Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— А впрочемъ, говорила она себ въ раздумь, все это почти всегда одно и то-же!
Такая опытность могла бы показаться странною въ такой молоденькой двочк, но хроника гласила, что Брискетта не безъ удовольствія слушала уже рчи одного господина, у котораго былъ замокъ съ высокими башнями въ окрестностяхъ Миранды, и кром того, не разъ видли, какъ вокругъ лавки оружейника, въ такіе часы, когда она бывала заперта, бродилъ португальскій господчикъ, будто-бы поджидая, чтобы показался свтъ за окномъ маленькаго балкона. Отъ этого-то самаго, прибавляла хроника, Брискетта и не выходила замужъ, несмотря на хорошенькое личико и на собранныя отцомъ деньги.
Мысль, что такой красавецъ, да еще и графъ,
— Никого во всемъ Ош такъ не обожаютъ, какъ меня!
Однако она вздрагивала каждый разъ, когда вспоминала, какой опасности подвергается графъ де Монтестрюкъ изъ любви къ ней. Что, если онъ въ самомъ дл убьется въ этой безумной попытк? Наканун назначеннаго дня она пошла къ Пустерлямъ и остановилась на вершин самой большой. Взглянувъ на эту кручу, падавшую съ вершинъ города къ берегу Жера, будто каменная лстница, она вздрогнула. Разв оттого только, что она ни разу не видла этой кручи, она и могла потребовать, чтобы Гуго спустился съ ней верхомъ. Гд же тутъ лошади поставить ногу на этомъ обрыв, усянномъ еще гладкими, будто отполированными голышами? Наврное, тутъ всякій сломитъ себ шею. Разсказъ объ испанц очевидно — басня. Дрожа, она прошла вдоль домовъ, высокія стны которыхъ еще больше омрачали эту глубокую улицу, показываемую всмъ прізжимъ, какъ одинъ изъ предметовъ любопытства въ Ош; внизу протекала рка.
— Если онъ заберется сюда, подумала она, онъ живой не выйдетъ… И я сама…
Бдная Брискетта поблднла и вернулась домой, твердо ршившись снять съ графа его общанье.
Между тмъ затя эта надлала шуму; разсказывалъ объ ней маркизъ, похвасталась и Брискетта своимъ пріятельницамъ, и слухъ быстро разошелся изъ города въ предмстья, а тамъ и въ окрестныя деревни, возбудивъ всеобщее любопытство. Вс хотли быть на этомъ представленіи и когда наступила Пасха, съ утра вс, кто только могъ двигаться въ город и въ окрестностяхъ, пошли къ тому мсту, куда графъ де Монтестрюкъ поклялся явиться въ назначенный часъ и однакожь, какъ думали многіе, не явится.
День былъ праздничный и солнце блистало на безоблачномъ неб. Скоро на площади передъ соборомъ собралась несмтная толпа. Повременамъ поднимался сильный шумъ; охотники держали между собой пари. Каждый разъ, какъ показывался вдали верховой, эта масса народа волновалась, какъ море отъ втра.
Дамы помстились на своихъ балконахъ, чтобъ видть, какъ прідетъ Гуго.
— Если онъ прідетъ, то онъ — просто сумасшедшій! говорили люди разсудительные.
— Нтъ, онъ влюбленъ, говорили другіе, и наврное прідетъ.
— Давайте же дорогу! крикнулъ одинъ насмшникъ, расталкивая локтями толпу: сумасшествіе — вещь священная!
При первомъ удар колокола въ полдень, вс головы обратились ко възду на площадь. При двнадцатомъ — показался графъ де Монтестрюкъ на своемъ испанскомъ жеребц, а за нимъ Коклико и Кадуръ. Хорошенькія двушки чуть не захлопали. Маркизъ де Сент-Эллисъ, уже съ четверть часа постукивавшій ногой отъ нетерпнья, подъхалъ къ Гуго и обнялъ его; потомъ онъ сошелъ съ коня, чтобъ хорошенько осмотрть своими глазами, все-ли исправно: узда, удила, цпочка у мундштука, подпруга. Брискетга, едва удерживаясь отъ слезъ, раздвинула толпу и, положивъ ручку на шею Овсяной Соломенки, который билъ копытомъ отъ нетерпнья, сказала графу:
— Я была не права; останьтесь пожалуйста.
Гуго покачалъ головой. Брискетта поднялась на цыпочки и, схвативъ Гуго за руку, шепнула:
— Останьтесь, кто знаетъ! можетъ случиться, что окно отворится и само собой!
