Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— А разв и на томъ берегу есть непріятели?
— Да, за лскомъ, и вамъ оттого именно ихъ и невидно… но не такъ, какъ здсь… а отрядъ, надо думать, вдвое противъ вашего.
— Ну, это ничего, пробьемся!
— И я себ говорилъ то же самое.
— Живой снимать лагерь! крикнулъ король, но, спохватясь, тронулъ руку будущаго проводника:
— Да ты не врешь? Ты не для того пришелъ сюда, чтобъ обмануть меня и навести насъ всхъ на засаду?
— А велите хать по обимъ сторонамъ меня двумъ верховымъ съ пистолетами въ рук и, какъ только вамъ покажется, что я совралъ, пусть меня застрлятъ безъ всякихъ разговоровъ! Но за то, если я благополучно проведу васъ
— Проси, чего хочешь! кошелекъ весь высыплю теб на руку.
— Кошелекъ-то оставьте пожалуй при себ, а мн велите дать коня да шпагу и позвольте биться рядомъ съ вами.
— Еще бы, ршено!.. Останешься при мн.
Какъ только совсмъ стемнло, королевскій отрядъ снялся потихоньку съ лагеря и выстроился, а крестьянинъ сталъ къ голов и пошелъ прямо впередъ черезъ лсъ. Солдаты потянулись гуськомъ по узкой и извилистой тропинк, которая черезъ чащу вела къ самой рк. Проводникъ скакалъ на ходу, какъ заяцъ, ни разу не задумавшись, хоть было такъ темно, какъ въ печк. Когда выходили на поляну, вдали виднлись тамъ и сямъ красныя точки, блиставшія, какъ искры: то были непріятельскіе огни. Они огибали лсъ кругомъ со всхъ сторонъ. Втеръ доносилъ оттуда псни. Видно было, что тамъ люди сыты: такъ они весело шумли. Съ королевской стороны царствовало глубокое молчаніе.
Вдругъ на опушк открылась рка, совсмъ черная отъ густой тни деревьевъ. Крестьянинъ, шедшій досел крупными шагами и молча, остановился и сталъ пристально искать, сказавши, чтобы никто не двигался пока съ мста.
— Понимаете, сказалъ онъ: какъ бы не ошибиться и не завести васъ въ какую-нибудь яму.
При слабомъ отблеск гладкой воды, онъ увидлъ въ нсколькихъ шагахъ толстую дуплистую вербу, а рядомъ съ ней другую поменьше съ подмытыми корнями.
— Вотъ если тутъ, немножко въ сторон, есть подъ водой большой плоскій камень, то значитъ, бродъ какъ разъ тутъ и есть, продолжалъ онъ.
Онъ опустилъ въ воду свою палку, пощупалъ и нашелъ камень.
— Отлично! сказалъ онъ, теперь смло можемъ переходить. И первымъ вошелъ въ воду. Вс взошли за нимъ слдомъ. Скоро вода стала доставать имъ выше колнъ. Смутно начиналъ ужь обозначаться другой берегъ.
— Сейчасъ, продолжалъ проводникъ, все еще ощупывая дно палкой, дойдетъ до пояса, и немного дальше — почти до плечъ… Тутъ самое трудное мсто, но оно не широко. Вотъ только руки надо будетъ поднять надъ головой, чтобы не замочить пороху… А то и верховые могутъ взять пшихъ себ за спину на коней.
— Молодецъ-то ни о чемъ не забываетъ! сказалъ король.
— Какъ говорилъ проводникъ, отрядъ очутился скоро на самой середин рки; лошадямъ было ужъ по грудь. Черезъ нсколько шаговъ, вода дошла почти до самыхъ сделъ; потомъ мало-по-малу дно стало опять подниматься. Шаговъ за десять до берега, лошадямъ было только по щетку.
— Слава теб, Господи! сказалъ король, ступая на берегъ; ну ты, братъ, молодецъ!
— Ночь приходила къ концу. На блющемъ горизонт начиналъ обозначаться гребень холмовъ, на неб показывался блдный отблескъ зари.
— Вотъ самый отличный часъ, чтобы напасть въ расплохъ на непріятеля, сказалъ крестьянинъ: отъ усталости и отъ утренняго холода вс тамъ крпко заснули.
— А ты почему это знаешь?
— Да разв я не служилъ цлыхъ шесть лтъ? Рана-то вдь меня и заставила бросить ружье.
