Въ огонь и въ воду

Ашар Амеде

— Я заслужу ее, матушка, и добьюсь ея.

— Да услышитъ тебя Господь!

Она привлекла его къ сердцу и долго обнимала.

— Теперь, сынъ мой, помни также, что бываетъ и такое несчастье, котораго ничмъ не одолешь. Храбрость бываетъ иногда побждена, терпнье истощается, воля устаетъ; сколько бываетъ такихъ, что возвращаются съ битвы израненные, обезсиленные! Если и на твоемъ пути станутъ преграды неодолимыя, ну! у тебя останется еще Тестера. Окрестныя поля даютъ тысячи полторы ливровъ въ годъ. Есть, значитъ, крыша и кусокъ хлба для старика, пріютъ отъ холода и нищеты… Но прежде

чмъ станешь искать здсь убжища, борись до конца и начинай двадцать разъ съизнова, пока будетъ у тебя хоть капля крови въ жилахъ, хоть капля жизни останется въ сердц.

Когда Гуго всталъ, графиня увидла, по мужественному выраженію его лица, что сынъ понялъ ее.

— Ступай теперь, сказала она ему, и готовь все къ отъзду; разъ что нибудь ршивши, не надо откладывать.

Маркизъ де Сент-Эллисъ прежде всхъ узналъ объ этомъ ршеніи.

— Ну, молодецъ, сказалъ онъ графу Гуго, ты выбралъ себ хорошій путь! — мн сдается, что и я скоро увижусь тамъ съ тобой; я думалъ было проучить принцессу, но чувствую самъ, что сердце бьетъ уже сдачу. Если только узнаю, что она въ Париж…..мы скоро увидимся.

Онъ побжалъ къ графин спросить, не можетъ-ли и онъ въ чемъ-нибудь облегчить Гуго въ предстоящей поздк. Онъ толковалъ ужь, что беретъ на себя снарядить молодаго друга, какъ слдуетъ. Графиня остановила его:

— У Гуго не будетъ ничего лишняго, сказала она; у него есть отъ васъ же, маркизъ, испанскій конь и, сколько я слышала объ этомъ кон, на немъ онъ удетъ далеко. Отъ герцога де Мирпуа у него есть Тестера, гд онъ выросъ и научился постоянству и покорности судьб. Отъ отца у него есть шпага. Другіе начинаютъ жизнь и съ меньшими еще средствами. Притомъ же вы знаете мои мысли о кое-какихъ вещахъ. Я не хочу, чтобы двери отворялись для Гуго чужими руками, а не его собственными; я хочу, чтобъ онъ умлъ отворить ихъ даже и силой. Здсь сформировался молодой человкъ, а тамъ, въ толп, въ свалк, сформируется настоящій графъ де Монтестрюкъ.

Черезъ нсколько дней посл этого разговора, солнце освтило день отъзда. Графиня де Монтестрюкъ встртила сына въ той же самой молельн. Глаза у нея были красные, но духъ твердъ. Она отдала сыну кошелекъ съ вышитымъ гербомъ и снятый со своего пальца перстень.

— Въ кошельк, сказала она, сотня золотыхъ; это все, что у меня есть на лицо, и я думала объ теб всякій разъ, какъ откладывала сюда день за день, сколько могла отъ ежедневнаго расхода… Этотъ перстень подарилъ мн отецъ твой, графъ Гедеонъ де Монтестрюкъ, въ день нашей помолвки. Съ тхъ поръ я его ни разу не снимала. Тогда мн было осьмнадцать лтъ, теперь я — старуха. Сколько горя перенесла я, сколько слезъ пролила съ того времени! Когда ты выберешь женщину, которая будетъ носить то же имя, что я ношу, наднь ей самъ этотъ перстень на палецъ.

Гуго стоялъ на колнахъ и цловалъ ей руки. Она не спускала съ него глазъ.

— Еще не все, продолжала она. Вотъ письмо за черной восковой печатью. Ты отдашь его по адрессу, но только въ такомъ случа, если будешь въ крайней опасности или въ крайней нужд. Если нтъ, то и не отдавай, не нужно.