— Нтъ, Брискетта! что бы вы сами подумали о человк, который принялъ бы милость, не заслуживъ ея?
— А если я васъ сама освобождаю отъ вашего общанья? Если я вамъ скажу, что я умираю отъ страха… что у меня сердце разрывается на части?
— Я въ восторг, милая Брискетта: это мн доказываетъ, что я побдилъ сердце, прежде чмъ выигралъ пари, къ несчастью, разъ даннаго мною слова вы не въ силахъ мн возвратить… Я далъ его самому себ и не хочу, чтобы весь этотъ собравшійся народъ имлъ право сказать когда-нибудь, что графъ де Монтестрюкъ отступилъ хоть одинъ шагъ назадъ.
Брискетта печально сняла руку и чувствуя, что слезы душатъ ее, спрятала личико въ мантилью.
Гуго оправился на сдл и похалъ къ большой Пустерл, провожаемый цлой толпой народа, между тмъ какъ дамы махали ему платками на своихъ балконахъ.
Маркизъ де Сент-Эллисъ въ раздумьи халъ рядомъ съ нимъ.
Дохавъ до того мста, откуда надо было начать спускъ, Гуго остановился на минуту и взглянулъ внизъ на дно этого обрыва, будто вырубленнаго топоромъ великана между двумя рядами домовъ. Конь вытянулъ шею, поднялъ уши и фыркнулъ, взглянувъ тоже въ эту пропасть.
Фиговыя деревья, освщенныя солнцемъ, простирали тамъ и сямъ свои втки съ блестящими листьями черезъ стны дворовъ и бросали двигающуюся тнь на блые фасады сосднихъ домовъ. Раскрытыя окна были полны тсными кучами смотрящихъ внизъ головъ.
Маркизъ взглянулъ на Пустерлю черезъ голову своего коня, который сталъ надъ самымъ обрывомъ, какъ вкопанный.
— Гм! промычалъ онъ, эта прогулка могла бы считаться въ числ двнадцати подвиговъ Геркулеса!
И дотронувшись до руки Гуго, онъ спросилъ его:
— Ты твердо ршился? Подумай, что тутъ не ты будешь защищать свою жизнь: она зависитъ отъ коня — или даже отъ перваго камня, который попадется ему подъ ноги!
Вмсто отвта, Гуго поклонился толп и тронулъ поводья. Жеребецъ перебралъ ногами, отступилъ назадъ и взвился на дыбы. Гуго далъ шпоры, онъ фыркнулъ и нершительно ступилъ ногой на скользкіе камни спуска. Настало мертвое молчаніе. Теперь Гуго, еслибъ и захотлъ, ужь не могъ вернуться назадъ: негд ужь было повернуть коня.
Такая же точно толпа, какая была наверху, собралась и внизу, на берегу рки. Сверху виднъ былъ только крупъ лошади, снизу — только грудь. Она какъ будто висла на воздух. Каждый шагъ, который она пробовала сдлать внизъ по обрыву, заставлялъ всхъ невольно вздрагивать. Она подвигалась медленно, со страхомъ, выставивъ уши впередъ, раздувши красныя ноздри; копыта ощупывали осторожно малйшія щели между голышами, прежде чмъ ступить ногой. Иногда вс четыре подковы скользили разомъ, конь садился назадъ и ползъ внизъ по круч. На половин спуска нога попала на камень; конь споткнулся и ужь всмъ казалось, что человкъ съ лошадью вотъ вотъ оборвутся въ страшную пропасть. Раздался общій крикъ ужаса, но жеребецъ сдлалъ скачокъ и сталъ твердо.
— Ахъ! какъ страшно! вскричалъ Коклико. Я ужь думалъ, что все кончено!
— Не было написано въ книг судебъ, сказалъ Кадуръ. Маркизъ просто не дышалъ. Онъ впился глазами въ Гуго и слдилъ за малйшимъ его движеніемъ; ловкость его, хладнокровіе, смлость были по истин изумительны.
— И подумаешь, что я чуть-чуть не раскроилъ голову этому молодцу! шепталъ онъ; хорошо, что я былъ тогда такъ неловокъ!
Передъ Гуго и Овсяной Соломенкой оставалось внизъ какихъ-нибудь десять шаговъ. Гуго смло далъ шпоры коню и однимъ скачкомъ, собравъ ноги, жеребецъ спрыгнулъ на гладкую и ровную землю. Раздались восклицанія и въ одну минуту вс платки и вс шляпы полетли вверхъ. Маркизъ, отирая слезы, бросился впередъ и упалъ въ объятія Гуго.