Штундист Павел Руденко
Шрифт:
богатому жениху всякая девушка должна радоваться.
– Мама, что вы говорите! – вскричала Галя, ломая руки. – Что мне в том, что мне станут
завидовать, когда мне счастья не будет.
– Что ты, дочка, Господь с тобой. Еще беды накликаешь. Стерпится- слюбится. Да ведь
Панас парень хоть куда, – молодой, и ус у него черный.
– Мама, не с усами жить – с человеком.
– Что ж, и человек он ничего себе и тебя любит. – Да я-то не люблю его. Не пойду я за него!
–
– Что ты, как не пойдешь, когда отец велит? – с испугом сказала Авдотья. – Наше дело уж
такое бабье – что велят, то и делай. И я девкой была, знаю. Уж как я за твоего отца идти не
хотела, как просилась! И старше он меня был и другую девку любил, бедную. А наши семьи
были богатые. Ну и повязали рушниками. Горько было, а пошла. Не ты первая, не ты последняя,
дочка моя бедная.
Старуха размякла снова, разжалобившись над своим собственным девичеством, и стала
жалеть и голубить дочку.
Галя молчала, не отвечая на ее ласки. Она знала, что от матери ей не будет поддержки.
"Скажу отцу, – думала она. – Упаду ему в ноги. Буду просить, чтоб не выдавал за немилого.
Может быть, он меня пожалеет". Она проплакала добрую половину ночи и встала бледная, с
красными глазами.
Войдя со двора к завтраку, Карпий взглянул на нее внимательно и строго. За столом не
проговорил ни слова, много ел и посматривал исподлобья то на Галю, то на жену. Он
чувствовал, что с дочкой что-то неладно, и ему досадно было, что приходится ломать ее. Он
никого не любил, кроме дочки.
Галя убрала со стола и, сложив скатерть, уложила ее на полку. Откладывать объяснение
дольше было непорядок.
– Ну, дочка, знаешь небось, что Бог тебе хорошего жениха послал. Охрим сам приходил
просить. Приданое я тебе дам хорошее. Охрим за сыном тоже дает немало. Семья хорошая,
богатая. На неделе сватов зашлет. Так ты уж того, не подай ему печеной тыквы.
Галя побледнела.
– Тато, чем я тебе не угодила, что ты меня из дому вон хочешь? – сказала она почтительно.
– Дура, не век же тебе в девках сидеть. Уж твои подруги все почитай замуж повыходили. И
тебе пора.
– Тато, не хочу я замуж, – сказала она тверже, подходя к отцу. – Твоя надо мной воля. А
коли любишь меня, не гони меня в чужую семью.
– Эх, зарядила девка: не хочу, да не хочу, – с сердцем сказал Карпий. – Врешь ты все.
Всякая девка норовит замуж выскочить. Панас – первый жених в округе. Другая бы овечку перед
иконой поставила, а она кобенится.
– Тато, не люб мне Панас. Не будет мне с ним счастья, Не губи меня, тато.
одна.
Она закрыла лицо руками и опустилась перед ним на землю, положив русую голову ему на
колени,
– Экая оказия! – проговорил Карпий.
Ему жалко было дочки и досадно было на себя, что он готов забыть все и уступить тому,,
что он считал ее дурью.
– Ну чего ты, дурочка, – сказал он ласково. – Я ведь не ворог тебе и твоего же добра хочу.
Ну, чего ты? Штундарь, что ли, тебя с толку сбивает?
Галя ничего не сказала, только крепко прижалась к нему.
– Ну встань, сядь тут, поговорим толком.
Галя поднялась и села на лавку, прижавшись к углу.
– Ну что, – продолжал Карпий, – штундарь хочет сватов заслать, что ли?
– Хочет, – чуть слышно проговорила Галя краснея.
– Так ведь что он против Панаса? Его Панас купит и продаст и опять купит. Одной земли у
старого Охрима на трех твоих штундарей. Эх, дура девка! Послушай старика, я тебя неволить не
хочу. Не все миловаться будете. Жить надо. Вот тут и узнаешь, что такое богатство.
Он остановился, ожидая ответа;. Но Галя молчала.
– Вам, молодым, где это понять? Глупы вы еще,- снисходительно продолжал Карпий. – Да
что? сказал он тебе, что одумается и свое глупое штундарство бросит? – допрашивал он, еще
больше смягчаясь.
– Нет, не бросит! – проговорила Галя.
– Не бросит? – переспросил Карпий, строго хмуря брови. – Так ты что ж, за некрещеного
идти согласна?
– Нет, не пойду я за него, некрещеного, – вскричала Галя. – Не хочу я ни за кого идти. Ни за
него, ни за Панаса. Дай мне дома остаться, таточка миленький.
Я так тебе угождать буду и работать на тебя буду, чтобы ты всегда мной доволен был, –
умоляла Галя. Авдотья, стоявшая все время безмолвно, вмешалась.
– Чего ее в самом деле торопить, – вступилась она за дочку. – Уважь ты ее. Пусть поживет
еще в девках. Только ведь и житья нашей сестре. В хомут-то всегда успеет да в неволю.
– Молчи, дура, – оборвал Карпий ее причитания. – Я думал, что взаправду что, а тут девка
сдурела, сама не знает, чего хочет, а ты, старая, нет чтоб ее разуму научить, сама туда же за ней.
Лучшего жениха во всей округе не найдешь. Шабаш! Быть ей за Панасом – и чтоб разговоров не
было у меня. Готовьте ржаники! Слышите?
Он стукнул кулаком по столу и сердитый вышел из избы. Бабы остались одни. Галя рыдала
в углу. Авдотья осторожно подошла к ней.
– Ну, Галечка, перестань, не плачь. Отец придет и хуже рассердится, – старалась она ее