Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Какъ! это вы, маркизъ де Сентъ-Эллисъ!
— Принцесса Маміани!
— Ахъ! милый маркизъ, само Небо васъ посылаетъ!
— Нтъ, принцесса, нтъ, совсмъ не Небо, а разв бшенство.
Онъ отступилъ шагъ назадъ и, не спуская съ нея глазъ, началъ такъ:
— Осмльтесь признаться, зачмъ вы дете въ Зальцбургъ? Попробуйте отречься, что не для того, чтобъ встртиться съ графомъ де Монтестрюкъ? Достанетъ-ли у васъ смлости сказать, что вы не назначили ему тамъ свиласья?
— Да сознаюсь же, напротивъ, сознаюсь!
— Какъ!
— Да, безъ сомннья… кому-жь и сознаться, какъ не вамъ, его другу, его лучшему другу?
— Я - другъ его?… никогда! я терпть его не могу!
Услышавъ это, принцесса зарыдала и, ломая руки, воскликнула въ отчаяньи:
— Но чтожь со мной будетъ, если вы меня здсь бросите?… въ незнакомой сторон, безъ всякой помощи, съ опрокинутой каретой!… Каждый лишній часъ грозитъ ему бдой.
— И отлично! пусть попадетъ онъ прямо въ адъ, къ сатан!
— Гуго? да что жь онъ вамъ сдлалъ? за что это?…
— Какъ! что онъ мн сдлалъ? ну, признаюсь, на такой вопросъ только и способна женщина, да еще итальянка! Что онъ мн сдлалъ, этотъ проклятый Монтестрюкъ? да спросите лучше, чего онъ мн не сдлалъ?
— Что-жь такое?
— Величайшее преступленіе въ моихъ глазахъ: онъ васъ любитъ!
— Онъ? О! если бъ то Господь далъ, чтобъ такъ было!… тогда дла не были бы въ такомъ отчаянномъ положеніи!
Тутъ гнвъ маркиза перешелъ вс границы.
— Вы жалуетесь, что онъ васъ не любитъ! Какая неслыханная смлость! А посланная въ Мецъ записка, въ которой вы говорите такимъ нжнымъ языкомъ? А требованье, чтобъ онъ поспшилъ въ Зальцбургъ къ предмету своей страсти? Наконецъ самое присутствіе ваше здсь, на этой дорог — не лучшее-ли доказательство цлой цпи предательства и измны, которыя бсятъ меня и вопіютъ о мщеніи?
Принцесса смотрла на маркиза заплаканными глазами.
— Что вы тамъ говорите о мщеніи? сказала она жалобно, никогда вы не съумете отомстить мн такъ, какъ судьба уже мститъ… Увы! вы обвиняете Монтестрюка въ любви ко мн, а онъ весь занятъ мыслью — понравиться другой! И для этой-то другой, для графини де Монлюсонъ, я скачу во весь опоръ середи Германіи! Обожаемой его Орфиз грозитъ страшная опасность. Я знаю, что лишиться ея — для него хуже, чмъ умереть, и вотъ я ду спасать ее…
— Вы?
— Да, я! Еслибъ мн сказали прежде, что я сдлаю когда-нибудь то, что теперь длаю, — я бы ни за что не поврила! Я не обманываю васъ, а говорю, какъ оно есть на самомъ дл. Любовь къ вашему другу — не качайте такъ свирпо головой, онъ вашъ другъ и будетъ вашимъ другомъ, такъ нужно любовь эта меня совсмъ переродила. Я ужь и не знаю, право, что за сердце у меня въ груди. Я вытерпла вс муки ревности, я плакала, я умоляла, я проводила безсонныя ночи, я томилась по цлымъ часамъ, я призывала смерть, не имя духу сама искать ея, — и вотъ послдствія всего этого! Какая-то неодолимая сила вынуждаетъ меня посвятить ему всю жизнь мою. Мн бы слдовало бросить на гибель соперницу, я бы должна была ее ненавидть всми силами души, отдать ее, беззащитную, такому человку, который ни передъ чмъ не отступитъ. Нтъ! не могу! Дло не въ ней, а въ немъ! понимаете?
Маркизъ де Сент-Эллисъ ходилъ взадъ и впередъ по дорог, слушая Леонору, кусая свои усы, пожирая ее глазами, волнуясь между гнвомъ и жалостью, но сильнй всего поддаваясь удивленью.
— Что вы тамъ разсказываете? вскричалъ онъ наконецъ, вы говорите, что любите его, а онъ васъ не любитъ?
— Къ несчастью, именно такъ.
— Да что онъ, слпъ, что-ли, скотина?
— Увы! совсмъ не слпъ: у него вдь есть же глаза для графини де Монлюсонъ!
— И это для нея вы пустились теперь въ путь?
— Вы сами это скоро увидите, если только поможете мн теперь.
— Что же надо длать?
Принцесса подскочила и, взявъ об руки маркиза, сказала въ порыв радости:
— Ахъ! я вдь знала, что вы меня послушаете и что мой голосъ найдетъ отголосокъ въ вашемъ сердц!
— Я пока ничего еще не общалъ… Объяснитесь, пожалуйста…
— Графиня де Монлюсонъ похала въ Вну единственно для того, чтобъ быть поближе къ графу де Монтестрюку…
— Что, разв она его тоже любитъ?
— А вы этого не знали?
— Значитъ, весь свтъ его любитъ, разбойника?
— Человкъ, который желаетъ его только за богатство и за титулъ, ршился воспользоваться случаемъ, чтобъ похитить ее…
— Вотъ это очень мило!
— А что совсмъ ужь не такъ мило, такъ это — пользоваться беззащитностью одинокой женщины, съ слабостью, доврчивостью, чтобъ принудить ее, хоть бы силой, не имть другаго прибжища, какъ къ состраданію похитителя.
— Тьфу, какая мерзость! ну, моя страсть къ приключеніямъ не доходитъ до такихъ подвиговъ.
— Я никогда въ этомъ не сомнвалась…
— А какъ зовутъ этого ловкаго человка?
— Графъ де Шиври. Онъ ускакалъ впередъ; онъ ужь теперь, можетъ быть, въ Зальцбург и, поврьте, ни передъ чмъ не остановится, лишь бы добиться своей цли. Именно для того я и собралась вдругъ хать къ ней, чтобъ предупредить, предостеречь ее отъ этого страшнаго Цезаря… чтобъ помочь ей и вырвать у него изъ когтей,
— Вы? этими вотъ маленькими ручками? Хоть вы и принцесса, а все-таки женщина, да еще и одна, что жь вы можете сдлать?
— Епископъ зальцбургскій, владтельный государь въ своемъ город — мн родственникъ. Я уврена, что, по моей просьб, онъ дастъ мн конвой, чтобъ защитить графиню де Монлюсонъ отъ всякаго покушенія. Тогда пусть попробуетъ графъ де Шиври дотронуться хоть до одного волоска на ея голов!
— И все это оттого, что Монтестрюкъ ее обожаетъ?
— Да, оттого, что онъ ее обожаетъ.
Принцесса сказала это такимъ нжнымъ и печальнымъ голосомъ, съ такой жгучей горестью и съ такой покорностью судьб, что маркизъ былъ тронутъ до глубины души.