель, сменные перья разной ширины и восемь маленьких пузырьков разноцветной туши.

Я завернула коробку в бумагу цвета летнего неба, а широкую ленту из органзы завязала большим бантом.

У меня долго не получалось выбрать открытку на тридцатилетие: все эти блестки,

шары и брызги шампанского казались неуместными. После долгих поисков я наконец нашла то, что нужно. Небольшой квадратик на плотной бумаге с простым сообщением, заключенным в контур сердца: «Один друг может изменить всю твою жизнь».

По-моему, этим все было уже сказано, поэтому на обороте я написала коротко:

Дорогая Селеста!

Счастливого дня рождения! С любовью, Мер

Упакованный набор для каллиграфии и открытку я положила в плотный подарочный пакет и поставила на столик в коридоре рядом с ключами. Проверила телефон. А вот теперь пора.

Я многое могу делать сама, но нанести мне на спину автозагар определенно следовало поручить кому-нибудь другому. Я занималась этим вчера вечером, сидя на полу в спальне перед большим зеркалом и вертя головой в попытке увидеть результат. Мне хотелось заранее убедиться, что я не буду похожа на буфет красного дерева, и в итоге все получилось неплохо — насколько я могла судить. На сайте обещали «естественный оттенок чуть тронутой солнцем кожи», что меня вполне устраивало: не хотелось выглядеть как человек, который последние три года почти не получал ультрафиолета.

Ванна слишком меня расслабила бы, поэтому я приняла душ, вымыла голову, побрила ноги и подмышки. Потом шесть минут стояла под струями горячей воды и старалась не заглядывать вперед больше чем на полчаса.

Я никогда не делала с волосами ничего особенного, но сегодня решила их завить. Всю неделю я тренировалась по роликам на «Ютьюбе» и в целом осталась собой довольна, хотя первые опыты выглядели просто смехотворно. Пару фото я отправила Сэди, еще и скорчив забавную гримасу. В ответ получила десяток смеющихся смайликов и два слова: «Ширли Темпл».

Наконец мне удалось завить волосы так, чтобы не быть похожей на самую юную кинозвезду тридцатых годов, и я встала перед зеркалом на колени, чтобы нанести макияж. Перепробовала несколько вариантов, но ни в одном образе не чувствовала себя собой. Чтобы точно не ошибиться, я ограничилась тональным кремом, тушью и розовым блеском для губ. Но мне хотелось чего-то большего — в конце концов, это же вечеринка.

Из глубин шкафчика в ванной я извлекла старую косметичку и нашла в ней подводку для глаз и пудру с эффектом загара. В последний раз я пользовалась всем этим за два месяца до того, как изолировалась от мира. Мы с Сэди провели тогда неделю на Тенерифе. В самолете пили теплое белое вино; каждый день после обеда дремали в шезлонгах; смеялись над тем, какие книги умудрились взять в отпуск: она читала последнюю часть «Пятидесяти оттенков серого»,

а я «Не говори, что у нас ничего нет» Мадлен Тьен. Мы плавали в бассейне на нелепых надувных матрасах: у нее был фламинго, а у меня — огромный кусок пиццы. Я вернулась с красным носом и шелушащимися плечами, она — с номером телефона парня, с которым болтала в самолете, пока я спала.

«Ты никогда ему не позвонишь, — смеясь, сказала я, когда она показала мне его в очереди на паспортный контроль. — Он из Эдинбурга». Наш мир был настолько мал, что расстояние в сорок миль уже казалось огромным препятствием для отношений.

Я и не подозревала, что для меня этот мир вот-вот станет еще меньше.

Я думала о Сэди, пока подводила глаза и пудрилась. Я не говорила ей о своих планах на вечер, но и о том, что собиралась делать она, тоже не знала. Можно будет позвонить ей с вечеринки и заявить: «Никогда не догадаешься, где я сейчас!»

Ей это понравится. Наверняка несколько раз повторит: «Ну нифига себе!» В хорошем смысле, конечно.

Я застегнула босоножки, поправила волосы и посмотрелась в зеркало.

Я была готова, но до прихода такси оставалось еще больше получаса. Заказ я сделала заранее, потому что понятия не имела, насколько сейчас загружены такси, а опаздывать не хотелось.

В голове пронеслась мысль: я не обязана идти. Я могу отменить вызов, снять комбинезон, расчесать волосы и надеть пижаму.

— Нет, — сказала я, встречаясь взглядом с висящей на стене женщиной со скрещенными руками. — Я это сделаю.

Я решила спуститься и выпить чашку чая, может быть, еще немного пособирать пазл, чтобы успокоиться. Налить свежей воды в миску Фреда и проверить, заперта ли задняя дверь. Я знала, что заперта, но не помешает лишний раз убедиться. Береженого бог бережет.

На кофейном столике были разбросаны фрагменты «Ночной террасы кафе» Ван Гога. У меня оставалось двадцать минут. «Если успею найти все кромки, попаду на вечеринку», — сказала я себе.

К моменту, когда пришло сообщение, я нашла меньше половины.

«К вам едет „фольксваген-пассат“. Такси в пути и будет у вашего дома примерно через 6 минут».

Я бросила Ван Гога и встала у окна, каждые десять секунд проверяя время. Мне стало немного жарко. Я оттянула ворот комбинезона. Может, все-таки стоило надеть платье. Но тогда пришлось бы изображать загар не только на спине, но и на ногах.

У дома замедлила ход машина, и сердце у меня замерло. Но машина проехала мимо.

Я снова проверила время.

Захотелось глотнуть немного воды. Или много. Или прилечь на пару минут.

Я знала, что Селеста отлично повеселится на своей вечеринке независимо от того, буду я там или нет. Я не была особо важным гостем. Да и знакомы мы были всего ничего. Я уже сожалела насчет открытки. Это перебор. Лучше бы я выбрала обычную, с блестящей цифрой «30».

Дрожащими пальцами я открыла историю звонков и набрала номер службы такси.

Бодрый женский голос сообщил мне, что машина в пути. «Извините, милая. Пробки просто смертельные».