Песни. Стихотворения

Беранже Пьер-Жан

Разбитая скрипка

Ко мне, мой пес, товарищ мой в печали! Доешь остаток пирога, Пока его от нас не отобрали Для ненасытного врага! Вчера плясать здесь стан врагов собрался. Один из них мне приказал: «Сыграй нам вальс». Играть я отказался; Он вырвал скрипку — и сломал. Она оркестр собою заменяла На наших праздничных пирах! Кто оживит теперь веселье бала? Кто пробудит любовь в сердцах? Нет скрипки той, что прежде вдохновляла И стариков и молодых… По звуку струн невеста узнавала, Что приближается жених. Суровый ксендз не строил кислой мины, Заслышав музыку в селе. О, мой смычок разгладил бы морщины На самом пасмурном челе! Когда играл он в честь моей отчизны Победный, славный гимн отцов, Кто б думать мог, что в дни печальной тризны Над ним свершится месть врагов?! Ко мне, мой пес, товарищ мой в печали! Доешь остаток пирога, Пока его от нас не отобрали Для ненасытного врага! В воскресный день вся молодежь под липки Уж не пойдет теперь плясать. Пошлет ли жатву бог, когда без скрипки Ее придется собирать?.. Смычок мой нес рабочим развлеченье, Больных страдальцев утешал; Неурожай, поборы, притесненья С ним все бедняк позабывал… Он заставлял стихать дурные страсти, Он слезы горя осушал; Все то, над чем у Цезаря нет власти, Простой смычок мой совершал! Друзья! скорей… ружье мне дайте в руки, Когда ту скрипку враг разбил! Чтоб отомстить за прерванные звуки Еще во мне достанет сил! Погибну я, но пусть друзья и братья Вспомянут

с гордостью о том, Что не хотел в дни бедствия играть я Пред торжествующим врагом! Ко мне, мой пес, товарищ мой в печали! Доешь остаток пирога, Пока его от нас не отобрали Для ненасытного врага! Перевод И. и А. Тхоржевских

Старый сержант

Рядом с дочкой, страданья свои забывая, Удалившись от ратных трудов на покой, Он сидит, колыбель с близнецами качая Загорелой, простреленной в битвах рукой. Деревенская сень обласкала солдата. Но порой, выбив трубку свою о порог, Говорит он: «Родиться еще маловато. Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог!» Что же слышит он вдруг? Бьют вдали барабаны. Там идет батальон! К сердцу хлынула кровь… Проступает на лбу шрам багряный от раны. Старый конь боевой шпоры чувствует вновь! Но увы! Перед ним ненавистное знамя!.. Говорит он со вздохом, печален и строг: «Час придет! За отчизну сочтемся с врагами!.. Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог! Кто вернет нам нашедших на Рейне могилу, Во Флерюсе, в Жемаппе погибших от ран, Гордо встретивших вражью несметную силу, За республику дравшихся добрых крестьян? К славе шли они все! Без раздумий, сурово, Не боясь ни лишений, ни бурь, ни тревог… Только Рейн закалит нам оружие снова! Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог! Как синели мундиры, когда батальоны Нашей гвардии шли, наступая с холма! Там обломки цепей и обломки короны Замешала с картечью свобода сама! И народы, решив, что царить они вправе, Возвеличили нас, кто победе помог. Счастлив тот, кто из жизни ушел в этой славе! Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог! Только рано померкла та доблесть святая!.. Нас вожди покидают, превращаются в знать, С черных уст своих пороха не вытирая, Тут же стали тиранов они восхвалять. Им себя они продали, — продали вскоре, И свободу вернуть нам никто уж не мог… Нашей славой измерили мы наше горе. Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог!» Тихо дочь напевает, склонившись над пряжей, Песни нашей бессмертной и доброй земли, Песни те, что смеются над яростью вражьей, Песни те, от которых дрожат короли. «Значит, время пришло! — ветеран восклицает. Содрогнется теперь королевский чертог! И, склоняясь к малюткам своим, повторяет: Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам бог!» Перевод Ю. Александрова

