Шаль
Шрифт:
— Но это же Москва. Напротив, в вечернем платье вы бы всех там удивили…
— Ладно, вам виднее. Однако пора поискать места, скоро мой любимый Лью Табакин, — сказала она, озабоченно поглядев на часики.
Степанков наметанным глазом отметил эти антикварные, маленькие золотые часики. Да, не все так просто, как ему хотят показать. И еще что-то случилось. И (он очень надеялся) он, Степанков, имеет к этому отношение. Если бы… Однако с этой особой надо держать ухо востро: настроение у нее меняется, как погода весной…
Они поискали свободные кресла и нашли их в разных местах. Степанков перетащил кресла в задний ряд, где было просторнее, но все видно и слышно.
От холодного пластика противно
— Вам не холодно? Вот, можете набросить на плечи.
— Спасибо, не нужно, — отмахнулась она, — у меня куртка плотная. Вы смотрите… И слушайте…
Степанков оглядывал публику. Справа от эстрады сгрудилась стайка молодежи. Девушки и парни пританцовывали, каждый двигался так, как нравилось, для себя, не обращая внимания на окружающих. Володино внимание привлекла пара примерно его возраста. Плотный мужчина обнимал сзади тонкую блондинку, и они вместе покачивались в ритме. Он как бы согревал ее руками. «Наверное, супруги. Она маленькая и энергичная, а он основательный и сильный», — с завистью подумал Степанков.
На сцену вышла очередная группа джазистов. Знаменитый музыкант, крупный мужчина с черной бородой и в восточной шапочке, похожей на тюбетейку, вместе со своей группой играл длинное произведение с восточными мотивами, которое, вопреки этим мотивам, называлось «Дорога на Запад». Мелодия переливалась и монотонно текла, как будто идет восточный караван — длинная вереница верблюдов. Гитарист крутился с гитарой вокруг своей оси, присаживался в экстазе на корточки. Степанков поймал этот ритм, который все тек и тек, пока не иссякнет терпение музыкантов. Зрители ерзали, скрипели стульями, переговаривались. Мила слушала внимательно.
В перерыве Степанков спросил ее о дочке и свекрови.
— Лиза с бабушкой гостят на даче у моей подруги. Я их заберу через неделю. А что? Вам нужна Зоя Павловна? Или Лиза? Она часто вспоминает ваш поход в парк. Мы вам очень благодарны.
— Вы не представляете, что это за день был для меня! Столько открытий, впечатлений. А Лиза… Нет, ничего не буду говорить… Только, наверное, испорчу. Да и вас, честно говоря, побаиваюсь… Такая тигрица нежданно-негаданно просыпается…
— Да, это бывает, — засмеялась Мила. — Но и вы меня поймите. Девочка не простая. Вас я еще не знаю… Не знала… Теперь, кажется, знаю. Вы… вы… как это… да, вот — благонадежный. Свекровь я ругать не стала. Она легковерная, как ребенок. И импульсивная. Нет, вы только представьте — пошла просить подаяния! Надо же было придумать! Я чуть не свихнулась, когда узнала. Так что ее тоже следует контролировать, хотя она мне много помогает. Не знаю, как бы я без нее выжила.
— И давно вы так? Одна…
— Почему одна. Я с дочерью, со свекровью. Это — семья. Если вы имеете в виду моего мужа, то да, давно. Только сейчас я поняла, что все время была одна. Этот брак был видимостью… Но не будем об этом… Вечер удачный, дождя нет, да и мы еще мало знакомы для подобного разговора.
Степанков хотел было сказать, что вот, мол, и хорошо бы поближе познакомиться. Он даже несколько раз мысленно произнес эту фразу, так и эдак. Но даже в мыслях она звучала как-то пошловато, по-бонвивански, что ли. Поэтому он только вздохнул и промолчал. Мила ответила на этот вздох улыбкой. И тут он вдруг подумал, что в командировке с ней что-то произошло. Ох, уж эти киношники… Умеют они крутить романы с девушками любого возраста. Он еще раз вздохнул и искоса глянул на ее профиль. Был у нее кто-то? Над ним она тоже издевалась, язвила? Или ее просто целовали, брали без сопротивления, и ей было хорошо? А что же тогда он, Степанков? Зачем он ей, если у нее уже кто-то есть? Он вздохнул в третий раз, и Мила рассмеялась.
