Волжское затмение
Шрифт:
– “Восьмое июля. Костромской отряд. Красноармеец Щёткин заснул на посту и был разоружён неизвестным.
Девятое июля. Иваново-Вознесенский отряд. Красноармеец Чистяков получил пороховой ожог глаз при попытке разобрать винтовочный патрон.
Десятое июля. Иваново-Вознесенский отряд. Красноармеец Барашков неосторожным выстрелом из винтовки, полагая, что она не заряжена, серьёзно ранил своего товарища, красноармейца Ищенко.
Одиннадцатое июля. Шуйский отряд. Красноармейцы Фетисов, Лукин и Остапченко, будучи выпивши, вели несознательные разговоры и пели антибольшевистские частушки.”
Ленцман замолк, пожал плечами и обвёл всех многозначительным взглядом из-под очков. И заговорил снова.
– И вот два совсем уж вопиющих случая. Виновные взяты под арест и ждут своей участи. “Одиннадцатое июля. Костромской отряд. Красноармейцы Дымков, Дрягин и Батов задержаны при попытке мародёрства.
Двенадцатое июля. Иваново-Вознесенский отряд. Красноармейцы Савватьев, Ермилов и Житников задержаны за порчу винтовок, из которых намеревались сделать обрезы. Из обрезов, по их словам, “сподручнее стрелять”.
При такой дисциплине и организации, товарищи, дома надо на печи сидеть, а не воевать с белыми! Ни о каком крупном наступлении речи быть не может. И посмотрите, кто чаще всех фигурирует в сводках! Кострома и Иваново! А товарищи Костров и Клюкин до хрипоты нас тут с вами убеждали в необходимости наступления и прекрасной боеготовности своих отрядов. Не стыдно?! И это Красная армия! – и Ленцман укоризненно покачал ладонью в воздухе, будто пощёчину кому-то влепить хотел, да раздумал. Командиры Костров и Клюкин поникли и обесцветились.
– Товарищ Бабич, прошу вас сделать соответствующие выводы, –назидательно произнёс Ленцман, и звонко, как копытцами, постукивая сапогами, вышел к карте, закурил и заговорил степенно и неторопливо.
– Обстановка, товарищи, весьма выгодна для нас. Город окружён, противник заперт в нём, как в мышеловке. Это половина победы. Вторая половина – это наше успешное наступление. Залог его успеха – железная дисциплина. Же-лез-на-я! – Ленцман увлекался, грассировал, изящно помахивал папиросой и, конечно, очень нравился себе. – Так вот. Железной дисциплины на Ярославском фронте я не вижу. Не ви-жу! Полный разброд и анархия! Это, товарищи, архискверно, и с этим я буду бороться беспощадно! – Ленцман густо пыхнул дымом и загасил окурок в пепельнице-жестянке. – Но товарищи командиры правы-таки в двух вещах. Первое. Надо действовать решительно и наступательно. Второе. Возглавить наше наступление и даже выработать сколь-нибудь приемлемый план действий на данный момент некому. И это наша беда. Понимая это, я от имени Чрезвычайного штаба и комитета обратился к Архангельскому окрвоенкому Геккеру. Я просил его по возможности лично прибыть в Ярославль, вникнуть в обстановку и хотя бы дать рекомендации в отношении дальнейших действий, если, конечно, он найдёт на это время. Обстановка на Севере очень сложная. Надо не пропустить десант из Архангельска, если он, сверх ожидания, будет высажен, – карандаш Ленцмана ткнулся остриём в карту выше Ярославля и оставил там грубый тёмный штрих. – Говорю “сверх ожидания” потому, что его не ждут уже и сами перхуровцы. Сил у них мало, боеприпасы кончаются. Настроения упаднические. Преобладают подавленность и негодование, даже штабные втихаря ругают Перхурова за авантюризм и жалеют, что ввязались в это тухлое дело. Это уже разложение, товарищи, – и Ленцман победно оглядел зал.
