Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Черезъ четверть часа, трое всадниковъ потеряли изъ виду башню Тестеры.
— Въ галопъ! крикнулъ Гуго, чувствуя тяжесть на сердц и не желая поддаться грустнымъ чувствамъ.
XI
Старинная исторія
Вс трое, Гуго де-Монтестрюкъ, Коклико и Кадуръ были въ такихъ лтахъ, что грусть у нихъ долго не могла длиться. Передъ ними было пространство, ихъ одушевляла широкая свобода — принадлежность всякаго путешествія, въ карманахъ у нихъ звенло серебро и золото, добрыя лошади выступали подъ ними, грызя удила, надъ головой сіяло свтлое небо, а подъ рукой были шпаги и пистолеты, съ которыми
Гуго особенно лелялъ такія мечты, конца которымъ и самъ не видлъ. Красное перо, полученное когда-то отъ принцессы Маміани и заткнутое въ шляпу, представилось ему теперь какимъ-то неодолимымъ талисманомъ.
Скоро виды измнились и трое верховыхъ очутились въ такихъ мстахъ, гд прежде никогда не бывали.
Коклико не помнилъ себя отъ радости и прыгалъ на сдл, какъ птичка на втк. Въ этой тройк онъ изображалъ собой слово, а арабъ — молчаніе. Каждый новый предметъ — деревня, развалина, каждый домъ, купцы съ возами, бродячіе комедіанты, прелаты верхомъ на мулахъ, дамы въ каретахъ или носилкахъ — все вызывало у Коклико крики удивленія, тогда какъ Кадуръ смотрлъ на все молча, не двигая ни однимъ мускуломъ на лиц.
— Вотъ болтунъ-то! вскричалъ весело Гуго, забавляясь разсказами Коклико.
— Графъ, сказалъ Коклико, это свыше моихъ силъ: я не могу молчать. Примромъ впрочемъ намъ могутъ служить птицы: он всегда поютъ; отъ чегожь и намъ не говорить? притомъ же я замтилъ, такъ ужъ я болванъ, что молчанье ведетъ къ печали, а печаль — къ потер аппетита.
— Ну, такъ будемъ же говорить, отвчалъ Гуго, бывшій въ хорошемъ расположеніи духа и видвшій все въ радужномъ свт; и если мы плохо станемъ расправляться съ ужиномъ, ожидающимъ насъ на ночлег, тогда что подумаютъ въ этой сторон о гасконскихъ желудкахъ?
— Да ихъ добрая слава пропадетъ на вки, вотъ что!
Двинувъ своего коня между Гуго и Кадуромъ, который продолжалъ смотрть на все спокойно, Коклико тоже принялъ серьезный видъ и сказалъ:
— А какъ вы думаете, графъ, что ждетъ того, кто ищетъ себ удачи въ свт и у кого есть притомъ хорошій испанскій жеребецъ, который такъ и пляшетъ подъ сдломъ; шпага, которая такъ и просится вонъ изъ ноженъ, а въ карман добрыя пистоли, которыя такъ и хотятъ выскочитъ на свтъ Божій?
— Да ждетъ все, чего хочешь, отвчалъ Гуго.
— Такъ значить, еслибъ вамъ пришла фаетазія сдлаться императоромъ требизондскимъ или царемъ черкесскимъ, вы думаете, что и это было-бъ возможно?
— Разумется!
— Ну, не надо забирать такъ высоко, графъ, не надо преувеличивать!… это, мн кажется, ужь слишкомъ много… А ты какъ думаешь, Кадуръ?
— Безъ помощи пророка, дубъ — все равно, что травка, а съ помощью пророка, песчинка становится горой…
— Слышишь, Коклико! моя воля будетъ именно такой песчинкой, а въ остальномъ поможетъ моя добрая звзда.
— Ну, и я немного помогу, графъ, да и Кадуръ также не прочь помочь; правда, Кадуръ?
— Да, отвчалъ коротко послдній.
— Не обращайте вниманія, графъ, на краткость этого отвта: у Кадура хоть языкъ и короткій, да за то рука длинная. Онъ изъ такой породы, которая отличается большой странностію — говорить не любитъ…. Огромный недостатокъ!
— Котораго за тобой не водится, мой добрый Коклико.
— Надюсь! ну, вотъ, пока мы демъ теперь смирненько по королевской дорог, по хорошей погод, которая такъ и тянетъ къ веселымъ мыслямъ, почему бы намъ не поискать, какъ бы устроить предстоящую намъ жизнь повеселй и попріятнй?