Говоря это, она задыхалась; губы ея судорожно тряслись.

— Вы не сказали мн имя того, кому назначено это письмо, матушка,

а на конверт оно не надписано.

— Оно надписано, дитя мое, на другомъ конверт, подъ верхнимъ. Ты разорвешь верхній только въ крайней нужд, когда дло будетъ касаться твоей жизни или твоей чести. Тогда, но только тогда, или прямо къ этому господину и онъ теб поможетъ.

— Но если его ужь не будетъ въ живыхъ?

Графиня поблднла.

— Если онъ умеръ, тогда — положись на Бога… тогда сожги письмо.

Она положила руки на голову сына, все еще стоявшаго передъ ней на колнахъ, призвала на эту дорогую голову благословеніе свыше и, сдерживая слезы, открыла ему объятія. Онъ бросился къ ней на грудь и долго, долго она прижимала его къ сердцу, готовому разорваться на части.

Въ самую минуту отъзда, когда все ужь было готово, Агриппа подкрался къ своему воспитаннику и, отведя его въ сторону, сказалъ ему съ довольнымъ видомъ, не безъ лукавства:

— И я тоже хочу оставить вамъ память, графъ: это добыча, взятая у врага, и, легко можетъ случиться, что вы будете рады найдти у себя въ карман лишнія деньги.

И старикъ протянулъ ему длинный кошелекъ, порядочно набитый.

— Это что такое? спросилъ Гуго, встряхивая кошелекъ на рук и не безъ удовольствія слушая пріятный звонъ внутри его.

— Какъ же вы забыли, что я, по сущей справедливости и притомъ въ видахъ нравственныхъ, бралъ выкупъ съ мошенниковъ, которые пробовали ограбить нашъ сундукъ, гд ничего не было?

— Какъ! эти опыты in anima vili, какъ ты говорилъ…

— Именно! и вотъ вамъ ихъ результатъ. Я бралъ подать съ мошенниковъ, употреблявшихъ во зло довріе старика, а честныхъ награждалъ подаркомъ. Вы можете убдиться, увы! что равновсія между зломъ и добромъ не существуетъ! Зло — и это служитъ предметомъ самыхъ печальныхъ моихъ размышленій — сильно перетягиваетъ. У васъ въ рукахъ теперь и доказательство: у меня вдь было кое-что на ум, когда я изучалъ по-своему человчество.

— А еслибъ ты ошибся, вдь ты бы раззорилъ насъ! сказалъ Гуго, смясь отъ души.

— Графъ, возразилъ старикъ, разсчитывать на безчестность и плутовство рода человческаго — все равно, что играть поддльными костями… совсть даже упрекаетъ меня, что я игралъ наврное.

— Я всегда думалъ, что г. Агриппа великій философъ, сказалъ, подойдя къ нимъ, Коклико, слышавшій весь разговоръ. Этотъ честно наполненный кошелекъ представляетъ то, что мы, честные люди, называемъ между собой грушей на случай жажды.

— А когда голодъ и жажда мучатъ постоянно… сказалъ Агриппа.

— То все и глотаешь, подхватилъ Коклико, опуская кошелекъ къ себ въ карманъ.

— Разв и ты тоже дешь? спросилъ Гуго, притворяясь удивленнымъ.

— Графъ, я такой болванъ, что еслибъ вы бросили меня здсь, то я совсмъ бы пропалъ; ну, а въ Париж, хоть я его вовсе и не знаю, я ни за что не пропаду.

И, дернувъ его за рукавъ, онъ указалъ на Кадура, который выводилъ изъ конюшни пару осдланныхъ лошадей.

— И онъ тоже детъ съ нами, прибавилъ онъ; значитъ, насъ будетъ трое рыскать по свту.

— Numero Deus impare gaudet (Богъ любитъ нечетъ), проворчалъ Агриппа, немного знакомый, какъ мы ужъ видли, съ латынью.