Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Сокамерник мой (предполагаемая «наседка») завозился под шинелью на своих нарах, зачмокал губами, перевернулся на другой бок и затих.
Гадать кто можно бесконечно, у меня слишком мало данных. Доступ в дом имеет неограниченно широкий круг лиц: хозяева, торговцы, профессиональные воры (криминальный элемент для вербовки вполне подходит). Проник злодей в дом, когда никто не видит или не обращает внимания, порылся в моих вещах – и вот уже нет вакидзаси в моём вещмешке. Как они его японцу передали? Ну, мне же моя китаяночка как-то передала записку через раздатчика пищи.
С
Чувствую на себе пристальный взгляд. Оборачиваюсь. Так и есть, сосед проснулся.
– Тело затекло, решил немного разогнать кровь. Если помешал, не обессудьте.
– Да какое помешал. Вы правы, не у мамы на пуховых перинах ночуем.
Сосед, кряхтя, слезает со своих нар.
– Не против, если присоединюсь?
Пожимаю плечами. Пусть разминается. Машем руками, ногами, крутим туловищем. Сокамерник явно знаком с какой-то системой физподготовки, или, как её тут называют, гимнастикой.
– Гляжу и не могу понять, – любопытствует пехотный сосед, – вы, господин штабс-ротмистр, по какой системе занимаетесь? Мюллер? Сокольская гимнастика? Фихте?
Чёрт! Знать бы ещё, чем они тут друг от друга отличаются. Не говорить же правду – базовый комплекс упражнений Министерства обороны Российской Федерации.
– Сам разработал, – отбрехиваюсь я, – из разных систем взял то, что больше мне подходило.
После занятий уснул быстро, да и сосед своим храпом не донимал. Может, взять за привычку заниматься с ним по вечерам? И сон спокойнее будет.
С утра нас вывели на оправку, потом завтрак. Чай, жидкая каша-размазня из риса с волоконцами мяса, пара кусочков плохо пропечённого хлеба. Удивительное дело – на всех гауптвахтах кормёжка сильно хуже даже солдатского котла. Или это такая дополнительная воспитательная мера? Чтобы жизнь совсем уж мёдом не казалась?
Почти сразу после завтрака меня забирает конвой и после непродолжительной уличной прогулки представляет пред светлы очи Дзатоева.
Какой разительный контраст. Сегодня «борец со шпионажем» – сама любезность и предупредительность.
– Курите? – подвигает он мне пачку папирос.
– Благодарствуйте, бросил.
– Что так?
– В госпитале узнал, что капля никотина убивает лошадь.
Мне удалось удивить своего визави.
– Шутить изволите, штабс-ротмистр?
– Никак нет. Кто-то из госпитальных эскулапов обмолвился. Мол, британские учёные установили. Должно быть, прочитал в каком-то медицинском журнале.
– Не помните кто?
– Увы. Обратил внимание на сам факт, а не на того, кто его озвучил.
На лице Дзатоева сомнение, он барабанит пальцами по столу. Чувствую, курить ему хочется, но мысль разделить участь лошади останавливает.
– Может, чаю?
Да что это с ним сегодня?
– Не откажусь.
Дзатоев подходит к двери, приоткрывает её.
– Филимонов! Два чая!
Ротмистр возвращается за стол. Да уж, разительная перемена по сравнению с нашей первой встречей. Вчерашняя догадка оказалась верна: Дзатоев играет в доброго и злого следователя. Обычно для такой разводки нужны двое, а он справляется один. Театр одного актёра какой-то.
– Вы же Елисаветградское училище заканчивали?
Ага, вот и проверка началась. Что у меня там в офицерской книжке записано? Вспоминай, Гордеев!
– Ошибаетесь, господин ротмистр. Тверское кавалерийское юнкерское.
Плюсик мне в карму, что сразу после госпиталя назубок выучил всё, что было в бумагах моего предшественника в этом теле.
– Так вы тверец [5] ? Выпустились в девяносто восьмом? При Кононове?
– Бог с вами, господин ротмистр, в девяносто втором. При Василевском.
5
Тверцы – прозвище юнкеров и выпускников Тверского кавалерийского юнкерского училища.
– Со сколькими баллами?
– С девятью.
Пока мне везёт, но чувствую – хожу по краю. Он же, гад, личность проверяет этими деталями. Но я же не зря ординарца своего мучил расспросами всё это время. Плюс других тверцов гордеевского выпуска в полку, на счастье, нет. Пока Дзатоев проверит мои слова, сколько времени уйдёт.
Филимонов приносит чай. Ставит на стол два стакана в серебряных подстаканниках, блюдечко с колотым сахаром, блюдечко с сушками. Странно он на меня смотрит, словно чего-то ждёт от меня. На лице некоторая обида, смешанная с недоумением.
По знаку Дзатоева Филимонов покидает кабинет. Отвлекаюсь на чай. Дзатоев неторопливо помешивает ложечкой в своём стакане, хрустит сушкой.
– А вот эти накидки из сетей, – контрразведчик с хрустом ломает в ладони очередную сушку, – это тоже в училище придумали?
– Да что вы, ротмистр? Тогда бы это было уже во всех воинских уставах.
– Сами додумались или подсказал кто?
Киваю.
– Нынешняя война поставила перед нами проблемы маскировки. Англичане недаром, начав войну с бурами в своих рачьих мундирах, быстро перешли на хаки. Да и наш солдатик своим умом дошёл, что в белой гимнастёрке он слишком заметен на поле боя. У меня бойцы чем только ни красили, даже в отваре чая форму выдерживали. Так что я просто творчески развил то, что придумали до меня.
– Ваши подчинённые рассказывают, что вы предложили и птичками свистеть вместо того, чтобы русским языком отдавать команды.
Чёрт, на какую опасную трясину он меня подталкивает. Увязну – не выбраться будет. Он же ведёт к тому, что я свои «шпионские» навыки использую.
– В разведке лучше как можно меньше привлекать к себе внимание. А птичий крик – естественный природный звук. К тому же мы ранее договорились с бойцами, какой свист что означает: «внимание», «опасность слева», «враг в количестве пяти человек»…