— Поищемъ, сказалъ Гуго.
Кадуръ только кивнулъ головой въ знакъ согласія.
— А, что я говорилъ! вскричалъ Коклико вотъ Кадуръ еще сберегъ цлое слово.
— Онъ сберегъ слово, за то ты можешь раззориться на цлую рчь.
— Ну, съ этой стороны я всегда обезпеченъ…. Не безпокойтесь!
Онъ услся потверже на сдл и продолжалъ, возвысивъ голосъ.
— Я слышалъ, что при двор множество прекрасныхъ дамъ, столько же, сколько было нимфъ на остров Калипсо, о которомъ я читалъ въ одной книг, и что эти дамы, какъ кажется, особенно милостивы къ военнымъ и еще милостиве къ такимъ, которые близки къ особ короля. Какъ бы мн хотлось быть гвардейскимъ капитаномъ!
— Да, недурно бы, сказалъ Гуго: можно бывать на всхъ праздникахъ и на всхъ сраженіяхъ.
— А вамъ очень нужны эти сраженія?
— Еще бы!
— Ну, это — какъ кому нравится. Мн такъ больше нравятся праздники. Съ другой стороны я слышалъ, что у людей духовныхъ есть сотни отличнйшихъ привиллегій: богатые приходы, жирныя аббатства съ вкуснымъ столомъ и съ покойной постелью, гд не побьютъ и не изранятъ…. А какая власть! ихъ слушаютъ вельможи, что довольно важно, да еще и женщины, что еще важнй. Безъ нихъ ничего не длается! ихъ рука и нога — повсюду. А нкоторые ученые утверждаютъ даже, что они управляютъ міромъ. Я не говорю, разумется, о сельскихъ священникахъ, что таскаются въ заплатанныхъ рясахъ по крестьянскимъ избамъ, а дятъ еще хуже своихъ прихожанъ. Нтъ! я говорю о прелатахъ, разжирвшихъ отъ десятины, о каноникахъ, спящихъ сколько душ угодно, о князьяхъ церкви, одтыхъ въ пурпуръ, засдающихъ въ совтахъ королевскихъ, важно шествующихъ въ носилкахъ… А что вы скажете, графъ, о кардинальской шляп?
Гуго сдлалъ гримасу.
— Пропади она совсмъ! вскричалъ онъ. Монтестрюки вс были военными.
— Ну, когда такъ, то перейдемъ лучше къ важнымъ должностямъ и къ чинамъ придворнымъ. Какъ весело и пріятно быть министромъ или посломъ! Кругомъ толпа людей, которые вамъ низко-низко кланяются и величаютъ васъ сіятельствомъ, что такъ пріятно щекочетъ самолюбіе. Вы водитесь съ принцами и съ королями, вы преважная особа въ свт. Не говорю уже о кое-какихъ мелкихъ выгодахъ, въ род крупнаго жалованья, напримръ, или хорошей аренды. Кром того, мн бы очень было весело поссориться, напримръ, сегодня съ англичанами, придраться завтра къ испанцамъ, а при случа содрать взятку съ венеціанъ или съ турецкаго султана. Пресыщенный славою, я бы мирно окончилъ жизнь въ расшитомъ мундир и въ шляп съ перьями — какимъ-нибудь первымъ чиномъ двора.
— Гм! сказалъ Гуго, слишкомъ много лести съ одной стороны и неправды съ другой!… склоняться передъ высшими, гордо выпрямляться передъ слабыми, вчно искать окольныхъ путей, плакать — когда властитель печаленъ, смяться, когда онъ веселъ, корчить свое лицо по его лицу, вся эта тяжелая работа со всмъ не по моему характеру — ктому же у меня никогда не хватитъ храбрости возиться съ чужими длами, когда и со своими-то собственными часто не знаешь, какъ сладить
— Есть еще кое-что, продолжалъ Коклико, и чуть-ли это будетъ не получше. Можно вернуться въ Тестеру, гд васъ любятъ, да и сторона тамъ такая славная, прожить тамъ всю жизнь, поискать славной хорошенькой двушки порядочнаго рода и съ кое-какимъ приданымъ, жениться на ней и народить добрыхъ господъ, которые, въ свою очередь, тоже проживутъ тамъ до смерти, сажая капусту. Такъ можно прожить счастливо, а это, говорятъ, вдь не всякому дается.