— Тихо, не мешайте… Страдайте чуть-чуть потише…
Она
— Вам не холодно? Может, рекламного кофе?
— А что? Все пьют. Хотя я не люблю растворимый. А вдруг этот настоящий?
Нет, все равно эта вредная девица вся там, далеко от него. Хотя сегодня она не вредная, наоборот, очень даже любезная, и впереди их ждет ужин, на который она милостиво согласилась.
Кстати, куда они пойдут? Сегодня пятница, столик надо было заказывать заранее. Он спросил у стоявшего рядом в очереди за кофе мужчины, когда закончится концерт, тот с недоумением посмотрел на него. У Володи из кармана торчала программка. Он позвонил в ресторан «Ваниль» и заказал столик на двоих — на десять тридцать.
Ожидаемый просвещенной публикой, и Милой в частности, Лью Табакин оказался седым господином небольшого роста. Вид у него был деловой и озабоченный. Седые волосы на голове переходили в такую же седую бородку. Никакой бравады крутого джазмена. Он по-деловому поклонился публике, внимательно выслушал, как ведущий по-русски перечислил весь список его заслуг и наград, полученных им вместе с женой, пианисткой и композитором с японским именем.
«Ну вот, и у него есть жена, — подумал Степанков. — Она заботится о его карьере, творческом росте. А я больше всего на свете люблю свободу и одиночество. И еще не люблю оправдываться. А в последнее время только этим и занимаюсь. Возможно, буду бит, если вспомнить дедовы афоризмы».
Список заслуг знаменитости все еще зачитывали со сцены. Сыпались имена, фамилии, названия городов и прочих мест обитания людских особей. Это звучало внушительно, загадочно и как известные только избранным символы какого-то большого и незнакомого мира, о котором ты слышал, но забыл.
Господин Лью Табакин взял в руки саксофон и заиграл. Звук пошел густой, полный силы. Из легких этого невзрачного человечка в обычном коричневом костюме шла мощная мелодия, уносящая людей в заоблачные высоты. Степанков искоса глянул на Милу. Она слегка подалась вперед, замерла, и лишь ее тонкие пальцы и кисть руки непроизвольно двигались в такт музыке. Она этого, видимо, не замечала. Обручального колечка на безымянном пальце правой руки не появилось. Степанков удовлетворенно хмыкнул и тоже погрузился в мелодию. Табакин исполнял одно произведение за другим, знакомые и незнакомые мелодии следовали поочередно, без перерыва. Потом он перестал играть, и ведущий объявил, что Табакин еще и виртуоз-флейтист. Так и оказалось. И на этом инструменте музыкант показал джазовый класс. Болеро хоть и напоминало, как ему и полагалось, что оно болеро, но это было еще и нечто новое, а не давно известные ритмы, как у предыдущей московской группы.
Концерт закончился, и они пошли к выходу. Мила молчала. Степанкову хотелось взять ее под руку или обнять в темноте за плечи, но он сдержался, предоставив чувствам учащать его пульс.
В «Ваниль» они приехали быстро, остановив на Садовом кольце какую-то старенькую машину. Перед входом Мила спросила еще раз:
— Володя, а вы уверены, что можно вот так, по-простому заявиться туда?
— Я же говорю, что можно… Вы одеты, как надо, у нас же просто ужин, а не праздник или банкет.
Он подтолкнул ее, как упрямого ребенка, и они оказались на верхней ступеньке лестницы модного и стильного ресторана. Володю здесь знали, он бывал в «Ванили», обедал с деловыми партнерами. В этом дорогом месте и изысканные яства, и обслуживание были высшего класса: небольшие по объему и массе блюда умели насытить самого прожорливого гостя. Продукты здесь отличались свежестью и высоким качеством, что и было здешним фирменным знаком.