Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Мы такого рода, что одного счастья намъ еще мало, гордо возразилъ Гуго.
Коклико взглянулъ на него и продолжалъ:
— Да, кстати, графъ, о Монтестрюкахъ разсказываютъ какую-то исторію; я что-то слышалъ объ этомъ, еще будучи ребенкомъ… Мн давно хочется спросить у васъ о всхъ подробностяхъ. Меня всегда интересовало, откуда у васъ фамилія Шаржполь и девизъ: Бей! руби! что написано у васъ на герб; такъ кричатъ, кажется, члены вашего рода въ сраженіяхъ. Не объясните-ли вы намъ всего этого? Мн бы это теперь и надо бы узнать, разъ я самъ принадлежу къ вашей свит.
— Охотно, отвчалъ Гуго.
Они хали въ это время въ тни, между двумя рядами деревьевъ, и втерокъ слегка шелестелъ листьями; до ночлега оставалось дв или три мили; Гуго сталъ разсказывать товарищамъ исторію своего рода, между тмъ какъ они хали по бокамъ его, внимательно слушая:
— Это было въ то время, началъ онъ, когда добрый король Генрихъ IV завоевывалъ себ королевство. За нимъ всегда слдовала кучка славныхъ ребятъ, которыхъ онъ ободрялъ своимъ примромъ; здилъ онъ по горамъ и по доламъ; счастье ему не всегда улыбалось, но за то онъ всегда былъ веселъ и храбро встрчалъ грозу и бурю. Когда кто-нибудь изъ товарищей его переселялся въ вчность, другіе являлись на мсто, и вокругъ него всегда былъ отрядъ, готовый кинуться за него въ огонь и въ воду.
— Какъ бы мн хотлось быть тамъ, прошепталъ Коклико.
— Случилось разъ, что короля Генриха, бывшаго тогда еще, для доброй половины Франціи и для Парижа, только королемъ наваррскимъ, окружилъ, въ углу Гасконьи, сильный отрядъ враговъ. Съ нимъ было очень немного солдатъ, вполн готовыхъ, правда, храбро исполнитъ свой долгъ, но съ такими слабыми силами нелегко было пробиться сквозь непріятельскую линію, охраняемую исправными караулами. Король остановился въ лсу, по краю котораго протекала глубокая и широкая рка, окруженная еще срубленными деревьями, чтобы закрыть ему совсмъ выходъ. Враги надялись одолть его голодомъ, и въ самомъ дл, отрядъ его начиналъ уже сильно чувствовать недостатокъ въ продовольствіи.
— Генрихъ IV бгалъ какъ левъ кругомъ своего лагеря, отъискивая выхода и бросаясь то налво, то направо. Происходили небольшія стычки, всегда стоившія жизни нсколькимъ роялистамъ. По всмъ дорогамъ стоялъ сильный караулъ, а переправиться черезъ рку, гд караулъ казался послабй, и думать было невозможно: она была такая быстрая, что безъ лодокъ нельзя было обойдтись, а достать ихъ было негд.
— Чортъ побери! бормоталъ король, не знаю, какъ отсюда выйдти, а все-таки выйду!…
— Такая увренность поддерживала надежду и въ его солдатахъ.
— Разъ вечеромъ, на аванпостахъ показался какой-то человкъ и объявилъ, что ему нужно видть короля. На спин у него была котомка и одтъ онъ былъ въ оборванный балахонъ, но смлый и открытый взглядъ говорилъ въ его пользу.
— Кто ты таковъ? спросилъ его офицеръ.
— Я изъ такихъ, что король будетъ радъ меня видть, когда узнаетъ, зачмъ я пришелъ.
— А мн ты разв не можешь этого объявить? Я передамъ слово въ слово.
— Извините, капитанъ, но это невозможно.
Офицеръ подумалъ ужь, не подослали-ли непріятели кого-нибудь отъ себя, чтобъ отдлаться разъ навсегда отъ короля, и самъ не зналъ, что отвчать. Неизвстный стоялъ смирно, опираясь на палку.
— Дло въ томъ, продолжалъ офицеръ, что съ королемъ нельзя всякому говорить, какъ съ простымъ сосдомъ….
— Ну, я и подожду, если надо; только разумется, поговоривши посл со мной, король Генрихъ пожалетъ, что вы заставили меня потерять время.
— У человка этого было такое честное лицо, онъ такъ покойно слъ подъ деревомъ и вынулъ изъ котомки кусокъ чернаго хлба и луковицу, собираясь поужинать, что офицеръ наконецъ ршился. Кто знаетъ! говорилъ онъ себ, у этого человка есть, можетъ быть, какая-нибудь хорошая всть для насъ.
— Ну, такъ и быть! пойдемъ со мной, сказалъ онъ крестьянину.
— Тотъ поднялъ брошенныя на землю котомку и палку и пошелъ за офицеромъ, который привелъ его къ капитану гвардіи; этотъ обратился къ нему съ тми же вопросами и получилъ на нихъ т же самые отвты. Ему надо было говорить съ королемъ, и съ однимъ только королемъ.
— Да вдь я все равно, что король! сказалъ капитанъ.
— Ну, какъ же не такъ! Вы-то капитанъ, а онъ — король… Значитъ, не все равно!
Противъ этого возражать было нечего и капитанъ пошелъ доложить королю Генриху, который грустно разсчитывалъ про-себя, сколько еще дней остается ему до неизбжной и отчаянной вылазки.
— А! ввести его! крикнулъ онъ; можетъ быть, онъ присланъ ко мн съ извстіемъ, что къ намъ идутъ на помощь.
Крестьянина ввели. Это былъ статный молодецъ съ гордымъ взглядомъ, на видъ лтъ тридцати.
— Что теб нужно? спросилъ король; говори, я слушаю.
— Я знаю, что вы съ вашими солдатами не можете отсюда выбраться… Ну, и я забилъ себ въ голову, что выведу васъ, потому что люблю васъ.
— А за что ты меня любишь?
— Да зато, что вы сами храбрый солдатъ, всегда впереди всхъ въ огн и себя совсмъ не бережете: вотъ мн и сдается, что изъ васъ выйдетъ славный король, милостивый къ бдному народу.
— Не дурно, любезный! но какимъ же способомъ ты думаешь вывести меня отсюда?… Да, вдь понимаешь? не одного же меня! Всхъ со мной, а не то я останусь здсь съ ними.
— Вотъ это сказано но-королевски; значитъ, я не ошибся, что пришелъ сюда.
— Такъ ты думаешь, что можешь вывести насъ всхъ вмст изъ этого проклятаго лса?
— Да, именно такъ и думаю.
— Такъ говори-жъ скорй… Какимъ путемъ?
— Да просто — ркой.
— Но вдь рка такъ широка и глубока, что черезъ нее нельзя перейдти… Ты, любезный, чуть ли не теряешь голову!..
— Голова-то у меня еще исправно держится на плечахъ… И даже въ ней сидитъ пара добрыхъ глазъ, чтобъ вамъ послужить…. А бродъ черезъ рку разв годится только для козъ, да для овецъ, что-ли?..
— Значитъ, есть бродъ на этой рк и ты его знаешь?
— Ну, вотъ еще! да еслибъ я не зналъ его, такъ зачмъ же и пришелъ бы сюда?
Генрихъ IV чуть не обнялъ крестьянина.
— И ты насъ проводишь?
— Да, когда прикажете. Оно даже и лучше подождать ночи: ночью-то похуже караулятъ въ окрестностяхъ.