Честь Лизетты

О дамы! Что вам честь Лизетты? Вы насмехаетесь над ней. Она — гризетка, да… Но это В любви всех титулов знатней! Судью, священника, маркиза Она сумеет покорить. О вас не сплетничает Лиза… Не вам о чести говорить! Всему, что дарят ей, — ведете Вы счет в гостиных без конца, А на балах вы спины гнете, Златого чествуя тельца… Империя во время оно Легко могла всех вас купить, А Лиза гонит прочь шпионов… Не вам о чести говорить! Под пеплом разожжет Лизетта Всегда огонь… Решил ввести Ее в среду большого света Один барон, чтоб быть в чести. Ее краса и двор принудит Ему вниманье подарить… Хоть фавориткой Лиза будет Не вам о чести говорить! Тогда вы станете, наверно, Твердить, что вы — ее родня, Хвалу кадить ей лицемерно, К ней ездить каждые два дня… Но хоть могли б ее капризы Все государство разорить Не вам судить о нравах Лизы, Не вам о чести говорить! Вы в чести смыслите, простите, Не больше, чем любой лакей, Что возглашает при визите У двери титулы гостей. Кто на ходулях этикета Душою тем не воспарить… Храни господь от вас Лизетту! Не вам о чести говорить. Перевод Вал. Дмитриева

Начнем сызнова!

Я счастлив, весел и пою; Но на пиру, в чаду похмелья, Я новых праздников веселья Душою планы создаю… Головку русую лаская, Вином бокалы мы нальем, Единодушно восклицая: «О други, сызнова начнем!» Люблю вино, люблю Лизетту, И возле ложа создан мной Благословенному Моэту Алтарь достойный, хоть простой. Лизетта любит сок отрадный И, мы чуть-чуть лишь отдохнем, «Что ж, — говорит, лобзая жадно, Скорее сызнова начнем!» Пируйте ж, други: позабудем, Что скоро надо перестать, Что ничего не в силах будем Мы больше сызнова начать. Теперь же, с жизнию играя, Мы пьем и весело поем! Красоток наших обнимая, Мы скажем: «Сызнова начнем!» Перевод Аполлона Григорьева

Сын папы

— О мать, оставь суму! Сам папа С тобою спал в пуховиках. Пойду к нему — где плащ и шляпа? Скажу, что он дурной монах. Пусть даст мне рясу капуцина, Хоть и ландскнехт я недурной. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! И вот я в дверь ломлюсь с нахрапу. Выходит ангел. — Эй, дружок, Хочу скорее видеть папу, Я от Марго, ее сынок. С Марго валялся он в перинах, И сам, должно быть, я святой. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! Вхожу с поклоном поневоле, А он зевает — встал от сна. — За индульгенцией ты, что ли? — Э, нет! Им нынче грош цена! Я — сын твой. Вот всему причина: Твой рот, твой нос и голос твой. Вот ты какой, Создатель мой!.. Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! Мои сестрицы — дочки ваши За хлеб и за цветной лоскут В притонах, с ведома мамаши, Любовь и ласки продают. И дьявол только ждет почина… Подумайте над их судьбой. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! Но он в ответ мне: — В эти годы Бедны мы, что ни говори! — Как? А церковные доходы? А мощи? А монастыри? Дай мне хоть кости Августина Их купит ростовщик любой. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! — Вот сто экю, исчадье ада! Ну и сыночек! Ну и мать! — Пока мне больше и не надо, А завтра я приду опять. Крепка у церкви паутина, Улов всегда в ней недурной. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! Пока довольны мы и малым. Прощай, родитель, не скучай, Приду — так сделай кардиналом И красной шапкой увенчай. Ведь это только половина Того, что надо взять с собой. Вот ты какой, Создатель мой! Святой отец, примите сына. Иль черт с тобой, Отец святой, Я трон твой в пекло пхну ногой! Перевод Вс. Рождественского