– Борьбе в тылу противника мы тоже придаём большое значение, – нервно дёрнув щекой, выпалил он. – В захваченном городе осталось много бойцов коммунистического отряда, убеждённых – несдавшихся – милиционеров, чекистов, советских служащих да и просто сочувствующих нашей власти. Многие из них вооружены и пытаются оказать сопротивление мятежникам. Крайне важно объединить этих людей, довооружить и согласовать их выступления с нашими. Товарищ Каморин, как продвигается ваша работа?
– Медленно, товарищ полковой комиссар. Люди эти разрозненны, и сколотить из них боеспособный отряд – дело немалого времени. Но мы стараемся. Ведём агитацию, снабжаем листовками, оружием. Вчера за Которосль переправлено сто винтовок с полным боекомплектом… – отозвался Василий Андреевич.
– Глядите, Каморин, как бы оружие и боеприпасы не оказались у белых. И не больно-то, я смотрю, там у вас желают воевать! – Ленцман горько покачал головой. – Хороша! Эх, хороша же у нас Советская власть, даже защититься не может! Но довольно лирики. Находясь в должности начальника Чрезвычайного штаба предписываю Вам, Каморин, завтра к одиннадцати часам явиться ко мне с предложениями по организации в тылу противника масштабного вооружённого выступления с широким привлечением городских жителей. Без поддержки изнутри, товарищи, – доверительно обвёл Ленцман глазами аудиторию, – нам трудно планировать боевые операции по штурму города. Более того, в сложившихся обстоятельствах это существенно приблизило бы развязку.
– Масштабное…вооружённое выступление? – ошеломлённо вырвалось у Бабича. – Но это… Это же… – и он закашлялся.
Командиры за столом зашептались, загудели.
– Масштабного выступления не будет, – на выдохе проговорил Каморин и замолк.
Ленцман отшатнулся, будто от оплеухи.
– Что..? Как? – ошарашено пробормотал он, сорвал очки, бросил их на стол и близоруко заморгал. – Извольте пояснить, товарищ Каморин. Почему?
За столом прокатился гуд недоумения. Люди пожимали плечами и переглядывались.
– Потому что это невозможно, – сквозь зубы, смиряя вскипающую злость, процедил Каморин. – Вы, товарищ Ленцман, хоть раз были там, за Которослью? Вы знаете, в каком состоянии находятся там люди? Город ежедневно обстреливают, он рушится и горит, сотни погибших каждый день! Разложившиеся трупы на улицах, в подвалах! Голод, тиф, дизентерия! Да эти люди и палку-то простую не поднимут, не то что винтовку или револьвер! – Каморин резко вздохнул, сжал кулаки, будто беря себя в руки, и сел, как упал, на табуретку.
– Та-ак… – скрипуче протянул Ленцман, надевая очки. – Вы, товарищ Каморин, успокойтесь. Итак, вы уверены, в невозможности крупного выступления? Да или нет? Без эмоций?
– Уверен, – еле слышно ответил Каморин.
– Зачем же, в таком случае, мы перебрасываем за Которосль драгоценное оружие, боеприпасы, провиант? Для какой цели? И кому они достанутся? Отвечайте!
– Оружие и провиант пришли по назначению, – отдышавшись, отвечал Каморин. – Получение проконтролировано. Я запросил необходимый минимум для отряда и запас на случай поступления новых бойцов. Мы продолжаем борьбу. И будем продолжать, но поднять на Перхурова город невозможно. Он ещё достаточно силён, и при первой же попытке разобьёт нас вдребезги.
– Кто знает, кто знает… – усмехнулся Ленцман. – Может, и не лишено… – и многозначительно сверкнул очками. Но не успел продолжить. В зал, стуча пыльными сапогами и разнося острый запах конского пота, вошёл красноармеец-вестовой.
– Виноват, товарищи командиры и комиссары. Пакет от товарища Геккера особой важности, – проговорил он усталым голосом. Путь он, видимо, проделал нелёгкий и неблизкий.
– Давайте, – протянул руку Ленцман. – Давайте же, – взял и разорвал пакет. – Вы свободны, товарищ. Спасибо.