Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Вы понимаете, что кто положилъ двадцать лтъ жизни на шатанье отъ Новаго моста до Луврской набережной и отъ Королевской площади до Кардинальскаго дворца, тому нельзя не знать людей. Я могу назвать самыхъ знатныхъ придворныхъ только до иху манер носить перо на шляп или подавать руку дамамъ… Вотъ, напримръ, графъ де Шиври, что сейчасъ былъ съ вами, когда кланяется съ улыбкой, то такъ, кажется, и говоритъ: ну, сударыня, нравится-ли вамъ это, или нтъ, а такъ нужно! Это — настоящій вельможа и я по истин горжусь тмъ, что состою у него на служб.
Сказавъ это, Пемпренель преважно завернулся въ плащъ и пошелъ дальше.
— Э! да въ этомъ маломъ есть-таки толкъ! проворчалъ Бриктайль сквозь зубы.
Когда былъ назначенъ день отъзда, капитанъ побжалъ въ трактиръ Внчаннаго Быка. Судя по раздававшимся оттуда пснямъ и крикамъ не могло быть никакого сомннья, что вся шайка въ полномъ сбор. Онъ засталъ ее, въ самомъ дл, пирующею вокругъ столовъ со множествомъ кружекъ и засаленныхъ картъ.
— Вставай! крикнулъ онъ, входя; походъ на завтра, а выступаемъ сегодня ночью. Вотъ вамъ на ужинъ сегодня.
И онъ гордо бросилъ на залитую виномъ скатерть два или три испанскихъ дублона.
Въ отвтъ раздалось ура и вс встали.
— Вотъ это такъ честно сказано! крикнулъ Пемпренель: деньги цвтомъ солнечныя, а вино — рубиновое — съ этимъ можно заполонить себ вс сердца!…
— Будьте вс готовы къ полуночи, продолжалъ капитанъ, и запаситесь оружіемъ и наступательнымъ, и оборонительнымъ. Намъ нужно стать на дорог у людей, провожающихъ одну знатную особу, которую мн поручено доставитъ къ кавалеру, который ее обожаетъ.
— Значитъ, похищеніе? спросилъ Пемпренель. Какъ это трогательно!
— Да, что-то въ этомъ род. Можетъ статься, будутъ тамъ слуги съ задорнымъ нравомъ, которые захотятъ вмшаться въ такое дло, что до нихъ вовсе не касается.
Великанъ, которому капитанъ сдавилъ такъ сильно кулакъ при первомъ знакомств, бросилъ объ стну оловянный стаканъ и совсмъ сплющилъ его.
— Я не видалъ еще глотки, которая бы не замолкла когда въ нее всадятъ вершка три желза, сказалъ онъ.
— А какъ повалите наземь всхъ черезъ чуръ горячихъ и любопытныхъ, продолжалъ капитанъ, — надюсь, никто изъ васъ не услышитъ стоновъ и воплей дамы?
— Ну, он вдь вчно стонутъ…. Мы будемъ глухи и нмы, отвчалъ Пемпренель.
— Но никто также не коснется ея и рукой!
— Мы будемъ однорукіе.
— А чтобъ никто не жаллъ, что пошелъ со мной, то если кто no неловкости лишится жизни въ свалк, его часть изъ приза пойдетъ товарищамъ, а эти могутъ ее пропить или проиграть, какъ сами захотятъ.
— Когда бъ то побольше было мертвыхъ! крикнулъ парижанинъ.
Горожане, которые выходили, покачиваясь, изъ пивоваренъ и изъ кабаковъ добраго города Зальцбурга, могли видть середи ночи — пока дозоръ его преосвященства епископа блуждалъ по темнымъ улицамъ — отрядъ всадниковъ, хавшихъ къ предмстью правильнымъ строемъ вслдъ за командиромъ огромнаго роста, который сидлъ прямо и крпко въ сдл, важно подбоченясь рукой. Гордая осанка его пугала пьяницъ, которые прятались подъ навсъ лавочекъ, и ночныхъ воровъ, которые убгали сломя голову.
