Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Вотъ такихъ-то именно лицъ намъ и нужно, шепнулъ капитанъ на ухо Карпилло.
Онъ вынулъ изъ кармана кошелекъ и съ силой бросилъ его на столъ; раздавшійся металлическій звонъ привлекъ вниманье всего общества. Человкъ десять привстали съ мста вдругъ, машинально, десять паръ рукъ оперлись на столы и десять паръ блестящихъ, хищныхъ глазъ жадно впились въ тяжелый кошелекъ.
— Гм! произнесъ Карпилло на ухо капитану, это все равно, что класть голову въ волчью пасть!
— Перестань… я знаю, чего хочу!..
И вставъ во весь свой огромный ростъ,
— Нтъ ли между вами храбрыхъ солдатъ, которые не прочь бы были заработать денегъ изъ этого кошелька? Кто хочетъ, выходи впередъ… Я скоро доставлю случаи.
Человкъ двадцать перепрыгнули черезъ скамейки и, опрокидывая кружки и стаканы, бросились къ столу, вскрикивая въ одинъ голосъ:
— Я хочу! и я! и я!
Великанъ съ цлымъ лсомъ остриженныхъ какъ щетка волосъ надъ низкимъ лбомъ раздвинулъ сосдей локтемъ и, протянувъ руку, какъ тигръ свою лапу, сказалъ:
— Можно съ горсть и такъ взять, пока представится случай отработать остальное.
Но какъ ни быстро было его движенье, капитанъ, зорко слдившій за всмъ своими рысьими глазами, предупредилъ великана и, схвативъ руку его своей желзной рукой, сдавилъ ее такъ сильно, что тотъ вскрикнулъ отъ боли прежде, чмъ усплъ дотронуться пальцами до кошелька.
— Пойми хорошенько, сказалъ капитанъ: дать — я даю, но красть у себя никому не позволяю.
Онъ выпустилъ руку великана, открылъ кошелекъ, вынулъ золотой и, положивъ его въ онмвшую руку, объявилъ:
— Тебя я возьму, если хочешь, но съ однимъ условіемъ, чтобы ты слушался.
— Десять тысячъ чертей! отвчалъ великанъ, ощупывая свою руку, да за такимъ капитаномъ я пойду, куда онъ прикажетъ!
Вся толпа почтительно поклонилась; т, кто былъ поближе, сняли даже шапки.
— А вы, товарищи, продолжалъ капитанъ, вы тоже готовы идти за мной?
— Вс! вс!
— На тхъ же условіяхъ?
— Приказывайте; мы будемъ слушаться.
Высокій и худой человкъ съ лукавымъ и ршительнымъ видомъ выступилъ изъ толпы впередъ.
— Я парижанинъ и путешествую, чтобъ поучиться, сказалъ онъ; я принимаю ваше предложеніе, но прибавлю только одно условіе: гд бы мы ни очутились, чтобъ повсюду было порядочное вино. Пиво мн только пачкаетъ желудокъ, а вино напротивъ веселитъ меня и прочищаетъ мозгъ.
— А какъ тебя зовутъ?
— Пемпренель. Только чтобъ было вино, а остальное — мн все равно…
— Блое и красное, будешь пить что угодно.
— Хорошо! готовъ служить всякому, кто меня станетъ поить!
Капитанъ опять всталъ и, окинувъ взглядомъ всю толпу, указалъ пальцемъ тхъ, кто показался ему сильнй и ршительнй. Само собою разумется, Пемпренель попалъ въ число избранныхъ. Капитанъ сдлалъ имъ знакъ выстроиться у стны.
— Вы будете составлять главный отрядъ; остальные замнятъ тхъ неловкихъ, которые будутъ имть неосторожность попасть подъ пулю или наткнуться на шпагу… Вс вы позаботьтесь добыть себ хорошее оружіе…
Пемпренель улыбнулся, пошелъ въ уголъ комнаты и сильнымъ ударомъ ноги вышибъ гнилую
— Неугодно ли взглянуть? сказалъ онъ капитану, показывая на полный выборъ разнаго оружія, наваленнаго на полу и развшаннаго по стнамъ.
— Вотъ наши обноски. Вступая въ залу Внчаннаго Быка, мы обыкновенно закладываемъ ихъ хозяину, который поставляетъ намъ вино и живность до тхъ поръ, пока какой нибудь господинъ не возьметъ насъ къ себ на службу… Хозяинъ — и полный наслдникъ всхъ, кто погибаетъ въ стычкахъ,
— Должно быть, честный человкъ, проворчалъ Карпилло.
— И такъ, считая съ этого вечера, вы принадлежите мн, а вотъ на что и покутить сегодня ночью, сказалъ капитанъ, бросая на столъ нсколько монетъ… Каждое утро собираться здсь и ждать моихъ приказаній… По первому сигналу — надвать казакины и цплять шпаги.
— Ура, капитану! крикнула вся толпа, бросаясь въ погреба и на кухню.
Капитанъ д'Арпальеръ поклонился величественно и вышелъ, провождаемый восторженными криками, отъ которыхъ дрожали закоптлыя стны Внчаннаго Быка.
— Ты видишь, сказалъ онъ Карпилло, эти волки — что твои ягнята!
И, вернувшись къ графу Шиври, онъ доложилъ:
— Когда будетъ вамъ угодно, графъ, я готовъ!
XXX
Мина и контрмина
Мы разстались съ маркизомъ де Сент-Эллисъ, когда онъ, въ бшенств посылая ко всмъ чертямъ Гуго де Монтестрюка, убирался обогнать его на зальцбургской дорог. Отъ скорой зды онъ еще больше выходилъ изъ себя и отъ нечего длать разсыпался въ ругательствахъ.
— Славнаго молодчика, нечего сказать, предпочла мн! говорилъ онъ, стегая до крови бдную лошадь свою хлыстомъ… Молодъ, говорятъ, и красавецъ… Велика важность!.. Что-жь я, старъ и неуклюжъ, что ли?.. А откуда онъ явился, позвольте спросить? Что, у него хоть два или три предка сложили голову въ Палестин отъ меча сарацинъ, или хоть одинъ палъ въ битв при Бувин? Дворянство-то у него вчерашнее, а туда же гоняется за принцессами, дерзкій мальчишка!.. И что за предательство!.. Вдь я отъ него не прятался со своими мученьями! Еще далъ лучшаго жеребца съ конюшни для дурачества! А какъ ловко напалъ я на мошенниковъ, чтобъ его выручить! И вотъ въ благодарность онъ, съ перваго же разу, отнимаетъ у меня инфанту!.. Ну, ужь только бы догнать мн ее! Какъ она ни кричи тамъ себ, а я ужь ея не выпущу и весь свтъ объду съ нею!
Съ криками, съ бранью, съ проклятіями онъ скакалъ себ да скакалъ, какъ вдругъ, разъ вечеромъ, при заход солнца и при вызд изъ бдной деревеньки, нагналъ карету, лежащую на боку по середи дороги: одно колесо было на воздух, а другое валялось на земл, разбитое на двое. Лошади бились въ упряжи, а ямщики бгали отъ одной къ другой, надляя ихъ кнутьями и бранью. Изъ кареты слышались нжные и жалостные стоны.
Какъ ни сердитъ былъ маркизъ, а растаялъ отъ нжнаго голоса и, соскочивъ съ сдла, подбжалъ къ карет, открылъ дверцу и вытащилъ заплаканную женщину. При первомъ взгляд на него, она вскрикнула;