Шаль
Шрифт:
Много лет спустя Арсений понял, что в то время дяде за его действия могли дать очень большой срок, даже несмотря на все его могущество, если бы Арсений кому-нибудь рассказал обо всем, что происходило между ними. Но он почему-то не жалел, что не сделал этого, и вообще не держал на дядю особого зла.
После всего, что произошло на даче, он чувствовал какое-то превосходство над сверстниками, ощущал принадлежность к тайному миру взрослых. Это ему нравилось. Мальчишки уже начинали интересоваться девчонками, и Арсений чувствовал себя среди них знатоком, хотя подспудно понимал, что его личный опыт какой-то неправильный.
«Я всегда мог пожаловаться маме, и она прекратила бы все, — думал он, — но я этого не делал. Значит, не хотел. А его угрозы были просто смешны, и он и я понимали, что это не всерьез, можно сказать, ради приличия». Он почему-то забыл, что в тот момент действительно боялся…
Его дядя был садистом и педофилом, так бы называли его сегодня. Он получал удовольствие, когда доставлял боль жертве, когда мучил ее физически и морально.
Через какое-то время Михаил Павлович как-то незаметно исчез из его жизни и не появлялся вплоть до его совершеннолетия, видимо, все-таки испугался подозрений окружающих и возможной огласки.
Да и Арсений начал увлекаться противоположным полом, хотя очень быстро заметил, что в этом тоже есть что-то странное — ему хотелось доминировать и полностью владеть девушкой, ее душой и телом, мучить ее.
Михаил Павлович не обманул его: Арсений с первой же попытки поступил в престижный вуз. С дядиной ли помощью, или он сам сумел сдать экзамены, он так до конца и не понял. Впрочем, насчет собственных способностей его одолевали некоторые разумные сомнения — как раз с того памятного лета Арсений совсем забросил учебу.
В следующий раз дядя появился, когда Арсений уже заканчивал институт. Впрочем, он был уверен, что дядя незримо присутствовал всегда, наблюдая за ним издали. Он предложил племяннику помочь с работой, устроил в фирму к своему знакомому, пообещав карьерный рост, если тот не будет зевать, а в будущем и свой собственный бизнес.
Арсений полюбил смотреть специальные фильмы, которые стало очень легко достать на рынках. Он смотрел их по видику, когда никого не было дома, и чувствовал себя совершенно счастливым. Он не знал, нормально ли это, не знал, с кем об этом поговорить. Одно время он даже думал лечиться, но потом оставил эту идею и решил быть таким, какой он есть. Дядя его сделал таким или же сама судьба — уже не важно.
И гораздо позже ему пришлось признаться себе — проблемы с Милой у него возникли неспроста. После всего того, что с ним случилось, ему следовало найти более порочную, земную женщину, Мила же была слишком чиста и наивна. Поначалу он и думать не мог, что влюбится в нее, что она станет для него каким-то наваждением. Он хотел лишь использовать ее, ведь если бы в армии прознали про его наклонности, ему было бы несдобровать. Но это произошло как-то само собой. И теперь он ничего не мог с собой поделать — его влекло к ней со страшной силой, и он только злился все больше и на себя, и на нее, не в силах отказаться от соблазна и мучая ее.
Москва, октябрь 2006-го
Лариса толкнула металлическую дверь и очутилась в темном помещении с низким потолком. В нос ей шибанули тяжелые, обволакивающие запахи восточных благовоний. Недалеко от двери стоял огромный застекленный шкаф, в котором почему-то был выставлен чай в банках, испускавший дурманящий запах, и мудреные чайные принадлежности. На стенах развешаны фотографии людей в каких-то длинных одеждах с блаженными улыбками на лицах.
«Хорошо им, наверное, — подумала Лариса, — как бы научиться так же — ни о чем не думать».
Навстречу ей из-за стойки вышла невысокая девушка в белом кимоно, одетая так же, как люди на фотографиях.
— Вы к мастеру? Шики Чину? — спросила девушка.
— Видимо, да, — Лариса достала платок и неуверенно вытерла лицо. Здесь все почему-то пугало ее, приводило в трепет.
— Присядьте, — девушка кивнула на мягкий кожаный диван и исчезла за дверью.
Через пару минут вошел сам Шики Чин, высокий человек с карими маслеными глазами. Он был азиатом, но какой национальности, Лариса не поняла, может, и японец, а, может, бурят или калмык.
— Вы ко мне? — спросил он на чистейшем русском языке.
Лариса обреченно кивнула.
— Пойдемте, — он отрешенно пожал плечами, кивнул и повел ее к себе в кабинет.
Там было так же полутемно, как и в приемной, благовония пахли совсем уж нестерпимо, у нее тут же заболела голова.
Под тяжелым немигающим взглядом Учителя Лариса как-то сразу потеряла остатки решимости, почувствовала себя маленькой девочкой, которая сломала куклу, а теперь просит взрослых починить ее.
— Зачем тебе это? Зачем пришла сюда? — спросил он строго.
— Мне кажется, в моей жизни происходит что-то не то, — сдавленно произнесла она, пропустив мимо ушей то, что к ней сразу же обратились на «ты».
— Ты хотела бы это изменить?
После почти двухчасовой беседы Лариса почувствовала облегчение. То, что говорил Учитель, казалось ей правильным, мудрым, от всего этого веяло каким-то глубоким откровением.
Из центра Лариса уходила уже совсем другим человеком, как будто скинувшим груз своих проблем на широкие плечи Шики Чина. Она ощущала приятную легкость, как будто наконец кто-то догадался проветрить у нее в голове и выпустить тяжелый спертый воздух неприятных мыслей. В сумке она уносила несколько брошюрок, любезно подаренных Учителем.
Все ведь очень просто и понятно. Погружайтесь в себя. Любите себя таким, какой вы есть. Чувствуйте свои желания. И не оглядывайтесь на косные законы общества. Как она раньше не догадалась, что жить надо именно так?
Лариса приняла всю эту дикую смесь новомодных психоделических практик и восточной философии сразу, всем сердцем, без малейшей доли критики и сомнения.
Москва, август 2008-го
Владимир Степанков летом отдыхать, как правило, не ездил. Ему удавалось вырваться из города в мае да осенью, во время ноябрьских праздников. На Новый год он оставался в Москве. В конце года было много работы. Так он жил много лет и, в общем-то, привык к этому. Но к концу августа незаметно накапливалась усталость. Причем усталость нешуточная, за ночь он не успевал отдохнуть.