Прекрасный белый снег
Шрифт:
Случалось, он по два-по три дня забывал побриться, на тренировках всё чаще отвлекался, иногда просто молча выходил из зала, и казалось, вообще не понимая, зачем сюда пришёл и что здесь делает, стоял подолгу в коридоре у окна. Он стал какой-то злой и нервный, без всякой причины начинал вдруг орать на пацанов, по улицам ходил как привидение, опустив голову и ничего вокруг себя не замечая. Он чувствовал что всё глубже уходит в какую-то жуткую депрессию, поделать же, однако, с этим ничего не мог, казалось она сама себя усиливает, и с каждым новым днём всё больше и сильнее. У него, теперь уже совсем по настоящему болело сердце, и вскоре он уже не
Однажды вечером, как всегда под выходной, по счастью, заметил Венька, такие странные события происходят как правило под выходные, он только вышел покурить на лоджию, как из прихожей, вызывающе нахально, неожиданно и громко загудел вдруг домофон. "Кого ещё несёт, — подумал было Венька, — Серому что ли, выпить не с кем?" — и хотя вести задушевные беседы с другом ему вовсе не хотелось, поплёлся всё же к трубке:
— Да, я слушаю! Кто там?
На том конце молчали, только, казалось ему, он слышал какое-то сопение и тихий шёпот. — Кто это? — спросил раздражённо Венька. — Гаварите, ну?!! Серёга, ты что ли? Чего сопишь? Нажрался, что ли?
— Привет! — услышал он вдруг знакомый сладкий голосок. — Привет, Венька! Как поживаешь? Подняться можно?
— Заходи, — внезапно севшим голосом только и смог ответить он. — Поднимайся. — И нажал кнопку домофона.
— Ну привет! Ещё раз... Привет... — словно не решаясь войти осветила она его какой-то тихой радостью из-за приоткрытой двери. — Как ты? Как поживаешь?
— Чего стоишь? — проговорил он ей в ответ. — Заходи, не укушу. Слово джентельмена...
— Да кто же тебя знает? Вдруг укусишь? Все, всё, — она приложила указательный пальчик к пухленьким губам, — молчу, не обижайся. Ни слова больше... Захожу... Только, — тут она как-то растерянно, будто извиняясь улыбнулась, — только я тут, понимаешь, не одна, — и обернувшись, помахала рукой кому-то сзади: — Вадим, заходи. Он сегодня не кусается...
За её спиной, у лифта, переминался с ноги на ногу смутно кого-то напомнивший ему мужик, с бутылкой конька в руке и улыбкой перепуганного идиота на слегка опухшей морде. — Знакомьтесь: это Вадим, — указала она рукой на бутылку коньяка. — А это Вениамин. Можно просто: Веня, правда ведь, Венька, можно? — с обезоруживающей улыбкой повернулась она снова к Веньке.
"Ничего себе, — мелькнуло у Веньки в голове. Вот это номер! Ещё один Вадим... Вконец опухший... Она что, совсем ту-ту? И откуда она только их берёт? Чего её так тянет на Вадимов?" — но вида не подал.
— Ну заходите раз пришли, тяжело вздохнул он Светке. — Заходите, Вадик, не стесняйтесь.
Мужик облегченно выдохнул, и погасив свою дурацкую улыбку протянул Веньке руку: Вадим.
И тут Венька вспомнил, где и когда он видел этого опухшего придурка. В тот вечер, в феврале, после спектакля в Мариинке. Конечно, это он и был. Он протянул Вадиму руку и улыбнулся широко:
— Вениамин. Можно просто, Веня. Заходи, дружище..., — и приобняа слегка, похлопал Вадима по спине. — Заходи, Вадик, не стесняйся. Здесь все свои...
Вадим, как
— Знаешь, Вадик, а Веня так играет на гитаре... Правда, Венька, — в который раз подняв свои соломенные брови смотрела она на Веньку. — Скажи... Ну правда! Он же у нас истинный блюзмен! Вот клянусь тебе, — она опять поворачивалась к Вадиму: — Настоящий Джимми Хендрикс! Ну скажи, Венька, ты ведь можешь как Джимми Хендрикс? Я же знаю, можешь...
— Да ладно, Свет, ну какой из меня теперь блюзмен? — отвечал немного грустно Венька. — Я месяца три уже как и гитару-то не доставал... В кладовке вон, пылится. Какой я тебе нахрен Джимми Хендрикс? Ну ты сама подумай...
— Ну сыграй нам, Веничка, спой нам что-нибудь печальное, — уговаривала она его в который раз, — я знаю, ты же можешь. Ну не стесняйся, удружи... — И она снова оборачивалась к Вадику: — Он у нас такой стеснительный...
И он в конце концов не выдержал, всё это ему уже порядком надоело:
— Слушай, Светик, ну хорош уже человека доставать. Хватит уже! Сыграй нам, спой, Джимми Хендрикса зачем-то приплела. Хочется, бери гитару и играй. Или вон, Вадима попроси. — Он посмотрел вопросительного на своего неожиданного гостя: — Что, Вадик, не хочешь нам сыграть?
Нет, Вадик на гитаре не играл. Не его стихия.
— А можно, — Светка вопросительного посмотрела на Вадима, можно тогда я расскажу, раз Венька играть отказывается. Можно?
— Рассказывай, — кивнул головой Вадим, — нет проблем.
— Знаешь, Венька, — немного грустно улыбнулась она Вене, — а Вадик на следующей неделе уезжает. Сегодня у нас что-то вроде прОводов.
"Ну что ж, плакать не стану, — подумал Венька. — Скатертью дорожка..."
— И куда же уезжает наш Вадим? — спросил он Светку. — Отчего всё так печально? Что, настолько далеко? А может навсегда?
— И правда, далеко. Очень, очень далеко, — она покачала головой, — туда, где ходят белые большие пароходы... Откуда никто никогда не возвращается...
— Ты, Светик, такими красивыми загадками сегодня говоришь, — немного язвительно усмехнулся Венька. — Очень поэтично получается... Так что же это за волшебная страна, откуда никто не возвращается?
— Южно-Африканская Республика, — нараспев произнесла Светка. — А это очень, очень далеко...
Короче, Вадим на следующей неделе уезжал. В Союзе он лет десять, как папа Карло оттрубил заведующим универсамом, денег, по его словам, больших не накопил, в Совке разочаровался, теперь же каким-то чудом получил разрешение на выезд, да не куда-нибудь, в страну победившего апартеида. И как абсолютно белый человек рассчитывал там заново обустроить свою жизнь, начать же решил с должности полицейского. И даже, в процессе почти полугодовой переписки, о чём-то там уже договорился.