Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
приятен или хотя бы неожидан. Лошадь путника отвели в
стойло, оказавшееся для нее низковатым, а самого Гловера
пригласили войти в дом Бушаллоха, где, по обычаю стра-
ны, перед гостем, покуда состряпают более основательный
ужин, поставили хлеб и сыр. Саймон, знавший местный
обиход, делал вид, что не замечает печальных лиц хозяина
и его домочадцев, пока приличия ради не отведал пищи,
после чего он спросил, как принято, какие новости в
здешних краях.
– Самые недобрые, – сказал пастух. – Нет больше на-
шего отца.
– Как! – встревожился Саймон. – Глава клана Кухил
умер?
– Глава клана Кухил никогда не умирает, – отвечал
Бушаллох. – но Гилкрист Мак-Иан вчера скончался, и
главою теперь его сын – Эхин Мак-Иан.
– Как – Эхин?.. Конахар, мой подмастерье?
– Пожалуйста, поменьше об этом, брат Саймон, – сказал
пастух. – Нужно помнить, друг, что твой промысел, очень
уважаемый в мирном городе Перте, все же слишком отдает
рукомеслом, чтобы могли его чтить у подножия
Бен-Лоэрса* и на берегах Лох-Тэя. У нас даже нет гэль-
ского слова, которым мы могли бы обозначить мастера,
шьющего перчатки.
– Было бы странно, когда бы оно у вас имелось, друг
Нийл, – сказал невозмутимо Саймон, – ведь вы и перчаток
не носите. Во всем клане Кухил не найдешь другой пары,
кроме той, что я сам подарил Гилкристу Мак-Иану – упо-
кой господь его душу! – и он принял их как ценное под-
ношение. Его смерть сильно меня опечалила, ведь я к нему
по неотложному делу.
– Так лучше тебе с первым светом повернуть коня об-
ратно к югу, – сказал пастух. – Сейчас начнутся похороны,
и обряд не затянется, потому что не далее как на вербное
воскресенье предстоит битва между кланами Кухил и
Хаттан, по тридцать воинов с каждой стороны. Так что у
нас едва достанет времени оплакать усопшего вождя и
почтить живого.
– Однако дела мои таковы, что я, хочешь не хочешь,
должен повидаться с молодым вождем хоть на четверть
часа, – сказал перчаточник.
– Послушай, друг, – возразил хозяин. – Какое у тебя
может быть дело? Либо деньги взыскать, либо сделать за-
купки. Так вот, если вождь что-нибудь должен тебе за
прокорм или еще за что, не требуй с него уплаты сейчас,
когда племя отдает все, чем богато, чтобы как можно на-
рядней вооружить своих воинов: ведь когда мы выйдем
навстречу этим кичливым горным котам, самый вид наш
должен показать, насколько мы выше их. Еще неудачней
ты выбрал время, если явился к нам ради торговой сделки.
Знаешь, и то уже многие в нашем племени косо смотрят на
тебя, потому что ты взрастил нашего молодого вождя: та-
кое почетное дело обычно поручается самым знатным в
клане.
– Святая Мария! – воскликнул Гловер. – Надо бы им
помнить, что я вовсе не домогался этой чести и она мне
оказана была не как милость: я принял на себя это пору-
чение весьма неохотно, после настойчивых просьб и уго-
воров. Ваш Конахар, Гектор, или как вы его там зовете,
испортил мне ланьих шкур на много шотландских фунтов.
– Ну вот, – сказал Бушаллох, – опять ты молвил слово,
которое может стоить тебе жизни. Всякий намек на кожи да
шкуры, особенно же на оленьи и ланьи, почитается у нас
провинностью – и немалой! Вождь молод и ревнив к сво-
ему достоинству, а почему – о том, друг Гловер, ты знаешь
лучше всех. Он, понятно, хотел бы, чтобы все, что стояло
между ним и его наследственным правом, все, что привело
к его изгнанию, забылось теперь навсегда, и едва ли он
ласково посмотрит на гостя, если гость напомнит его на-
роду и ему самому то, о чем и вождю и народу не радостно
вспоминать. Подумай, как в такой час глянут здесь на
старого Гловера из Перта, в чьем доме вождь так долго жил
в подмастерьях!. Так-то, старый друг, просчитался ты!
Поспешил приветствовать восходящее солнце, когда его
лучи только еще стелются по горизонту. Приходи, когда
оно будет высоко стоять на небосклоне, тогда и тебя при-
греет его полуденный жар.
– Нийл Бушаллох, – сказал Гловер, – мы с тобой, как ты
сам говоришь, старые друзья, и так как я считаю тебя
верным другом, откровенно скажу тебе все, хотя мое при-
знание могло бы оказаться гибельным, доверься я ко-
му-нибудь другому в твоем клане. Ты думаешь, я пришел
сюда искать выгоды подле молодого вождя, и вполне ес-
тественно, что ты так думаешь. Но я в мои годы не бросил
бы свой мирный угол у очага на Кэрфью-стрит, чтобы по-
греться в лучах самого яркого солнца, какое светило ко-
гда-либо над вереском ваших гор. Истина же в том, что
меня привела к вам горькая нужда: мои враги одолели ме-
ня, обвинили меня в таком, о чем я и помыслить не посмел
бы! Против меня, как видно, вынесут приговор, и передо
мною встал выбор: собраться и бежать или же остаться и
погибнуть. Я пришел к вашему молодому вождю как к
тому, кто сам в беде нашел у меня приют, к тому, кто ел