Мое погребение

Сегодня

в солнечной пыли Ко мне, овеянному снами, Амуры резвые сошли. Они за смерть мой сон сочли И занялись похоронами. Под одеялом недвижим, Я проклял тех, с кем век якшался. Кому же верить как не им? О, горе мне! О, горе мне! Вот я скончался! И сразу все пошло вверх дном, Уж тризну надо мною правят Моим же собственным вином. Тот сел на катафалк верхом, Тот надо мной псалмы гнусавит. Вот музыканты подошли, И флейты жалобно гундосят. Вот поднимают… понесли… О, горе мне! О, горе мне! Меня выносят. Они несут мой бедный прах, Смеясь и весело и пылко… Подушка в блестках, как в слезах, На ней, как и в моих стихах, Цветы, и лира, и бутылка!.. Прохожий скажет: «Ей-же-ей Ведь все равно уходят силы, Но этак все же веселей!» О, горе мне! О, горе мне! Я у могилы! Молитв не слышно, но певец Мои куплеты распевает, И тут же тщательный резец На белом мраморе венец, Меня достойный, выбивает! Призванье свыше мне дано, И эту славу узаконят Досадно только лишь одно: О, горе мне! О, горе мне! Меня хоронят! Но пред концом произошла, Вообразите, — перепалка: Ко мне Лизетта подошла И враз меня оторвала От моего же катафалка! О вы, ханжи и цензора, Кого при жизни я тревожил, Опять нам встретиться пора! О, горе мне! О, горе мне! Я снова ожил! Перевод А. Арго

Подвенечный убор

Дождавшись завтрашнего дня, Свершай же в церкви святотатство! Обманщица, забудь меня. Удобный муж сулит богатство. В его саду срывать цветы Я права не имел, конечно… В уплату, друг, получишь ты Убор сегодня подвенечный. Вот флердоранж… Твоя фата Украсится его букетом. Пусть с гордостью: «Она чиста!» Твой муж произнесет при этом. Амур в слезах… Но ты зато Мадонне молишься предвечной… Не бойся! Не сорвет никто С тебя убор твой подвенечный. Когда возьмет твоя сестра Цветок — счастливая примета, С улыбкой снимут шафера С тебя еще часть туалета: Подвязки!.. Ты их с давних пор Забыла у меня беспечно… Послать ли их, когда убор Тебе пошлю я подвенечный? Наступит ночь… и вскрикнешь ты… О!.. подражанье будет ложно. Тот крик смущенной чистоты Услышать дважды — невозможно. Наутро сборищу гостей Твой муж похвалится конечно, Что… укололся Гименей, Убор снимая подвенечный. Смешон обманутый супруг… Пусть будет он еще обманут!.. Надежды луч блеснул мне вдруг: Еще иные дни настанут. Да! Церковь, клятвы — только ложь. В слезах любви чистосердечной Платить к любовнику придешь Ты за убор свой подвенечный! Перевод Т. Щепкиной-Куперник

Дешевое и дорогое издание [71]

Как, мои песни? И вы in-octavo? Новая глупость! На этот-то раз Сами даете вы критикам право С новою злобой преследовать вас. Малый формат ваш для глаз был отводом, В большем — вас больше еще разбранят, Кажется мошка сквозь лупу уродом… Лучший формат для вас — малый формат. Вмиг Клевета вас насмешкою встретит: «Столько претензии в песнях простых! Видно, певец в академики метит, Хочет до Пинда возвысить свой стих». Но так высоко не мечу я, право, И понапрасну меня в том винят. Чтоб сохранить вам народности славу, Лучший формат для вас — малый формат. Вот уж невежда толкует невежде: «Я освистать трубадура велю. Ради награды, в придворной одежде Песни свои он несет королю». Тот отвечает: «И то уж находит Их недурными король, говорят…» Так на монарха напраслину взводят… Лучший формат для вас — малый формат. В скромном формате вы были по нраву Там, где искусство не сеет цветов: Труженик бедный найти мог забаву, Сунув в котомку мой томик стихов. По кабачкам, не нуждаясь в подмостках, Темными лаврами был я богат, Славу встречая на всех перекрестках. Лучший формат для вас — малый формат. Я, как пророк, даже в пору успеха Мрак и забвенье предвижу за ним: Как бы ни громко вам вторило эхо Звуки его исчезают, как дым. Вот уж венок мой ползет, расплетаясь… Красные дни и для вас пролетят, С первым же ветром исчезнуть сбираясь… Лучший формат для вас — малый формат. Перевод И. и А. Тхоржевских

