Распятие души украинца. Книга первая. Дети войны.
Шрифт:
— Так его пристрелили полицаи.
— Вот теперь его труп и всплыл. Бедные люди, — с разных сторон слышался тихий разговор взволнованных горожан. Артур смутно увидел колеблющееся на ряби волн между кустов аира бело-чёрное тело.
— Разойтись! Всем разойтись! — закричал подошедший полицай. — Чего уставились? Захотелось присоединиться к нему, что ли?
Толпа бросилась врассыпную. Откуда-то вынырнувший Фёдор, подхватил Артура и они вместе, запыхавшись, остановились уже возле дома Бузины. С той поры, как ни странно, учитывая разницу в возрасте, они начали дружить почти на равных.
Фронт боевых действий стремительно перемещался на восток под Москву. Больше всего
Пустующие еврейские дома по распределению бургомистра заселяли беженцами и семьями из окружающих сёл, которые, так или иначе, работали на немцев. В дом Сары поселились две смазливые девушки: Мария (Маруся) и Катерина. Родом они были из ближнего села Каменки. Там до сих пор проживала их мать, а отец перед самой войной где-то сгинул. Обе девушки работали в немецкой столовой и знали все новости. Именно они рассказали соседям, что их ждёт очередная неприятность: всех молодых трудоспособных украинок немцы будут отсылать на работы в Германию. Что делать и куда спрятаться? — встал перед каждой семьёй далеко не праздный вопрос.
Редактор газеты Ян Лебедь, обладающий более полной и достоверной информацией, кое-что соседям прояснил:
— детей до 16 лет трогать не будут;
— остальных девчат, преимущественно не замужем, с хорошим здоровьем будут отправлять в Германию на трудовые работы;
— а уж беременных и у кого маленький ребёнок трогать не будут совсем.
— А как же быть с подрастающими парнями? — последовал ему вопрос не менее злободневный и жизненно важный.
— Этим хлопцам путь открыт в добровольческие отряды вермахта, полицию, охрану, работу на заводах и фабриках. Одним словом, работать будут все: «кто не работает, тот не ест».
Есть хотелось всем. А вот работать… — до сих пор на работу выгоняли принудительно. Самой ходовой монетой расчёта за саботаж был расстрел.
Жизнь, какая она ни есть, диктовала свои новые правила. Как тут не упомянуть немецкую расчётливость и взвешенность политики по организации сельскохозяйственных работ на оккупированных землях села. Это современные незалежные украинские националисты, захватив власть, полны ненависти, всё вокруг себя крушат и разрушают. Колхозы и совхозы немцы не разрушали. Всех неугодных начальников они сменили — это верно. Но организация труда осталась прежней. Больше того оплата труда, учитывая военное время, была сносной. Поневоле зарождались сомнения, когда поджигались поля пшеницы, взрывались фабрики и заводы. Да, вокруг были враги, враги жестокие и не милосердные. Но там оставалось население: женщины, дети, старики. Как и где им жить? Чем питаться? Во что одеться и чем обогреться? О них думать не хотел никто. Они заранее были принесены в жертву войны: как победителями, так и побеждёнными. Они погибали и помирали от голода, холода, от обстрелов и бомбёжек своих и чужих. Они помирали от болезней и истощений, лишённые человеческого и божьего тепла взаимной любви. Это о них мы говорим «ДЕТИ ВОЙНЫ». И если кое-кто из современников и, слава богу, благоденствующих правителей задаёт вопрос: «а кто и что это такое дети войны?» То пусть прочтут эту книгу. Ещё лучше, когда они непосредственно сами повоюют и посмотрят во что превращают людей и землю, развязывая совремённые войны.
Но кого колышет чужое горе, когда своего — закрома полны? Выживал каждый, как мог.
Лысый Иван Бузина ежедневно, всё так же неизменно с полным ртом деревянных гвоздей, последовательно друг за другом, стройными рядами вгонял их в кожаные подошвы сапог. Всё так же постоянно к вечеру, выкурив очередную цигарку, он, изрядно надравшись, заваливался спать. Где он брал водку — одному богу известно. Его сын Фёдор наладил велосипед и на зависть девочек сажал Артура на раму и лихо раскручивал блестящие педали машины вдоль по улице. Он всё так же шастал по еврейским домам, разного барахла — коньков, мячей и пр. натаскал полно. Правда, разного рода игрушек он уже старался не брать.
Его мать Феодосия, то ли Федося — как правильно никто толком не знал. Все её звали Феней, а как верно она и сама не знала. По большому секрету своей соседке — подруге Болеславе она рассказывала:
— Боля, от твоего Фёдора, так же и от моего старшего Николая никаких известий нет. Может это и лучше. Всё-таки есть надежда, что они живы.
— Тебе легче, все остальные дети и муж дома, — печально заметила моя мать.
— Ага, дома! Федьку не удержать. Того и смотри, что немцы его пристрелят. Натащил всякого барахла. Кто-то из его искателей приключений, где-то там, в еврейских домах нашёл клад золотых царских червонцев — «пецыков». Так вот за этими пецыками он теперь только и охотится. А Владимир? — в любой момент его могут забрать неизвестно куда.
— Тебе нужно его срочно женить, — рассудила моя мама.
— Легко сказать: «женить!», а на ком? По крайней мере, нужно присмотреть невесту, — слабо возражала ей Феня.
— А хотя бы племянница Лебедя Ганя? Или недавно поселившиеся в доме Сары, Маруся и Катя — чем не невесты?
— Ну, эти не для зелёного несмышлёныша. Тут нужен мужик зрелый и опытный.
Хотя при виде Маруси у моего сына глазки соловеют, как у молодого петушка, который за забором приметил симпатичную курочку.
— Чего тут думать, невесты теперь сговорчивые. Ехать в Германию им совсем не охота.
— Это верно. Не далеко в Феликсиевке живёт моя сестра. У неё в соседстве по подворью бегала девчушка: росточком маленькая, чернявая, живая и симпатичная, ко всему же медсестра. Вот эта — то, что нужно. Пошлю-ка я туда Владимира. Ага, как бы не так! Теперь для выезда из городка в управе нужно брать какую-то бумагу — «аусвейц» или «Аусвайс». Холера бы их взяла вместе со всеми немецкими порядками, — Феня опасливо осмотрелась и, попрощавшись, по тропинке через огород побежала домой.
В городке начал действовать базар. Конечно, сравнивать его с довоенным рынком смешно. Тогда, пройдя через соблазн выстроившихся в ряд еврейских домов, лавок и крамнычек, покупатель оставался без доброй половины денег. А теперь? — в основном товарный обмен. И как всегда в смутные времена самым ходовым товаром были соль, спички и мыло. Затем шло всё остальное — продукты, одежда, обувь. Все собрания были запрещены. Народ робко шушукался. То там, то здесь на базарной площади слышались всхлипы и жалобы:
— Забрали мою кровинку Галю, и повели на железнодорожную станцию для отправки на чужбину в Германию.
— И у меня мою Надю повели туда же…
— Свою дочку мы спрятали. Сельскому старосте сказали, что отправили её к дальним родственникам. Что теперь будет — не знаем.
По шоссейной дороге городка проездом в Винницу рычали немецкие машины. Конные упряжки проезжали редко. Население окрестных поселений добиралось в городок в основном пешком, грузы можно было перевезти только на волах. Как когда-то чумаки. Только управляли волами не молодые казаки, а седые, усатые старики. А так то же самое: беспросветное болото, медленная унылая дорога, а вместо татар немцы. Волы пока были, но вскоре их заберут на мясо. Война съедала всё.