Падение жирондистов
Шрифт:
Конечно, руководство восстания должно было считаться с наличием секций, которые накануне восстания поддерживали жирондистов. Должны были принять во внимание и колебания в других секциях. Но прав Жорес, писавший по поводу событий 31 мая: «Без решительного побуждения, четкости и централизованности руководства народ не будет идти вперед, и революция, как дребезжащая и разлаженная повозка, застрянет в колее»{268}. Повстанческий центр, побежденный страхом лидеров Коммуны перед возможностью народного покушения на верховную институцию, не смог дать это «решительное побуждение».
Умеренная линия продолжала господствовать в течение дня 1 июня. Лишь после 5 часов вечера был принят новый текст петиции в Конвент, выработанный Комитетом. Тем временем заседание Конвента закрылось, и руководство
Лидеры якобинцев понимали необходимость доведения борьбы до логического конца. Они чувствовали, по словам Левассера, что «ножны были отброшены далеко». Если они опасались революционного насилия народа над Конвентом, то еще больше их страшила обнаружившаяся возможность неудачи восстания. И вот Марат, в наибольшей степени обладавший «мужеством противозаконности», решил подтолкнуть руководство восстания к продолжению борьбы. Он пришел в Коммуну, когда в зале заседаний уже разгоралась дискуссия между сторонниками решительных действий и «благоразумными». Председательствующий попытался воспользоваться авторитетом Марата для подкрепления своих доводов о необходимости обращаться только к должностным лицам и придерживаться исключительно средств, предписанных законом. В ответ Марат заявил о законности восстания против представителей, злоупотребивших доверием народа. Он предложил представить петицию в Конвент (в Комитете общественного спасения ему обещали созвать вечернее заседание) и не уходить без окончательного ответа.
Отдавая должное революционной энергии Марата, нельзя согласиться с теми историками, которые утверждали, что восстание удалось столкнуть с наметившейся мертвой точки исключительно благодаря его усилиям. Факты говорят о широком недовольстве затяжкой восстания. По словам самого Марата, на улице его окружила большая толпа вооруженных граждан, «жаловавшихся» на недостаток энергии у Горы и требовавших ареста жирондистских депутатов. Комитет общественного спасения, куда заходил Марат, боялся «беспорядочного движения». Подобные опасения были и у Паша, сопровождавшего Марата по дороге в Коммуну{269}.
Движение снизу нарастало и грозило захлестнуть отстававшую Коммуну. Едва успел Марат покинуть помещение Коммуны, как барабанщики в секции Бон-Консей подали сигнал сбора. Шометт попытался воспрепятствовать, однако бесполезно. Сигнал подхватили. Вооруженные граждане поспешили к местам сбора. Повстанческий комитет активизировал деятельность, Конвент был окружен. По инициативе Общества революционных республиканок принимались меры по обеспечению питанием батальонов секций, находящихся под ружьем. Но слишком мало депутатов оказалось в Конвенте, почти не было тех, кого хотели арестовать. И сам Марат предлагает перенести обсуждение требований восставших на следующий день{270}.
ФРАНСУА АНРИО
Тем не менее произошел определенный перелом… Сторонники решительных мер получили перевес. Под их влиянием повстанческий комитет выработал план действий на 2 июня. Вопреки энергичному сопротивлению Шометта и большинства Генерального совета планам ареста депутатов Комитет решает поручить командующему национальной гвардией «с утра окружить Конвент внушительными силами, так чтобы вожди клики могли быть арестованы в течение дня в том случае, если Конвент откажется удовлетворить требования граждан Парижа». Предусматривался домашний арест жирондистских депутатов под наблюдением членов Комитета, и был составлен список с фамилиями 30 депутатов и указанием их адресов{271}.
Основные мероприятия этого плана были оглашены в начале заседания Коммуны 2 июня и встретили «самое живое понимание». «Единодушно» и без изменений был утвержден текст петиции, составленный Комитетом (Маршаном). Петиция заканчивалась очень энергично и недвусмысленно: «Делегаты народа, его самые жестокие враги заседают среди вас; их преступления вам достаточно
В ночь с 1-го на 2 июня по решению Комитета, одобренному Генеральным советом, в секции были посланы комиссары для поднятия боевого духа парижан. Но больше всего пришлось поработать Анрио со своим штабом. В течение ночи и утра он отдавал необходимые распоряжения и с полным правом мог заявить Коммуне, что «все посты надежно обеспечены и что более 40 предателей будут к вечеру арестованы»{273}. В середине дня без набата и выстрелов сигнальной пушки Конвент был окружен «достаточно внушительной» силой. Свыше 80 тыс. вооруженных и невооруженных парижан пришли к бывшему королевскому дворцу. У центрального входа расположились канониры с пушками. Настроение авангарда санкюлотов было боевым: добиться декрета об аресте жирондистских лидеров «либо самим осуществить его»{274}. Окружившие площадь батальоны секций не подчинились Конвенту и не позволили депутатам покинуть Тюильри, когда большинство их во главе с председателем попыталось сделать это. Вернувшись в здание, Конвент покорно проголосовал за арест жирондистов. Он понял, что «этого хотят обстоятельства»{275}. Народное восстание победило.
Победа без победителя
«Победа без победителя»{276} — в этой оценке 2 июня 1793 г. Жюлем Мишле есть доля истины. Принятый в нашей историографии тезис о победе в ходе народного восстания якобинского блока верен постольку, поскольку соответствует действительности наше представление о последнем. События, последовавшие сразу за 2 июня, подтверждают, что он оставался объединением против общего врага социальных сил и политических группировок, движимых различными побуждениями. Происходившая в ходе восстания борьба между сторонниками морального воздействия на большинство Конвента и теми, кто предлагал насильственно устранить жирондистов, отражала противоположность двух позиций: либо Конвент — высшая национальная власть, которая священна и неприкосновенна, либо высшая власть — сам восставший народ.
Приверженцы прерогативы национального представительства, среди которых главную роль сыграли руководители Коммуны, добились своего. Опиравшийся на вооруженные секции, на восставших парижан, Центральный революционный комитет склонялся перед моральным авторитетом Конвента и неоднократно демонстрировал лояльность по отношению к нему. Но повстанцы своими действиями постоянно оспаривали прерогативу национального представительства, а заключительным актом 2 июня фактически переступили через нее.
ВЫХОД ДЕПУТАТОВ ИЗ ЗДАНИЯ КОНВЕНТА
Комитет общественного спасения, возглавлявшийся «находившимся на вершине Горы», но потенциальным «вождем Болота»[9] Дантоном, развернул 31 мая — 2 июня активную деятельность. Однако его усилия были направлены отнюдь не на то, чтобы способствовать успеху антижирондистского выступления. Поскольку развитие событий вышло из-под контроля Конвента, Комитет пытался овладеть положением, противодействуя повстанческому руководству. 31 мая, вопреки распоряжениям последнего, Комитет общественного спасения принял решение об отправке почты и свободе выезда из Парижа. В тот же день в связи с попытками повстанцев арестовать министров Лебрена и Клавьера Комитет общественного спасения указал Генеральному совету Коммуны на недопустимость подобных действий. Его члены напомнили, что наблюдение за министрами поручено Конвентом Комитету общественного спасения, и заявляли, что не собираются ни с кем делить свои обязанности{277}.