71

Дешевое и дорогое издание. — Буквально: «Издание в восьмую и в тридцать вторую долю листа».

Чердак

И вот я здесь, где приходилось туго, Где нищета стучалась мне в окно. Я снова юн, со мной моя подруга, Друзья, стихи, дешевое вино… В те дни была мне слава незнакома. Одной мечтой восторженно согрет, Я так легко взбегал под кровлю дома… На чердаке все мило в двадцать лет! Пусть знают все, как жил я там когда-то. Вот здесь был стол, а в том углу кровать. А вот стена, где стих, углем начатый, Мне не пришлось до точки дописать. Кипите вновь, мечтанья молодые, Остановите поступь этих лет, Когда в ломбард закладывал часы я. На чердаке все мило в двадцать лет! Лизетта, ты! О, подожди немножко! Соломенная шляпка так мила! Но шалью ты завесила окошко И волосы нескромно расплела. Со свежих плеч скользит цветное платье. Какой ценой свой легкий маркизет Достала ты — не мог тогда не знать я… На чердаке все мило в двадцать лет! Я помню день: застольную беседу, Кружок друзей и песенный азарт. При звоне чаш узнал я про победу И срифмовал с ней имя «Бонапарт». Ревели пушки, хлопали знамена, Янтарный пунш был славой подогрет. Мы пили все за Францию без трона… На чердаке все мило в двадцать лет! Прощай, чердак! Мой отдых был так краток. О, как мечты прекрасны вдалеке! Я променял бы дней моих остаток За час один на этом чердаке. Мечтать о славе, радости, надежде, Всю жизнь вместить в один шальной куплет, Любить, пылать и быть таким, как прежде! На чердаке прекрасно в двадцать лет! Перевод Вс. Рождественского

Будущность Франции [72]

Я дружен стал с нечистой силой, И в зеркале однажды мне Колдун судьбу отчизны милой Всю показал наедине. Смотрю: двадцатый век в исходе, Париж войсками осажден. Все те же бедствия в народе, И все командует Бурбон. Все измельчало так обидно, Что кровли маленьких домов Едва заметны и чуть видно Движенье крошечных голов. Уж тут свободе места мало, И Франция былых времен Пигмеев королевством стала, Но все командует Бурбон. Мелки шпиончики, но чутки; В крючках чиновнички ловки; Охотно попики-малютки Им отпускают все грешки. Блестят галунчики ливреек; Весь трибунальчик удручен Караньем крошечных идеек, И все командует Бурбон. Дымится крошечный заводик, Лепечет мелкая печать, Без хлебцев маленьких народик Заметно начал вымирать. Но генеральчик на лошадке, В головке крошечных колонн, Уж усмиряет «беспорядки»… И все командует Бурбон. Вдруг, в довершение картины, Все королевство потрясли Шаги громадного детины, Гиганта вражеской земли. В карман, под грохот барабана, Все королевство спрятал он. И ничего — хоть из кармана, А все командует Бурбон. Перевод В. Курочкина

72

Будущность Франции. — Дословное название: «Бесконечно малые, или Правление дряхлых стариков». Песня фигурировала на втором судебном процессе Беранже в 1828 г. в особенности из-за дерзкой игры слов в конце каждой строфы, где слово «barbon» — одряхлевший старик — по созвучию близко напоминает фамилию Burbon — Бурбон.