Проданная на Восток
Шрифт:
— Хорошо! Идем! Но я пойду с тобой — и пусть только посмеют теперь пальцем тронуть, хоть один из них — я им этот палец оторву!
Элен засуетилась, ища самое приличное платье, которое можно было бы надеть Агате в этот торжественный день. Агата потянулась и заметила, что кто-то заботливо снял с неё все многочисленные цепочки, оставившие, судя по легкой боли, ссадины и царапины под грудью и на плече, и переодел в длинное целомудренное ночное платье, явно взятое из Энарии.
— Сейчас, сейчас. Найду самое красивое платье! И пусть только попробуют… Ух я им, — продолжала смешно причитать Элен, роясь в большом сундуке.
Продолжая суетиться и ворчать под нос, она принялась наряжать Агату и расчесывать ей волосы, не замолкая ни на мгновение, рассказывая вновь и вновь как переживала всю ночь и не смыкала глаз, ожидая, когда Агата очнется и придет в себя, и в этом бормотании будто сквозило и чувство вины и даже стыда за всё случившееся, что порочит честь невинной девушки и чему подверг её отец, кириоис ди Эмери, которому Элен всегда так беззаветно была предана.
И в этом своем беспокойстве и искреннем переживании она вдруг напомнила матушку, которую Агата уже плохо помнила. Быть может, будь сейчас мать жива — она точно так же грозилась убить всех врагов, посмевших кинуть на Агату косой взгляд.
Эта мысль так вдруг растрогала, что она обняла Элен, которая была ниже ее на полголовы, изо всех сил. Пусть та ворчит на Джонотана — точь-в-точь как отец, будто ревнующий к лихому и дерзкому капитану — пусть!
— Вы мой самый верный друг, Элен! Спасибо.
— Это мой долг… — пробормотала Элен, чуть заметно всхлипнув. — Ну! Идем же! Идем и найдем их всех, — смилостивилась она, — и твоего Джонотана, этого неуемного негодяя, и кириоса, и даже разнесчастного этого Орхана, что заварил всю кашу! Ох и достанется же ему от меня!
Агата промолчала, не став рассказывать пока Элен о том, кто на самом деле причинил больше всего унижений и боли. Не стоит ей знать всего — крепче будет спать.
Дверь из комнаты они распахнули так, что даже стражи в белом, дежурившие у покоев, ощутимо вздрогнули. Но путь им преграждать не решились — стоило Агате бросить угрожающий взгляд и провести у горла ногтем, обещая смерть каждому, кто теперь посмеет встать у нее на пути.
Во всем доме было неожиданно тихо, даже редкие слуги, встретившиеся им, казалось, стараются производить как можно меньше шума.
Решительный перестук каблуков дробью разносился под сводами уже знакомых пустых коридоров — какое счастье, что Элен распорядилась насчет ее багажа, и можно было надеть привычную обувь и платье. Никаких больше прозрачных блуз и цепочек, и спадающих с ног туфель.
Впрочем, тонкая золотая цепочка артефакта так и осталась на ее щиколотке. Агата помнила слова Хайрата о том, что артефакт принадлежит ее семье, а значит, что бы ни придумали мужчины, у нее будет дополнительный и весьма весомый, с учетом всего произошедшего, аргумент.
— Как думаешь, они о чем-то договорились? — поинтересовалась Агата у Элен, замедляя шаг: они приближались к главному залу.
Вся стража в доме будто исчезла, Агата шла и только слышала, как неслышно скользят по красивым, выложенным плиткой полам люди Орхана, но никто не пытался их остановить или взять под конвой. Да что тут вообще происходит?
— Я была подле вас, госпожа, так что ничего не знаю, — голос Элен звучал расстроенно, как если бы она переживала, что не успела ничего разузнать для своей госпожи.
— Что ж, тогда остается выяснить все самим, не так ли? — Агата вскинула подбородок и решительно направилась к огромным дверям в зал.
Стражи, стоящие словно истуканы, распахнули двери, стоило им приблизиться, Агата сочла это за добрый знак — либо, она выглядела достаточно внушительно, либо ее ожидали.
Она помедлила на пороге, сощурившись от солнечного света, льющегося в распахнутые в сад окна.
— Господа, — откашлялась, но довольно громко и уверенно привлекла к себе внимание Элен и окинула собравшихся мужчин очень суровым взглядом, остановившись решительно на Орхане и будто бы обещая ему все кары небесные, если тот посмеет хоть как-то обидеть ее подопечную.
Огромный зал в первое мгновение показался ей пустым. Уже убрали украшения из цветов и столы — ничто не напоминало о том, что еще вчера здесь собралось множество людей, чтобы отпраздновать ее свадьбу с Орханом.
Сейчас на небольшом возвышении стоял низкий стол, на котором стояло множество небольших пиал и блюдо с фруктами, а вокруг на подушках сидела самая странная компания, которую Агата могла вообразить.
Со сладким замиранием сердца она сразу же увидела Джонатана — тот, сидя по-ануарски скрестив ноги и обманчиво-расслабленно, исподлобья смотрел на Орхана. На коленях он держал обнаженный кинжал и поглаживал рукоять, выводя узоры по кованому металлу. Обернувшись к ней, Джонотан будто посветлел, в его глазах промелькнули искры, но не магический дар, что-то другое.
Она никогда прежде не думала, что за почетной ролью капитана у богатого торговца и принятого в обществе молодого человека, за его разбивающей сердца улыбкой на коварных, соблазнительных губах, за его шутливым тоном и теплотой в глазах могут скрываться не только яростный нрав, но и навыки настоящего воина и… убийцы. Ей очень о многом придется спрашивать Джонотана, когда они останутся наконец наедине!
А в том, что это обязательно случится, Агата больше не позволяла себе сомневаться. Она сама уже готова пойти по головам, чтобы отвоевать себе право на свободу. И, если потребуется, бросит всё и уйдет вместе с Джонотаном в море!
Наперекор воле отца, наперекор попыткам Орхана забрать её в свой гарем, наперекор мечтам Элен о приличной роли в обществе и благопристойном облике ее подопечной.
— А вот и моя дорогая невеста, — голос Орхана прозвучал мягко, но гулкое эхо разнесло его по залу, заставив Агату поежится.
А ведь она и правда все еще его невеста. Обряд не состоялся, но, кто знает, не попытается ли Орхан оставить ее при себе?.. На что пойдет дальше ради заветного артефакта?
Несостоявшийся муж выглядел невозмутимым, но Агата обратила внимание, что выглядит Орхан, вольготно раскинувшийся на подушках по-восточному, уставшим, его смуглое лицо за ночь осунулось и побледнело, а сам он то и дело поглядывает на стоящий рядом кальян.