Шаль
Шрифт:
Правда, в поездках на Урал, в Сибирь иногда случалось выбираться на природу. В жаркие страны он летом не ездил, не любил жару. Хотя такие понятия, как любишь — не любишь, давно забыл. Если дело требовало, если надо было ехать, то он мог отправиться летом хоть в Экваториальную Африку.
Однажды утром он получил письмо по мейлу. Адресант был незнаком, и Степанков сначала не хотел открывать письмо: в то лето все говорили о «злобных» компьютерных вирусах, и системный администратор в их офисе просил пропускать всю почту через антивирусную программу. «Благотворительность», — значилось в пометке.
Послушать музыку на открытом воздухе? Очень хорошо! А то весь мировой климат прячется в кондиционере, а природа видна только из окна машины. Одно слово — бизнесмен.
Он ответил согласием. Предложил прислать машину. Однако она ответила, что ей удобнее будет встретиться с ним прямо у кассы, в семь тридцать вечера. Что ж, придется поджать рабочий день, то-то подчиненные будут рады.
Ждать не пришлось. Мила явилась точно в назначенное время. Он искал в толпе девушку с длинными светлыми волосами и странной черной макушкой, а устремилась к нему совсем другая. И все же это была Мила. Он узнал ее по легкой походке, открытой улыбке, зеленые глаза, правда, спрятаны за темными очками, но он-то знал, что они там. Но как она изменилась!
К нему шла стройная, высокая шатенка с короткой стрижкой, волосы надо лбом стоят густым ежиком, шея открыта. Джинсовый костюм, узконосые туфли на низких каблуках, на тонком запястье позвякивают серебряные браслеты, а на плече болтается расшитая сумка. Она сняла очки, и на загорелом лице вспыхнули знакомые зеленые глаза. Никакой косметики.
У Степанкова что-то ворохнулось в груди. В горле пересохло, а ладони, напротив, стали влажными.
«Влип!..» — подумал он весело.
— Володя, здравствуйте! Как я рада вас видеть!
— Здравствуйте! Что с вами? Я вас не узнаю…
— Богатой буду… Ну, так мы идем? Этот фестиваль уже не первый день как начался… Сегодня играют американцы… Лью Табакин, знаете, да?
— Нет, не знаю. Но сегодня надеюсь ликвидировать этот пробел. Где тут продают билеты?
— У меня уже есть. Я не знала, пойдете ли вы. Джаз — дело такое… На любителя. Касса в беседке. Купите программку, я забыла… — крикнула она ему вслед.
Перед входом им преградили дорогу охранники с металлоискателями. Милу попросили показать сумку. Она удивилась, потом покорно протянула свой расшитый мешок.
— Я что, похожа на шахидку? — шепнула она Степанкову.
— На кого?
— На шахидку! Смотрите, обыскивают только девушек. Вы что, телевизор не смотрите и газет не читаете? Как только я перестала быть блондинкой, меня все время останавливают.
— Ну, что-то злодейское в вас есть… Меня, например, вы все время держите в напряжении. Видите, я и сейчас волнуюсь. И причина неясна.
— Ладно, дамский угодник. Вам бы только посмеяться над бедной девушкой.
— Как раз напротив, очарован.
Мила внимательно посмотрела на него и озорно улыбнулась:
— И все-таки вам моя стрижка нравится!
— Вы с ней совсем другая…
— Да, другая…
Перед ними открылось пространство сада, летняя эстрада в глубине, на ней неистовствовал высокий саксофонист. Зрители сидели в летних пластмассовых креслах. Были и те, кто предпочитал стоять. Они пританцовывали в такт ритму, который задавал саксофон. Степанков огляделся, ему было хорошо. Мила — какая-то родная, близкая. И эти веселые люди тоже будто родные и близкие. Музыка ритмичная, легкая, дразнящая…
Мила между тем была собранна и сосредоточенна:
— Давайте найдем места, пока не начал играть Табакин. Это будет интересно, я обещаю. И долго. Устанем стоять. Все группы играют по часу. Хотя у нас еще есть время. Можем пока погулять по саду.
— Берите руководство на себя. Я здесь не был, ничего не знаю. Ведите, куда хотите, ставьте задачи. Я в вашем распоряжении.
Честно говоря, Степанкову хотелось быть поближе к сцене, к музыке, слушать и смотреть, стать частью этой разношерстной публики.
Но Мила повела его в глубь сада, под высокие деревья. Там на туристических ковриках, а то и прямо на траве лежали и сидели молодые люди. Они пили кофе, который в честь рекламной акции бесплатно разливали на стойках «Нескафе».
— Смотрите, как молодежь ответственно подошла к фестивалю, на целый день пришли — валяются, отдыхают. Подготовились, подстилки принесли. Как в Лондоне. Слушают не всех, а избирательно, кого любят и знают. Какие у нас люди продвинутые стали. — Мила оглядела валяющихся на траве, подошла к свободной скамейке и пригласила Степанкова присесть. Открыла сумку и вынула белый конверт:
— Вот здесь часть долга, триста долларов, и новая расписка. Старую порвите сами. Остальные деньги я отдам тоже по частям, если вы не возражаете.
Степанкова будто холодной водой окатили: так, это же сугубо деловая встреча. Мила просто совместила приятное с полезным. Ничего зря не делает. Но, с другой стороны, ей наверняка важно было собрать и вернуть эти деньги.
— А я все не могу прийти в себя от впечатления, которое вы произвели на меня. Просто ошарашили. Сейчас вы совсем, совсем другая.
— Да, другая. По крайней мере стараюсь стать другой, завязать, как говорят уголовники, со своим прошлым. Мне наконец удалось хорошо поработать. Это тоже немаловажно. Я поняла, что могу самостоятельно начать новую жизнь. Ничего и ни от кого не ждать. Никаких милостей от других. Я так давно не была собой…
— А что, если мы отметим это?
— Что — это? И как отметим?
— Начало вашей новой жизни. Ужином в приличном ресторане…
— Это любопытно — начать новую жизнь с ужина в ресторане с вами, — девушка озорно прищурила глаза. — Но я не одета, как подобает в таком торжественном случае.