Приключения Джона Девиса
Шрифт:
– Это ты, Джон? – крикнул он. – Тебе помочь? Мы с Бобом к твоим услугам.
– Джеймс! Боб! – воскликнул я. Потом, обратившись к гречанке, которая не понимала, о чем мы говорили, сказал: – Теперь мы спасены!
– Нет-нет, – сказал я Джеймсу, – помощи мне не нужно. А нет ли у вас веревки?
– У нас есть лестница, – ответил Джеймс. – Подойди-ка сюда, Боб, встань к стене.
Матрос тотчас подошел, Джеймс залез к нему на плечи, подал мне веревочную лестницу, и я привязал ее к перекладинам. Джеймс соскочил на землю и взял лестницу за нижний конец, чтобы она не качалась. Подруга моя тотчас вылезла в окно и через минуту очутилась на улице. Я спустился вслед за ней.
– Скажи, ради бога, что это с тобой? Ты бледен как смерть и весь в крови. Не гонятся ли за тобой?
– Гнаться некому, – ответил я. – Я все расскажу тебе после. Сейчас некогда. Где лодка? – спросил я гречанку по-итальянски.
– У Галатской башни. Но я не знаю дороги.
– Найдем, – сказал я, схватив ее за руку и потянув за собой. Но тут только заметил, что она босая. Я хотел было взять ее на руки, но Боб, угадав мое намерение, опередил меня, поднял ее, как ветер перышко, и побежал к берегу. Джеймс подал мне пару пистолетов и, вынув из-за пояса другую, сделал мне знак, чтобы я шел справа от Боба, а сам пошел слева.
Мы не встретили никаких препятствий. В конце улицы нам открылось огромное синее зеркало Мраморного моря. Тут мы повернули влево и пошли по берегу. Множество лодок курсировало из Константинополя в Галату и из Галаты в Константинополь. Одна только лодка стояла неподвижно на некотором отдалении от берега. Мы остановились перед ней, и гречанка пристально на нее посмотрела: та была, по-видимому, пуста. Но вдруг из нее поднялся какой-то призрак.
– Матушка! – вскрикнула девушка, трепеща.
– Милая моя! – раздался голос, от которого все мы вздрогнули. – Дитя мое! Ты ли это?
В ту же минуту четверо гребцов, которые лежали на дне барки, сели на свои места, лодка полетела как ласточка и через минуту причалила к берегу. Мать и дочь бросились друг другу в объятия, потом старуха кинулась к нашим ногам и спросила, чьи колена ей обнимать. Я поднял ее и сказал:
– Ступайте, ради бога, не теряйте времени, иначе вы погибли!
– Прощайте, – произнесла девушка, пожав мне руку, – одному Богу известно, увидимся ли мы с вами когда-нибудь. Мы отправимся в Кардикию, в Эпир, там у нас родные. Скажите, как вас зовут, чтобы я могла вспоминать ваше имя в своих молитвах.
– Меня зовут Джон Девис, – сказал я. – Я сожалею, что не могу сделать для вас больше.
– А меня зовут Василики. Бог милостив, может быть, мы еще увидимся.
С этими словами она прыгнула в лодку и, сорвав бриллиантовый букет, который был у нее в волосах, сказала:
– Возьмите. Это награда, которую я обещала Моисею. А вас один Бог в состоянии наградить за все, что вы для меня сделали.
Украшение упало к моим ногам, лодка быстро удалилась от берега. Вскоре всё – и лодка, и гребцы, и женщины в белых одеждах – исчезло во мраке ночи, как видение. Я, наверное, принял бы все это за сон, если бы в руках у меня не осталось драгоценного букета, а в памяти имени Василики.
Глава XVII
Итак, лодка исчезла. Положение наше было незавидным. Во-первых, мы находились на берегу в полночь и без разрешения. Во-вторых, нам предстоял обратный путь вдоль берега, где голодные собаки бродили целыми стаями: они чуяли, что мы иностранцы, и потому считали себя вправе нападать на нас. Притом у меня не выходило из головы, что хоть я и не участвовал в убийстве, однако же оно произошло: убит был последователь Магомета и важный сановник, глава пажей султана.
Мы знали, что на корабле нам не миновать наказания, но две последние причины побуждали нас вернуться туда как можно скорее. Мы пустились в путь, прижавшись друг к другу, за нами шла целая стая голодных собак – их глаза сверкали в темноте, как горящие уголья. Временами они так близко подходили к нам, что мы вынуждены были останавливаться, чтобы отпугнуть их. Боб пускал в дело палку, которой действовал очень ловко, преследователи отступали, мы продолжали путь, но потом собаки опять нас нагоняли и чуть ли не хватали за ноги. Если бы кто-то из нас отстал или упал, то ему было бы несдобровать.
Собаки провожали нас таким образом до места, где стояла лодка Джеймса и Боба. Джеймс первым вошел в нее, я за ним, а Боб прикрывал наше отступление. Собаки, догадываясь, что мы можем от них ускользнуть, подступили так близко, что Боб, махнув палкой, убил собаку, которая была посмелее, остальные в ту же минуту бросились на труп и растерзали его. Боб воспользовался этой минутой, отпер замок цепи, которой лодка была привязана к берегу, и запрыгнул в нее; мы с Джеймсом ударили веслами и быстро удалились от берега, сопровождаемые жутким воем. Футах в ста от берега Боб забрал у нас весла и стал грести один – он был сильнее нас обоих.
Кому не случалось наслаждаться тихой, ласковой восточной ночью, тот не может составить себе о ней ни малейшего представления. При свете луны Константинополь, со своими расписанными домами, златоверхими павильонами и раскидистыми деревьями, казался волшебным садом. Небо было чистым, без малейшего облачка, а море спокойным и напоминало огромное зеркало, в котором отражались звезды. Наш корабль стоял на одной линии с Леандровой башней, за ним был маяк на мысе Халкедонского порта; красивые мачты и ванты «Трезубца», подобно паутине, рисовались темным цветом в свете маяка. Мы уже близко подошли к кораблю и потому велели Бобу грести помедленнее, чтобы весла не производили сильного шума. Мы надеялись, нам удастся подойти к кораблю так, что вахтенный нас не заметит или по крайней мере соизволит сделать вид, будто не замечает. Тогда мы пробрались бы на корабль через одно из тех отверстий, которые никогда не закрываются на бортах судна, улеглись бы потихоньку в свои койки, а на другой день вышли бы на вахту, как ни в чем не бывало. К несчастью, когда мы приблизились шагов на тридцать к «Трезубцу», часовой, чья голова виднелась над бортом, встал на бак и крикнул во весь голос:
– Эй, на лодке, что надо?
– Мы хотим попасть на корабль, – ответил я, держа руки рупором.
– Кто вы такие?
– Мичманы Больвер и Девис и матрос Боб.
– Прочь!
Мы удивленно переглянулись, тем более что вахтенный был приятелем Боба. Думая, что он, может быть, не расслышал, я сказал:
– Патрик, говорят тебе, это мы, Больвер, Девис и Боб! Неужели ты не узнаешь моего голоса?
– Прочь! – завопил Патрик так громко, что, крикнув в третий раз, он, верно, разбудил бы весь корабль.