Проданная на Восток
Шрифт:
Боковым зрением Агата поняла, что Хайрат приходит в себя.
Скоро всё закончится. Если Орхан не очнется и не сможет противостоять своему же магу, она точно проиграет. Агата похлопала своего несостоявшегося мужа по щекам. Красивое лицо Орхана выражало покой и блаженство, и она вдруг залюбовалась и им: такие красивые губы, такие ресницы и… боги, надо собраться! Агата со всей силы впилась в его кожу ногтями, Орхан немного дёрнулся, но не пожелал открыть глаза и прийти наконец в чувство!
Агата обреченно обернулась на Хайрата, который встал выпрямился, потирая ушибленный висок. Чёрный яростный взгляд не обещал ничего хорошего, да Агата и сама готова была упасть ему в ноги, чтобы он простил…
— Греховная дрянь… Я же говорил, что стоит дать тебе волю — ты падешь так низко, как может пасть женщина, отдаваясь каждому встречному, — прохрипел Хайрат. — Тебе придется очень постараться, чтобы я…
За стенами шатра тоскливо завыл ветер. Агата приподняла голову, прислушиваясь, и показалось, что в этом вое ветра она отчетливо слышит чье-то улюлюканье и яростные, громкие крики.
Глава 36. Аль гарэйн
Джонотан с силой отпихнул от заветного шатра стража в белых одеждах, который уже подчинился магии Вильхельма.
— Зайду с той стороны, — сплюнул пират, лихо спешиваясь с лошади на ходу.
Схватка с десятком стражей вышла короткой: куда им противостоять против двух — очень злых магов. Ну и против еще четырех теней, которых Джонотан прихватил с Десиром из дома Орхана, когда изначальный план провалился.
Они прибыли в условленный час, но было поздно — Агату успели увезти, и потребовалось немало времени, чтобы выяснить точное место обряда.
Немало времени и несколько кровавых жертв — стражи в белом не желали раскалываться даже под воздействием магии. Жестоко же их тренировал Хайрат!
Вильхельм согласился помочь сразу, стоило Джонотану прийти к нему в ночь перед обрядом: за обещание получить взамен заклятый артефакт, из-за которого уже пролилось столько крови. Аль гарэйн. Сила рода. Было уже всё равно, кто будет владеть наследием Востока — да, оно досталось когда-то родителям Джонотана, а потом им завладел Сезар ди Эмери — но никому зачарованное золото не принесло счастья. Только боль и смерть.
Закрыв глаза от песка, летящего в лицо, Джонотан ударил локтем в шею последнего безголосого воина и бросился к шатру, путь к которому наконец был свободен. Он даже не ожидал, что здесь будет столько стражи. Похоже, Орхан, действительно высоко ценил Агату… И готов был на всё, чтобы никто не помешал им провести обряд.
При мысли о том, что она сейчас наедине с ним, Джонотан сжал зубы и бегом преодолел расстояние до заветного шатра, где вот-вот должен был начаться обряд — полная луна почти взошла.
Пустынный ветер грозился перерасти в бурю, рвал тяжелую золотую бахрому шатра, и в призрачном свете хлопающие, тяжелые занавеси казались ожившими призраками пустыни, что поднимались из песков. Послышались звуки борьбы и вскрики, и Джонатан, не желая тратить время на поиски входа, просто рубанул по ткани клинком и ворвался внутрь.
На него пахнуло дурманящим запахом благовоний — тяжелым и терпким. После схватки и без того было трудно дышать, и Джонотан силой перевел дыхание. Под ноги покатилась опрокинутая пузатая чаша, сверкнула золотыми боками. Он отпихнул он ее ногой. Внутри было темно и душно.
Ночной мрак дрожал тенями, порожденными огнем в масляных лампах, и тонкая обнаженная фигурка, резко обернувшаяся к нему, на мгновение показалась мороком и порождением теней. Взметнулись рассыпавшиеся в беспорядке каштановые кудри, ловя золотистые блики светильников наравне со множеством золотых цепочек, матово блеснула дорогим шелком обнаженная кожа, и Джонотан замер, любуясь, как вспыхивает радость в дорогих глазах.
А в следующее мгновение Агата стремительно бросилась к нему и повисла на шее, едва не напоровшись на саблю, которую он сжимал изо всех сил.
— Джонотан, о, Джонотан, — лихорадочно прошептала она, прижимаясь всем телом, её пальцы впились в шею, царапнули кожу, словно в нетерпении и, запутавшись в волосах, требовательно потянули вниз.
Агата вся ощутимо дрожала, и Джонотан изо всех сил прижал ее к себе, погладил по спине, пытаясь унять явную истерику.
— Все хорошо, Агата, я здесь, — проговорил он, целуя ее, гладя растрепанные волосы, сладко пахнущие благовониями, и стараясь не отвлекаться на то, как реагировало его тело на неожиданно требовательные прикосновения.
— Джонотан, — снова прошептала Агата, запрокидывая к нему бледное лицо: в огромных, почти во всю радужку зрачках отражалось пламя светильников. — Пожалуйста, Джонотан.
Он потянулся магией, чувствуя неладное, и не сдержал стона, когда на него обрушилась волна ее желания — жгучего, безумного, такого сильного, что он не успел даже понять, что произошло, когда его губы требовательно накрыли ее.
Агата ответила со всей страстью, подаваясь навстречу, горячо прижимаясь мягким и податливым под его руками телом, покорно раскрывая нежные губы, с которых сорвался тихий стон, пробудивший на его коже мурашки.
— Джонни, малыш… — пропыхтели рядом, — ты не хочешь мне помочь? — насмешливый голос Вильхельма показался мгновенно отрезвляющим ушатом ледяной воды. — Кажется, с нашей рыбкой хотел поразвлечься вовсе не Орхан.
Джонотан с трудом разорвал поцелуй, чувствуя горьковатый привкус на губах: конечно ее опоили!
— Джонни, — в голосе Агаты было столько мольбы, что защемило сердце, но Джонотан сжал зубы и, стараясь не замечать ласковых поглаживаний, осторожно отстранился.
— Смотри, кто тут у нас! — Вильхельм одной рукой удерживал за тощую шею Хайрата, а второй прижимал к его горлу клинок.