Прощай, Грушовка!
Шрифт:
— Хватит обнюхивать. Ешь. Как там тетя Шура живет? — обратилась мама к Володе.
— Помогает партизанам, чем может. То белье постирает, то накормит лесных гостей. Если из деревни нужно что-нибудь отвести в лес, опять тетя Шура помогает. На лошади отвозит. И все от души.
— Да, хороший она человек. Мы с ней дружили, когда она здесь жила, люблю я ее.
Витя с Володей подкрепились, поблагодарили маму и пошли на кухню. Мне так хотелось узнать, о чем они шепчутся, хотелось пойти на кухню и посмотреть еще раз на этого необыкновенного парня. Он же оттуда, из леса.
Они сидели
Я позвала Витю в комнату:
— Можно тебя на минутку?
Я плотно прикрыла дверь за ним и зашептала:
— Ты уверен, что он не провокатор? Вспомни Элика. К нему тоже пришли как будто из лесу.
Витя улыбнулся:
— Молодец, сестра, наблюдательная. Таким и должен быть настоящий подпольщик. Но не беспокойся, Володя у нас проверенный. Кроме того, он пришел с моим паролем от Толи.
— От какого Толи?
— От Полозова.
— И Толя в лесу?
— В лесу, вместе со Славкой. — В голосе Вити и грусть и зависть.
— Ну и что? — не сдавалась я. — И к Элику тоже пришли из леса.
— Ну, заладила! Тебе же говорят, он с моим паролем пришел. Когда Толя уходил в лес, мы с ним пароль придумали, Если человек скажет: «Покупаю швейную машину», — значит, от Толика. А я должен ответить: «Пожалуйста, продаем ручную». Кроме того, я ходил к нему в лес и участвовал с ним в разных операциях.
— Витенька, попроси его, чтоб он и нас с тобой в лес взял! И меня. Попроси!
Витя махнул рукой. И уже от двери шепнул:
— Наши Гомель взяли.
Он опять пошел на кухню. А я, ошеломленная известием о взятии Гомеля, думала: «Это же совсем близко! На машинах можно приехать за один день и освободить Минск».
Значит, скоро наши будут здесь.
И Толя в лесу. Толя — партизан. Вот почему он не приходил.
Толя пришел неожиданно, в ночь под Новый год. Мы уже собирались ложиться спать. Вдруг в окно кто-то постучал. Вначале я подумала: мерзлая ветка стукнула по стеклу. Но стук повторился более настойчиво. Полная луна светила вовсю. Я отодвинула занавеску и увидела человека в кожухе, в шапке-ушанке, с седыми бровями и ресницами. От неожиданности я испугалась: совсем близко у самого окна стоял чужой старик. Старик вдруг улыбнулся, и я сразу узнала его. Только один человек мог так улыбаться. Я узнала Толю и быстро побежала открывать дверь. Клубы морозного воздуха ворвались в комнату. Вошел Толя, быстро прикрыв за собой дверь.
Он снял кожух, иней на его ресницах и бровях растаял, и Толя уже не походил на старика. Я стояла, глядела на него во все глаза и не могла тронуться с места.
— Иди в постель, ты замерзла, — сказал Толя и опять улыбнулся своей необыкновенной улыбкой.
А я стояла, как дурочка, и молча глядела на него.
Толя взял свой кожух, накинул мне на плечи и застегнул на все пуговицы. Мне стало тепло-тепло, хорошо-хорошо. Кожух пах овчиной, лесом и дымом от костров. Он был самым теплым, самым замечательным кожухом на свете.
— Хорошо,
Отец подал Толе руку:
— Ну, здравствуй, партизан.
— Тише ты, — зашептала мама, — соседи услышат, они еще не спят. — И кивком головы показала на стену.
— Закуривай. — Отец щедро протянул Толе пачку махорки.
— Не научился еще, а для друзей могу отсыпать немного, если вы не возражаете.
— Зачем отсыпать, всю бери. Я тоже не курю.
— Спасибо.
Толя спрятал махорку в карман, затем поднял меня и посадил на лавку рядом.
— Деточка, ты, наверно, голоден? — спросила мама. — Сейчас я тебя накормлю.
— Нет, я спать хочу. Давно я не спал в постели.
— Сейчас я тебе постелю.
— Нет, мы с Витей ляжем. Я только немного помоюсь.
— Витя, в печи стоит чугун с водой, может, еще не остыл, — сказала мама. — Пойдем, Таня, не будем им мешать.
Мне не хотелось снимать кожух — так тепло и уютно было в нем. Мама расстегнула пуговицы, сняла кожух с моих плеч и аккуратно положила его на лавку. Уходя, я оглянулась, и мне показалось, будто на лавке лежит человек.
Я поглядела на Толю. Он стоял ко мне спиной и снимал рубашку. Витя ухватом доставал из печи чугун.
Лежа в постели, я слышала, как плещется Толя на кухне, как ребята очень тихо разговаривают. Потом Толя сказал:
— Спать хочу — умираю.
— Ну, ладно, спи, — вздохнул Витя.
Я долго ворочалась в постели, не могла уснуть. Я так и не расспросила Толю, как ему живется в лесу, в землянке, как воюется. Толя спал, а я лежала и прислушивалась, не идет ли кто чужой? А вдруг нагрянут проверять документы. Но, к счастью, все было спокойно. За окном поднялся сильный ветер, пошел снег. Вьюга в шальном танце закружила пушистые снежинки. А я подумала, до чего же, наверно, страшно в такую погоду в лесу.
Утром я вскочила и посмотрела на кровать, где спали ребята. Кровать была застлана.
— Где… Витя? — спросила я у мамы.
— На работе. И Толя вместе с ним ушел из дома. У него задание.
Я чуть не расплакалась. «Надо же — проспала! Даже не простилась с Толей, не сказала до свидания!»
— Толя еще зайдет к нам? Он ничего не говорил?
Мама пожала плечами:
— Ничего не говорил.
Весь день я ждала его. Вечером Витя пришел с работы один.
— А Толя где? — не выдержала я.
— Ушел в отряд. Свое задание здесь он выполнил.
1944 ГОД
1
Я жадно дышу морозным воздухом. Сколько времени я не выходила на улицу! Наконец мама отпустила меня к Неле. Мне показалось: на улице стало светлее, небо чище и развалин как будто меньше, вот-вот выглянет солнце и позолотит все вокруг. Вскоре я вышла на Грушовскую улицу и вдруг услышала позади гул мотора. Меня догоняла машина. Пулей я выскочила на тротуар. По дороге ходить запрещено: могут сбить и никто отвечать за это не будет.