— Королевскіе солдаты уже строились на берегу, каждый подходя къ своему ротному значку.
— Что-жъ, сказалъ крестьянинъ королю, который привсталъ на стременахъ, чтобъ лучше видть; помните, что мн общали?
—
— Генрихъ IV сдлалъ знакъ офицеру, и крестьянину тотчасъ же подвели осдланную лошадь.
— Храбрый солдатъ, что здилъ на этомъ кон, убитъ на дняхъ, сказалъ король, а теперь ты его замнишь.
— За лскомъ что-то зашевелилось, но еще нельзя было разобрать, что тамъ именно длается.
— Это непріятельскій лагерь просыпается, сказалъ крестьянинъ и принялся махать шпагой, подбирая поводья.
— Ты хорошо знаешь мстность. Что намъ теперь длать? Куда идти, спросилъ король.
— Этотъ лсокъ — пустяки: тоненькій пологъ изъ зелени, и только. А стоитъ отрядъ дальше, въ долин; какъ только спустимся, такъ на него и наткнемся… Значитъ, прямо впередъ и въ аттаку!
— Славно сказано!… А какъ тебя зовутъ?
— Поль-Самуилъ, изъ мстечка Монтестрюкъ, что въ Арманьяк.
— Ну! впередъ, Поль [1] маршъ-маршъ!
Крестьянинъ далъ шпоры коню и пустился во весь карьеръ, махая надъ головой новой шпагой и крича: бей! руби!
Въ одну минуту они пронеслись черезъ лсокъ. Какъ и говорилъ Поль, это былъ просто пологъ изъ зелени, и королевскій отрядъ, съ Генрихомъ IV и съ проводникомъ во глав, ринулся внизъ съ горы, какъ лавина. Лошади въ непріятельскомъ лагер были почти вс еще на привязи; часовые выстрлили куда попало и разбжались. Кучка пхоты, собравшаяся идти на поживу, вздумала-было сопротивляться, но была опрокинута и въ одно мгновеніе ока король со своими очутился передъ самымъ фронтомъ лагеря. Тутъ все было въ смятеніи. Но на голосъ офицеровъ нсколько человкъ собрались на-скоро въ кучу и кое-какъ построились. Поль, увидвъ ихъ и указывая концомъ шпаги, кинулся со своими, продолжая кричать: бей! руби!
1
Charge, Paul!.
Ударомъ шпаги плашмя онъ свалилъ съ коня перваго попавшагося кавалериста, остріемъ проткнулъ на сквозь горло другому и врзался въ самую середину толпы.
Все подалось подъ ударомъ королевскихъ солдатъ, какъ подается досчатая стнка передъ стремительнымъ потокомъ, и въ одну минуту все кончилось. Четверть часа спустя, король былъ уже въ чистомъ пол, далеко отъ всякой погони, и вокругъ него собрались сторонники, терявшіе уже надежду увидать его въ живыхъ.
Когда пришли вечеромъ на ночлегъ, король подозвалъ Поль-Самуила, обнялъ его при всхъ офицерахъ и сказалъ имъ:
— Господа! вотъ человкъ, который спасъ меня; считайте его своимъ братомъ и другомъ. А теб, Поль, я отдаю во владніе Монтестрюкъ, — такъ отъ него ты и будешь впередъ называться — кром того, жалую тебя графомъ де Шаржполь, на память о твоей храбрости въ сегодняшнемъ дл. На графскій титулъ и на владніе ты получишь грамоту по форм за моей подписью и за королевской печатью. Сворхъ того, я хочу, чтобъ ты принялъ въ свой родовой гербъ, на память о твоемъ подвиг и о словахъ твоихъ во-первыхъ, золотое поле, потому что ты показалъ золотое сердце; во-вторыхъ, чернаго скачущаго коня — въ память того, который былъ подъ тобой; въ третьихъ, зеленую голову — въ знакъ того лса, въ который ты бросился первымъ, и въ четвертыхъ, надъ шлемомъ серебряную шпагу остріемъ вверхъ — въ память той, которою ты махалъ въ бою и которая, видитъ Богъ! сверкала огнемъ на утреннемъ солнц. А девизъ своего рода ты самъ прокричалъ и можешь вырзать подъ щитомъ эти два слова, которыя лучше всякихъ длинныхъ рчей: бей! руби!