Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
– Самоубийственная смелость?
– задумчиво проговорил Татенал.
– В этом есть некое очарование.
– Очарование и Лейза Грач плохо уживаются. Деревенская похоть? Да. Соблазн раствориться в бабе? Точно. Манипуляции, нежданные кары? Абсолютно. Ее улыбка и взгляд заставят дрожать даже короля-мужелюба. Ох, мы ведь это испытали не раз, верно? Ну, я воображаю...
Гарелко в этот миг завершил крутой поворот по тропе, и представшая перед ним сцена украла слова с языка. Шагавший почти по пятам Реваст поднял голову и замер.
На широком
Длинная шея твари изогнулась, высоко поднимая голову; Гарелко сорвал со спины окованный железом посох и прыгнул вперед.
Челюсти рептилии распахнулись, голова рванулась вниз.
Гарелко отскочил и вогнал конец посоха в правый глаз зверя.
Тот с ревом отдернул голову.
Секира уже была в руках Реваста, он вскочил на покатую спину валуна, ища высокую точку. Увидел, как тварь замахивается огромной когтистой лапой, и прыгнул - лезвие секиры встретилось с движущейся лапой, войдя меж пальцами, прорезало шкуру и дошло до костей.
Вздрогнув, зверь попятился - вырвав секиру из руки Реваста - и споткнулся о труп, служивший недавно пищей. Обнаженные ребра треснули и провалились словно хворостинки, тварь перевернулась на спину, придавив свои сложенные крылья.
Татенал поспешил встать между Ревастом и Гарелко, взмахнул широким двуручным мечом, глубоко врезаясь в левое бедро дергавшейся твари.
Она продолжила катиться, пока не уперлась в огромный валун. Столкновение сместило камень, заставив упасть на уступ ниже. Миг спустя туже же упал и зверь, пропав - лишь хвост взмахнул - из вида. Удары сотрясали почву - это валун продолжал безумное падение к линии леса.
Затем раздалось резкое хлопанье, и они увидели зверя, летящего на широких крыльях, огибающего опушку. Полет был неровным, голова повисла под странным углом. Секира Реваста блестела на солнце, надежно застряв между когтистыми пальцами.
Татенал поднял меч, показывая приставшую к краю чешую.
– Ладно, Гарелко, - вздохнул Реваст.
– Не просто тень.
– Лейза разбила лагерь здесь, - объявил Гарелко, изучив уступ.
– Смотри, как она затоптала угли костра - в точности как дома. Привычки жены образовали след, так что нам не надобны собаки для погони.
– Он снова забросил посох за спину и пошел по тропе. Остальные за ним.
– О нет, - продолжал Гарелко, - как я и говорил, в милой женушке мало очарования. Смертельная грация? Ох, верно. К поцелуям зовущая полнота бедра, когда она сидит сдвинув ноги, такая гладкая, ну как не погладить? Кто станет отрицать? А...
Продолжая болтовню, три мужа спускались к лесу.
Был почти полдень.
– Мужья, похоже, не спешат, - сказала Лейза Грач, - и дорого за это заплатят. Неужели я недостаточно соблазнительна? Недостаточно желанна?
– Она придвинулась к Ханако, так что плечи их соприкоснулись.
– Ну?
–
– Конечно, они сердиты на меня, и не зря.
Эрелан подал голос сзади: - Ты даже записки им не оставила.
– А! не подумала, признаюсь. Уже трижды чуть не сожгла дом. Во мне есть беззаботный чертенок - ох, не гляди так потрясенно! Я признаю свои грехи, какими бы привлекательными и возбуждающими они ни были! Но так или иначе у чертенка есть норов, ведь каждую ночь я должна видеть - снова и снова - как ослы-муженьки лопатами пожирают гадость, что я готовлю. У них нет вкуса?
– Должен быть, - возразил Эрелан, - раз они твои мужья.
– Ха, ха! Я попала в засаду. Тогда скажу так: за годы после первых мгновений ясности они позволили себе сползти в пучину тупой, унылой никчемности. Глотки у них как у псов, вздохи как у свиней - удивляться ли, что чертенок рычит и пинает угли, пока все ковры не начинают тлеть?
– Но что родило такую мстительность?
– спросил Ханако.
Плечо толкнуло его так сильно, что Ханако споткнулся.
– Поговори с девицей о браке!
Эрелан издал свой неуверенный смешок, Лейза обернулась к нему: - А ты! О воитель, носящий на себе все завоевания! Где твоя жена? Никто так и не помахал рукой, подманивая? Почему это мы, податливые твои отражения, не восторгаемся твоим уверенным мастерством? Твоей гордостью, твоей славой и гнилыми трофеями, свешивающимися с твоей персоны?
Ханако не решался поглядеть назад, увидеть действие ее тирады на Эрелана. Он был рад, что Лейза оставила его в покое.
– Твой ум звучит как песня, в каждом слове. Потому я засмеялся.
– Ты еще не испытал моего ума, - предостерегла его Лейза тихим тоном.
– И благодари за то грубых каменных богов.
– Она повернула голову.
– Ба, пора мыться. Ханако, милый юноша, когда дойдем до озера - если оно не мираж, созданный специально, чтобы обрушить женские мечты о достойном омовении - ты ублажишь мое тело мылом и маслами?
– Как насчет мужей?
– Ну, их ведь там нет, верно? Нет! Дураки, похоже, далеко отклонились от оставляемого мной следа. Собирают ягоды, верно, облизывают синие губы и болтают обо всем и ни о чем. Или нашли плоские плиты и греются на солнце - как делали там, пася стада. Думали, я не замечу их на склонах. У меня самые острые глаза, Ханако. Самые острые! Нет, они просто лживы и увертливы, подлы и ленивы.
– Тогда я помогу тебе на озере, - заверил Ханако.
Она снова прижалась к нему.
– Может, сейчас?
– Ты ведешь себя нехорошо, Лейза Грач.
– Я лишь дразню то, что прячется внутри тебя.
– Удивляться ли, что я стесняюсь?
Она махнула рукой: - Я смету твою сдержанность, Ханако Весь-в-Шрамах, Убийца Буйного Владыки. Пусть мужья сгниют. Я возьму любовника, и плевать на всех. Могу выбрать тебя, Ханако. Что думаешь?
– Предвижу для себя три смерти, ведь одной мне недостаточно будет.