Ринг за колючей проволокой
Шрифт:
Мищенко помолчал, а потом продолжил:
– Это был летчик штурмовой авиации майор Таламанов. Мы с ним служили в одном полку. Он попал в плен раньше меня, и я с ним столкнулся в Ноймаркском концлагере. В Ноймарке он решил пойти служить в немецкую гражданскую транспортную авиацию. На наши укоры Таламанов отвечал, что дома у него дети, что он может тут зазря погибнуть, а если пойдет служить к немцам, то при первой возможности перелетит к своим. Но мы не доверяли ему и презирали.
– Как же он попал в Бухенвальд?
– Говорит, представилась оказия, и он попытался совершить перелет к нашим. Его поймали и отправили сюда.
– А может, специально забросили?
– Не думаю, кажется, он не из таких. В шпионы идут те, кто ненавидит Советы, кто навсегда порвал с Родиной. А у Таламанова на Урале дом, семья, дети… Но что с ним стало! Какой у него вид! Он хнычет, просит поддержки и помощи. Горы мертвецов и пламя крематория довели его до безумия. Глаза ошалелые, весь трясется. Противно и жалко.
Андрей задумался.
– А что о нем говорят?
– Я справлялся в пятьдесят шестом блоке. Целые дни на свалке копается, выискивает крошки съедобного, попрошайничает… Ухватился за меня, дрожит. Он знает, что в Ноймарке я был в подпольной организации, догадывается, что и здесь существует подполье. Просит ввести, познакомить с товарищами, обещает выполнять любые задания. Что с ним делать, не знаю.
– Не верю таким.
– Мы с ним из одного полка. Воевал, был неплохим летчиком, – Мищенко размышлял вслух. – Может, он не совсем такой, как мы о нем думаем, немецкий самолет увести хотел. Как же быть с ним?
Бурзенко ответил не сразу. Жизнь в плену научила его быть осторожным. Он понимал товарища, но в таких делах лучше десять раз проверить, чем один раз доверить.
Андрей вытащил кусок хлеба, тот, что ему передали друзья из кухни, и протянул его Мищенко.
– Вот, отнеси ему пайку. А знакомить не надо ни с кем.
На этом они и порешили.
Смертельная опасность нависла над организацией. В ту ночь, когда Андрей и Мищенко разговаривали о Таламанове, в сыром подвале крематория гестаповцы пытали активных подпольщиков: восемнадцатилетнего комсомольца Тимофея Савина и коммуниста Григория Екимова.
Нацисты догадывались, что в лагере существует тайная коммунистическая организация. Они подозревали, что двое русских с ней связаны. Гестаповцы стремились вырвать у них признания. Но те молчали.
Особенно большое подозрение у нацистов вызывал Григорий Екимов. Они его пытали особенно зверски. Но он молча переносил муки и на все вопросы отвечал одно и то же:
– Не знаю…
Ничего не добившись, гестаповцы отправили Екимова в город Веймар, в руки более квалифицированных палачей.
О мужественном поведении Григория Екимова подпольщики узнали от немецкого коммуниста, арестованного вместе с ними. Его после пыток в гестапо вернули в лагерь. Конвоир по ошибке вместо карцера привел политзаключенного в барак. Он пробыл в нем несколько часов и успел рассказать друзьям о допросах.
Напряжение в лагере не ослабевало. Допросы в веймарском гестапо продолжались, и судьба подпольной организации зависела от стойкости арестованного. Григорий Екимов, являясь связным, знал очень многое.
Гестаповцы прижигали ему губы раскаленными углями, били резиновыми дубинками, вздергивали на дыбу. Но никакими побоями они не могли заставить его говорить. Тогда гитлеровцы, взбешенные упорным молчанием русского, применили усовершенствованную пытку. Они связали непокорного пленника и втолкнули его в так называемую камеру признаний.
«Камера признаний» – это продолговатый железный ящик, размером семьдесят на сто сорок сантиметров. Его заднюю стену составляли две трубы парового отопления. Они нагревали воздух в ящике до шестидесяти градусов. Брошенный туда человек мог выдержать не более пяти суток.
На третий день гестаповцы открыли дверь «камеры признаний», выволокли полуживого Григория и продолжили допрос…
Три недели нацисты пытали Екимова. Три недели подпольщики ждали начала массовых репрессий.
Ничего не добившись, гитлеровцы вернули в Бухенвальд умирающего Григория. Его было трудно узнать. На теле не оставалось места, где бы не было кровоподтеков и синяков. Подпольщики уложили героя в больницу. Узники-врачи старались сделать все возможное, чтобы спасти ему жизнь. Антифашисты различных национальностей с благодарностью отдавали Григорию лучшие продукты из посылок. В больницу приходили целые делегации узников и с восхищением смотрели на русского коммуниста. Ведь это благодаря его мужеству и стойкости Бухенвальд был спасен от массовых репрессий и убийств…
Много усилий потратили благодарные товарищи, но спасти жизнь героя оказалось невозможно. Все усилия врачей были тщетными.
Бурзенко день и ночь дежурил у кровати товарища. Он не отходил ни на минуту. На третий день после возвращения из веймарского гестапо Григорий Екимов ненадолго пришел в себя. Он открыл глаза и прошептал окровавленными губами:
– Ну что вы так смотрите на меня… Не надо… Мы снова вместе… Что-нибудь делайте… Пойте!
Николай Симаков отвернулся и украдкой вытер слезы. Андрей Бурзенко осторожно взял руку Григория и шепотом запел:
Вставай, проклятьем заклейменный,Весь мир голодных и рабов…Подпольщики обступили кровать героя, обнялись и, глядя на проясняющееся лицо умирающего, дружно чуть слышно пели:
Добьемся мы освобожденьяСвоею собственной рукой…В палату вбежал Гельмут Тиман.
– Что вы делаете? Больному нужен воздух и покой… Отойдите!
Но начальника операционного отделения никто не слушал.
Выглянув за дверь и что-то сказав дежурным, Тиман вернулся к кровати Екимова. Он обнял за плечи Симакова и Бакланова и стал тихо подпевать по-немецки:
Это есть наш последнийИ решительный бой…Через несколько минут Григорию Екимову стало плохо. Дыхание прерывалось. Жизнь покидала его.
Собрав остаток сил, Григорий чуть слышно прошептал:
– Если бы у меня было две жизни… я бы, не задумываясь, отдал их Родине… Ведь мы русские… Ленинцы!
Глава тридцать восьмая
Зеленые решили наконец покончить с Андреем. Они натравили на русского боксера одного из главарей преступного мира, бывшего боксера-профессионала Вилли. Вилли обладал страшной силой. Для потехи эсэсовских офицеров помощник главного палача часто демонстрировал свое «искусство»: в подвале крематория одним ударом убивал истощенных узников. Вилли, или, как его называли зеленые, боксмейстер Вилли, считался одним из самых жестоких и коварных головорезов. Заключенные Бухенвальда знали, что боксмейстер Вилли вместе с гестаповцами принимал участие в убийстве товарища Тельмана… И вот этот известный садист изъявил желание встретиться с Андреем.