А запоздавшіе честные люди думали, что это детъ капитанъ со своимъ эскадрономъ, котораго государь ихъ епископъ посылаетъ на помощь къ императору Леопольду, вздыхали о грозящихъ Германіи бдствіяхъ, поспшали домой и набожно крестились, вспоминая о туркахъ.
Выхавъ за городъ, капитанъ д'Арпальеръ смло пришпорилъ своего коня и направился въ горы, лежащія на дорог, по которой должна была прозжать графиня де Монлюсонъ. Въ этихъ горахъ онъ зналъ отличное тсное ущелье, будто нарочно созданное для засады.
XXXI
Коршуны и соколы
Нсколько часовъ спустя посл выступленія этого молчаливаго отряда, графъ де-Шиври съ гордой улыбкой подавалъ руку графин де Монлюсонъ, садившейся въ карету съ своей теткой, чтобы хать по той же самой дорог. Солнце вставало въ горахъ Тироля и освщало ихъ свжія вершины. Розовыя облака на неб внушали мадригалы Цезарю, который сравнивалъ ихъ нжные оттнки съ румянцемъ Орфизы и съ ея алыми губками.
— Взгляните, говорилъ онъ, небо улыбается вашему путешествію и утро окружаетъ васъ внцомъ изъ лучей. Не вы ли сами заря, освщающая эти поля?
Хотя Орфиза, особенно съ нкотораго времени, чувствовала очень мало симпатіи къ высокомрной особ своего прекраснаго кузена, но все-таки она была женщина и эти любезныя рчи пріятно щекотали ей слухъ. Въ веселомъ расположеніи духа она простилась съ живописнымъ Зальцбургомъ, оставшимся за ними въ туманной дали.
Веселости этой однакожь не раздлялъ довренный человкъ, распоряжавшійся ихъ путешествіемъ. Слышанное имъ въ Зальцбург разсказы о свирпыхъ татарахъ, грустный видъ пустынной мстности — все внушало ему печальныя мысли. Передъ отъздомъ, Криктенъ попробовалъ отговорить графиню; она только посмялась надъ его страхомъ.
— Ну! сказалъ себ честный слуга, теперь мн остается только поручить свою душу святымъ угодникамъ и исполнить свой долгъ, какъ слдуетъ.
И онъ смло похалъ впередъ въ голов позда.
Графъ де Шиври халъ верхомъ у дверцы кареты и обмнивался взглядами и довольными улыбками со своимъ другомъ, кавалеромъ де Лудеакомъ, который восхищался прелестными видами окрестностей. Никогда еще не бывалъ онъ въ такомъ восторг отъ красотъ природы. Вковые лса, шумящіе водопады, улыбающіяся въ тни деревьевъ долины, снговыя горы, висящіе на гребн скалъ древніе замки — все это вырывало у него крики удивленія. Стада и хижины его трогали. Онъ не былъ ужь придворнымъ, онъ былъ пастушкомъ. Орфиза, слушая его, улыбалась и сравнивала его съ Мелибеемъ.
— Смйтесь, сколько угодно, возражалъ онъ, а я чувствую, что мое сердце расширяется! Богъ съ нимъ съ этимъ воздухомъ, которымъ мы дышемъ въ дворцахъ! Невозможно, чтобъ поздка, начатая при такихъ очаровательныхъ условіяхъ, не привела къ чуднымъ результатамъ!… Я, по крайней мр, увренъ, что счастье ждетъ насъ на поворот дороги!
— Васъ или меня? спросила Орфиза.
— О! счастье будетъ настолько любезно, что обратится прежде всего къ вамъ — и этимъ оно только докажетъ свой умъ.
— А въ какомъ же вид оно появится? продолжала Орфиза, забавляясь шуткой.